Другая важная тема повести «Девочка из города» – встреча городского ребенка с сельской жизнью. Валя – способная и трудолюбивая – достаточно быстро осваивается в новом окружении. Душевная травма заживает, воля к жизни набирает силу. Кульминацией повести становится момент, когда Валя в первый раз называет приютившую ее женщину мамой. Благодаря этой книге Воронкову приняли в Союз советских писателей, и перед ней открылась творческая карьера.
Во время войны Самуил Маршак работал журналистом, писал сатирические стихи для пропагандистских плакатов и для «Правды», высмеивал немецкую мечту о господстве над всем миром. Под влиянием войны он приблизился к народу и советской власти. Тем более неожиданной была публикация пьесы-сказки «Двенадцать месяцев» в 1943 году. Маршак позаимствовал сюжет из словацкой народной легенды, в которой героиня под Новый год встречает сразу все двенадцать месяцев. К этой сюжетной морфеме писатель добавил мотивы из сказки «Золушка». С помощью двенадцати месяцев и лесных обитателей простая трудолюбивая девушка побеждает злую мачеху и ее ревнивую дочку. В пьесе доброта творит чудеса, и это утешительная мысль в военное время. Но есть в «Двенадцати месяцах» и более провокационная тема. Ее можно выразить словами известного британского историка лорда Актона: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Избалованная и капризная принцесса в пьесе требует полного повиновения и слепого выполнения всех своих прихотей. И поскольку она неспособна выучить даже элементарную таблицу умножения, принцесса требует новую математику и новый календарь. Ее злоупотребление властью не просто невинная ребячья игра; принцесса, не задумываясь, подписывает смертный приговор просто потому, что слово «казнить» короче, чем слово «помиловать». Такого правителя всегда окружают льстецы и подхалимы, готовые на все, лишь бы ублажить власть имущего. Несмотря на свое подрывное содержание, пьеса удостоилась Сталинской премии в 1946 году и постепенно заняла прочное место в репертуаре советских детских театров.
Даже в военное время литературные критики не теряли идеологической бдительности. И снова атаке подвергся Корней Чуковский. В 1942 году «Пионерская правда» напечатала его сказку в стихах «Одолеем Бармалея», аллегорию борьбы с Гитлером. В газете «Правда» марксистский теоретик Павел Юдин (1899 – 1968) возмущался сценами, где свиньи водят танки, а воробьи сбивают бомбардировщики. В его глазах это была «уже не художественная фантазия, а несуразный, шарлатанский бред»[505]. Чуковский не понял долга писателя во время войны, а создал сочинение, «сознательно опошляющее великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма». Журнал «Литература и искусство» вторил Юдину: «Что же такое его “поэма” – плод чудовищного недомыслия или сознательный пасквиль на великий подвиг нашего народа, карикатура на участников войны, прикрытая формой детской книжки?»[506]
Нападения на Чуковского временно утихли, но снова вспыхнули после войны. Мечта о более открытом и гуманном обществе после победы разбилась, когда партия развязала очередную травлю писателей и художников. Начал новую кампанию культурный идеолог Андрей Жданов. В августе 1946 года появилось постановление партии, резко критикующее журналы «Звезда» и «Ленинград» за то, что они публиковали идеологически вредные произведения Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. Обоих исключили из Союза писателей, что означало невозможность печататься.
Немногие осмелились вступиться за двух прославленных писателей. Одним из тех, кто все-таки решился, был будущий детский писатель Радий Погодин, которому в то время шел двадцать первый год. Он работал в пожарной охране и только начал печататься в ведомственной многотиражке. Когда редакция собралась в поддержку постановления Жданова, Погодин открыто выступил против остракизма. В результате он был осужден на три года за «антисоветскую пропаганду».
В то же самое время, когда Ахматову и Зощенко обвиняли в отклонении от генеральной линии партии, Сергей Крушинский (1909 – 1959), сам детский писатель, опубликовал в «Правде» обзор наиболее важных журналов для детей и юношества: «Пионер», «Дружные ребята», «Костер» и «Мурзилка». Уже сам заголовок его статьи, «Серьезные недостатки детских журналов», звучал зловеще. Когда Крушинский жаловался, что «Пионер» печатает слишком мало материалов о войне, текущем политическом положении, экономических вопросах и современной науке, можно еще было представить, что один коллега дает другим полезный совет от души. Но когда он принялся обвинять «Мурзилку» в «педагогической беспринципности» и «политической слепоте», стало ясно, что это возвращение к «охоте на ведьм» тридцатых годов. Разница заключалась только в том, что вместо радикально настроенной Ассоциации пролетарских писателей обвинителями выступали Коммунистическая партия и Союз писателей.
Самый сильный гнев у Крушинского вызывала сказка Чуковского «Приключения Бибигона», которая печаталась с продолжениями в «Мурзилке» в 1945 – 1946 годах. Детям нравилась история о малютке Бибигоне, который прилетел с Луны прямо на стол Чуковского. Пока Бибигон гостит на Земле, с ним постоянно случаются забавные маленькие приключения. По мнению Крушинского, это «бред под видом сказки», его волновало, что Чуковский «призывает детей полюбить отвратительного уродца Бибигона», хвастуна и труса[507]. Крушинскому вторили сотрудники «Детгиза», которые глубоко раскаивались, что опубликовали «безыдейную и пошлую» сказку Чуковского[508].
В сентябре влиятельная «Литературная газета» присоединилась к кампании осуждения. В том же номере, где Жданов критиковал Зощенко и Ахматову, передовую статью посвятили целиком детской литературе. Тон был строгий: журналы забыли свои обязанности, они виновны в серьезных промахах. Читателям предлагали «безыдейные и аполитичные, чуждые советской литературе произведения»[509]. Один пример – стихотворная сказка Чуковского, другой – рассказ Зощенко «Приключения обезьяны» (1945), опубликованный сначала в «Мурзилке», а потом перепечатанный во взрослом журнале «Звезда». Во время войны обезьяна сбегает из зоопарка, но у нее оказывается такая тяжелая и опасная жизнь, что она снова начинает мечтать о жизни в клетке. В конце концов зверь обретает новый дом, его находит подросток, который учит обезьяну хорошим манерам: «Я воспитал ее, как человека, и теперь все дети, и даже отчасти взрослые, могут брать с нее пример». Этот невинный детский рассказ вызвал гнев Центрального комитета Коммунистической партии. Там сочли «Приключения обезьяны» «пошлым пасквилем на советский быт и на советских людей», полным «антисоветских выпадов»[510]. Мысль о том, что обезьяна может учить советских граждан хорошим манерам, была для них неприемлемой.
«Литературная газета» также критиковала Л. Пантелеева за рассказ «Удивительное путешествие Макара Телятникова» (1946). Пантелеев придумал необычный для детской литературы того времени жанр – путешествие в будущее. Юному озорнику снится, что местный комитет партии направляет его в год 1951-й – год окончания нового пятилетнего плана. В колхозе будущего все прекрасно: построили кафе и гостиницу, по улицам ездят двухэтажные автобусы, дома жители смотрят телевизор. Этого было достаточно для того, чтобы приклеить ярлык «совершенный бред», «искаженная действительность»[511] и обвинить писателя в том, что от рассказа «обывательским душком несет»[512].
Критики совершенно не обратили внимания на то, что утопия не была центральной темой рассказа. Во сне Макар узнает, что в 1951 году он стал учителем и должен рассказать о своих школьных годах. Теперь ему стыдно за лень и проказы, и он решает исправиться, когда вернется назад в свое время. Рассказ «Удивительное путешествие Макара Телятникова» был напечатан в журнале «Дружные ребята», который критиковали за отрыв от своей основной аудитории, то есть сельских детей. Редакторы журнала, в том числе Сергей Григорьев и Валентин Катаев, были вынуждены публично каяться в своих «грехах».
Не истек 1946 год, а журнал «Культура и жизнь» унюхал еще один «пасквиль». Его автором снова оказался Чуковский; на этот раз его клеймили за переиздание дореволюционной сказки «Собачье царство» (1946). Чуковского обвинили в распространении «зоологической морали», которая «оскорбляет чувства детей, их представление о человеке». Автор нападок Е. Ватова, руководитель детских учреждений Министерства сельхозмашиностроения, добилась своего: книга Чуковского была изъята из продажи и запрещена[513].
В отличие от 1930-х годов, писатели не попадали в тюрьму и не расплачивались жизнью за свои «ошибки», обычно их просто исключали из Союза писателей и вместе с этим из литературной жизни. Тем не менее цена, заплаченная советской литературой в целом, была высока. Власти просили реалистическую литературу, прямо и просто служащую социалистическим целям, а получили литературу, лишенную каких-либо индивидуальных черт и неинтересную читателям.
