Ознакомительная версия.
Кроме того, государыня гарантировала определённый процент за все поставки из внутренних районов. Эта мера наталкивала некоторых купцов на мысль обмануть начальство зернохранилища – они завышали цены, якобы уплаченные ими за зерно в тех дальних краях, где оно производилось, или наполняли мешки вместо зерна и муки чем-нибудь другим. Подобные злоупотребления вызвали в 1782 г. появление свода инструкций, регулировавших процесс поставок зерна на склады Санкт-Петербурга. Отныне полагалось предварительно заключать письменные контракты с указанием цен, по которым доставлялось зерно, и сроков поставки. А чтобы купцам не повадно было обманывать, их строго предупреждали «отдавать муку которая хорошая, свежая, ни сырая ни клейкая, безо всякого песка или пепла или всякого другого зерна с ней смешанного; вообщем в пищу людям пригодная; и крупа так же в большом количестве; и овес наилучшего сорта пища, без всякого обмана или муки в нем; крупа во двух и овес в одном куле»[462]. Сохранилось мало таких контрактов. Один из всё-таки дошедших до нас документов происходит из Ярославля, где у одного из крупнейших зерноторговцев Петербурга, купца Ивана Хлебникова, был агент. В контракте ясно указано, каких сортов зерно следует поставить, сколько и каким способом, хотя единственная цена, упомянутая в документе, – это сумма, назначенная в уплату Ефиму Укропову, ярославскому купцу, который доставил груз.
«1786 году апреля 23 дня Ярославской купец третьей гилди Ефим Васильев сын Укропов дал сие договорное письмо Санктпетербургского купца второй гилди Ивана Лукьянова сына Хлебникова, поверенному от него Ярославскому посатскому человеку Петру Васильеву сыну Ерыкалову в том что подрядился я у него Ерыкалова на собственной своей барке поставить из Ярославля до Санктпетербурга разных круп а имянно овсяной крупы сорок четыре четверти яшной восемь четвертей пшена две четверти всего кулевого числа пятдесять четыре четверти которая крупа каждая четверт состоит в дву рогожаных новых кулях; солоду дватцеть кулков пятдесять пуд толокна дватцеть пять кулков в каждую по два пуда пятдесять пуд трахмалу одна бочки весу из дерева пятнатцеть пуд семнатцеть фунтов. А всего во всей клади весу пятьсот дватцеть пуд, которое число приняв мною в следующей пути хранить мне со всякою опасностию как сверху от затечек так и снизу от подмочки: которую кладь и должен я по привозе в Санктпетербурге вышеозначенному купцу Хлебникову отдать в целости. А ежели что явитца небрежением моим погноено или помочено или ж утрачено будет то я должен по настоящей цене ему Хлебникову взаплатить безотговорочно: я за выше прописанную кладь рядил я Укропов у него Ерыкалова за поставку до показанного Санктпетербурга с каждого пуда по девети копеек: которые ж рядные денги получить мне Укропову от вышеозначенного купца Хлебникова по привозе в Санктпетербург – той клади в целости в чем во уверение и подписуюсь у подлинного договорного в руке пишет так…»[463].
Укропов был неграмотным, поэтому за него расписались двое свидетелей, в том числе его сын 21 года от роду. Общий вес груза составлял 9 и 1/3 тонны – меньше шестнадцатой части грузоподъемности большой баржи. Укропов рассчитывал получить за исполнение контракта сумму около 50 руб.
Самое большое испытание обрушилось на систему снабжения столицы как раз в том году, к которому относился контракт Укропова, – в 1786-м. В течение первых месяцев этого года резко выросли цены на зерно, что заставило Екатерину назначить комиссию для выяснения причин ценового скачка[464]. В ходе расследования комиссия обнаружила крупные упущения в управлении казёнными зернохранилищами и пришла к выводу, что при лучшем руководстве кризиса вообще могло бы не случиться. Тогда зернохранилища Санкт-Петербурга перешли под непосредственный контроль самой императрицы. Вице-губернатору было велено регулярно докладывать государыне, как там обстоят дела. Размеры резервного запаса увеличили на четверть. В инструкции был подробно расписан процесс закупки зерна для хранилищ. Для того чтобы обеспечить как достаточный запас, так и низкие цены, подрядчикам или скупщикам следовало покупать зерно как можно ближе к производителю. Чтобы удостовериться, что сделка проведена честно, надлежало сверить её данные с перечнями хлебных цен в зернопроизводящих губерниях, составленными по независимым источникам[465]. При этой системе управление зернохранилищами стало заметно эффективнее, и с тех пор удавалось поддерживать в городе должный объём запасов, сохраняя при этом разумный контроль над ценами.
Стоит отметить, что идея создания казённого склада для хранения алкогольных напитков зародилась тогда же, когда и замысел зернохранилищ, если не раньше. В данных за 1765 г. мы видим сведения о нехватке высококачественных спиртных напитков. Последовали обещания о том, что «анбары удобные и надежные… и здесь на Адмиралтейской и на Васильевском, так и в других больших городах скоро будут застроены из Нашей казны»[466]. Обычно концессию на алкогольные напитки (водку, вино, мёд, пиво) предоставляли купцам, как правило, на четырехлетний срок. Каждая фаза оборота спиртного, от производства до употребления, теоретически должна была проходить под наблюдением полиции[467]. Розничные заведения, продававшие алкогольные напитки для употребления на месте, создавали особенно много проблем. Выше уже не раз отмечалось, что у питейных домов часто бывала дурная репутация. После 1785 г. Городская дума занялась этим вопросом. 20 мая 1790 г. второй избранный состав Думы принял постановление о питейных домах и постоялых дворах, предписывавшее всем, кто пожелает владеть названными заведениями, получать на это разрешение от комиссии, ведавшей Городовой обывательской книгой. Содержатели питейных заведений должны были официально числиться проживающими в городе, принадлежать к одной из шести категорий городовых обывателей, не иметь долгов и снискать себе доброе имя. Когда они заполняли заявку на содержание питейного заведения, под ней должны были подписаться ещё минимум два поручителя, готовые подтвердить, что заявитель удовлетворяет хотя бы третьему из перечисленных требований – о долгах.
9 ноября 1790 г. список 229 горожан, желающих иметь в собственности и содержать трактиры и постоялые дворы, был по указу императрицы прислан для рассмотрения главному полицейскому начальнику, генерал-губернатору Якову Александровичу Брюсу.[468] Все заявители поголовно были приписаны к купечеству или мещанству. Примерно пятая часть их сообщила, что приписана более чем к одному разряду горожан, и одним из этих разрядов у всех, за единственным исключением, оказался первый разряд – «настоящие городовые обыватели», владельцы недвижимого имущества. Треть претендентов указала число лет, прожитых в Петербурге, причём лишь один являлся жителем города больше 10 лет (по его словам, он приехал в столицу в 1768 г.), а половина остальных отметила, что проживает здесь свыше 5 лет. Судя по фамилиям, подавляющее большинство в списке составляли русские. Если все они получили желаемые лицензии, то один трактир в городе приходился примерно на 950 жителей.
Помимо хлеба и спиртного властям следовало заботиться и о поставках топлива, необходимого для обогрева, для приготовления пищи, для различных производств. В рассматриваемый нами период спрос на топливо возрастал. Острая необходимость обеспечения города топливом в таком количестве, чтобы его хватало на долгие и суровые русские зимы, вполне очевидна. Эту проблему в России традиционно решали при помощи дров[469]. По мере того как вырубались леса вокруг Петербурга, источники поступления дров отодвигались всё дальше от города. Ещё в 1755 г. были изданы указы об ограничении количества мануфактур в столице, так как они усиленно расходовали топливную древесину в процессе производства[470]. Власти дальновидно старались сохранить часть пригородных лесов, но это значило, что бревна приходилось везти ещё дальше, прежде чем они попадали в столичные камины, печи, очаги и плиты. Поэтому проблема снабжения топливом обострялась по двум причинам. С постоянным ростом города спрос на топливо возрастал, как и на всё другое – на продукты, строительные материалы и проч. Но если источники поступления всех других товаров оставались довольно постоянными в смысле географического размещения, то дрова доставлялись из всё более отдалённых мест. Сочетание обоих этих факторов способствовало росту цен, а также заставляло сомневаться в том, удастся ли обеспечивать город дровами в будущем.
Как только эта проблема стала очевидной, власти вмешались в дело, предполагая, что частные предприниматели не справятся с поставкой дров. Нам неизвестно, когда появился первый дровяной склад, но в 1780-е гг. такое хранилище («дровяной запасной магазейн») существовало во Второй Адмиралтейской части, на Мойке[471]. В ноябре 1783 г., в связи с нехваткой топлива, с этого склада начали дёшево продавать беднякам дрова в строго ограниченном небольшом количестве. Екатерина, озабоченная ситуацией этого года и проблемой в целом, назревавшей уже несколько лет, назначила комиссию, чтобы выяснить, почему так дороги дрова, почему возникает их нехватка и какой из этого выход. Открытия, сделанные комиссией, проливают свет на процесс топливного снабжения и отчасти на то, как шли поставки других товаров.
Ознакомительная версия.
