Kalon the prophet stood away from the paper with that loyal unconsciousness (пророк Калон стоял в стороне от этой бумаги с тем по-королевски безучастным /видом/; to stay away – держаться в стороне /от кого-л., чего-л./; unconsciousness – бессознательность; conscious – находящийся в сознании, сознающий) that had carried him through (который прежде его выручал; to carry through – помогать, поддерживать /в трудную минуту/). But Flambeau took it out of the lady’s hand (а Фламбо взял ее = бумагу из руки девушки: «дамы»), and read it with the utmost amazement (и прочитал с величайшим изумлением).
There was a sour smile on her face that seemed unfit for such a scene or occasion, and Flambeau looked at her with a darkening brow.
Kalon the prophet stood away from the paper with that loyal unconsciousness that had carried him through. But Flambeau took it out of the lady’s hand, and read it with the utmost amazement.
It did, indeed, begin in the formal manner of a will (она в самом деле начиналась в официальной манере завещания), but after the words “I give and bequeath all of which I die possessed” (но после слов «/в случае/ моей смерти отдаю и завещаю все, чем владею») the writing abruptly stopped with a set of scratches (написанное внезапно прерывалось: «останавливалось» множественными царапинами; set – комплект, набор; ряд серия), and there was no trace of the name of any legatee (а имени наследника не было и следа). Flambeau, in wonder, handed this truncated testament to his clerical friend (Фламбо в изумлении протянул это укороченное завещание своему другу-священнику: «своему церковному другу»; to truncate – урезать, усекать; testament – свидетельство, доказательство; завещание), who glanced at it and silently gave it to the priest of the sun (который, мельком взглянув на него, молча /пере/дал его жрецу солнца).
It did, indeed, begin in the formal manner of a will, but after the words “I give and bequeath all of which I die possessed” the writing abruptly stopped with a set of scratches, and there was no trace of the name of any legatee. Flambeau, in wonder, handed this truncated testament to his clerical friend, who glanced at it and silently gave it to the priest of the sun.
An instant afterwards that pontiff, in his splendid sweeping draperies (мгновением позже верховный жрец в своем роскошном развевающемся убранстве; to sweep – мести, подметать; простираться, тянуться; drapery – мануфактура, ткани; драпировка), had crossed the room in two great strides (двумя гигантскими шагами пересек комнату; great – большой, огромный), and was towering over Joan Stacey (и навис над Джоан Стэйси; to tower – выситься, возвышаться; tower – башня), his blue eyes standing from his head (его голубые глаза вылезали из орбит: «находились /отдельно/ от его головы»; to stand – стоять; быть расположенным, находиться).
“What monkey tricks have you been playing here?” he cried (в какие дурацкие игры вы здесь играете? – вскричал он; monkey tricks – проказы, шалости; monkey – обезьяна; trick – хитрость, обман; выходка, проделка). “That’s not all Pauline wrote (это не все, что написала Полин).”
An instant afterwards that pontiff, in his splendid sweeping draperies, had crossed the room in two great strides, and was towering over Joan Stacey, his blue eyes standing from his head.
“What monkey tricks have you been playing here?” he cried. “That’s not all Pauline wrote.”
They were startled to hear him speak in quite a new voice (они несказанно удивились, когда услышали, как он говорит совершенно незнакомым: «новым» голосом; to startle – испугать, встревожить; сильно удивить), with a Yankee shrillness in it (с /появившейся/ в нем американской резкостью; Yankee – американец, янки); all his grandeur and good English had fallen from him like a cloak (все его величие и хороший английский спали с него, словно какой-то плащ).
“That is the only thing on her desk (это – единственная вещь у нее на столе = кроме этого у нее на столе ничего не было),” said Joan, and confronted him steadily with the same smile of evil favour (сказала Джоан, пристально: «неуклонно» глядя ему прямо в глаза все с той же злой улыбочкой: «улыбкой дурного расположения = нерасположения»; to confront – противостоять; стоять лицом к лицу, смотреть в лицо; evil – злой, дурной; пагубный; favour – благосклонность, расположение).
They were startled to hear him speak in quite a new voice, with a Yankee shrillness in it; all his grandeur and good English had fallen from him like a cloak.
“That is the only thing on her desk,” said Joan, and confronted him steadily with the same smile of evil favour.
Of a sudden the man broke out into blasphemies and cataracts of incredulous words (внезапно мужчина разразился проклятиями и потоком немыслимой брани: «невероятных слов»; to break out – разразиться; cataract – ливень, потоп; поток, фонтан; incredulous – недоверчивый; невероятный). There was something shocking about the dropping of his mask (было что-то шокирующее в том, как спала с него его маска; shocking – шокирующий, потрясающий; отвратительный, гадкий); it was like a man’s real face falling off (это выглядело так, будто у человека отвалилось его настоящее лицо).
“See here!” he cried in broad American (слушайте, вы! – выкрикнул он с ярко выраженным американским акцентом; see here /амер./! – послушайте!; broad – широкий, обширный; диалектный), when he was breathless with cursing (задыхаясь и давясь проклятиями; breathless – бездыханный; запыхавшийся), “I may be an adventurer (может, я и авантюрист), but I guess you’re a murderess (но я уверен, что вы – убийца; to guess – гадать, отгадывать; почти не сомневаться; murderess – женщина-убийца; murderer – мужчина-убийца).
Of a sudden the man broke out into blasphemies and cataracts of incredulous words. There was something shocking about the dropping of his mask; it was like a man’s real face falling off.
“See here!” he cried in broad American, when he was breathless with cursing, “I may be an adventurer, but I guess you’re a murderess.
Yes, gentlemen, here’s your death explained (да, джентльмены, вот ее смерть и объяснилась), and without any levitation (и /причем/ без всякой левитации). The poor girl is writing a will in my favour (бедная девушка пишет завещание в мою пользу); her cursed sister comes in, struggles for the pen (входит ее чертова сестра, отнимает у нее перо: «борется за перо»; cursed – проклятый, окаянный; to curse – сквернословить, ругаться; проклинать), drags her to the well, and throws her down (тащит к колодцу /лифта/ и бросает вниз) before she can finish it (прежде чем та успевает: «может» закончить его = завещание). Sakes! I reckon we want the handcuffs after all (ну и ну! полагаю нам все же понадобятся наручники; to reckon – считать, вычислять; считать, полагать; to want – хотеть, желать; испытывать недостаток, нехватку /чего-л./; after all – в конце концов; тем не менее, все же).”
Yes, gentlemen, here’s your death explained, and without any levitation. The poor girl is writing a will in my favour; her cursed sister comes in, struggles for the pen, drags her to the well, and throws her down before she can finish it. Sakes! I reckon we want the handcuffs after all.”
“As you have truly remarked (как вы справедливо заметили; truly – правдиво, правильно; true – верный, правильный),” replied Joan, with ugly calm (отозвалась Джоан с угрожающим спокойствием; ugly – безобразный, уродливый; опасный), “your clerk is a very respectable young man (ваш клерк – очень приличный юноша), who knows the nature of an oath (который понимает, что такое присяга; nature – природа; сущность, основное свойство); and he will swear in any court (и он присягнет в любом суде) that I was up in your office arranging some typewriting work (что я была наверху в вашем офисе, приводя в порядок отпечатанные бумаги; typewriting – напечатанный текст; work – работа, дело; результат труда, продукт) for five minutes before and five minutes after my sister fell (за пять минут до и через пять минут после того, как моя сестра упала /вниз/). Mr. Flambeau will tell you that he found me there (мистер Фламбо подтвердит, что нашел меня там; to tell – рассказывать; свидетельствовать).”
There was a silence (воцарилось молчание).
“As you have truly remarked,” replied Joan, with ugly calm, “your clerk is a very respectable young man, who knows the nature of an oath; and he will swear in any court that I was up in your office arranging some typewriting work for five minutes before and five minutes after my sister fell. Mr. Flambeau will tell you that he found me there.”
There was a silence.
“Why, then,” cried Flambeau (ну, что ж, – воскликнул Фламбо), “Pauline was alone when she fell (Полин была одна, когда упала), and it was suicide (и /значит/ это было самоубийство)!”
“She was alone when she fell,” said Father Brown (она была одна, когда упала), “but it was not suicide (но это не было самоубийством).”
“Then how did she die?” asked Flambeau impatiently (тогда как же она умерла? – спросил Фламбо нетерпеливо).
“She was murdered (ее убили).”
“But she was alone,” objected the detective (но она /же/ была одна, – возразил детектив).
“She was murdered when she was all alone,” answered the priest (ее убили, когда она была одна, – отвечал священник).
All the rest stared at him (все остальные уставились на него), but he remained sitting in the same old dejected attitude (но он продолжал сидеть: «оставался сидящим» в той же удрученной позе, как и раньше: «в той старой удрученной позе»), with a wrinkle in his round forehead (с морщинкой на его округлом лбе) and an appearance of impersonal shame and sorrow (и отчужденным выражением стыда и скорби на лице; impersonal – безликий, лишенный индивидуальности; холодный, отчужденный; appearance – появление; внешний вид, наружность); his voice was colourless and sad (голос его стал бесцветным и печальным; to appear – появляться; казаться).
