On reaching his room he entirely broke down, and became a prey to the most violent agitation. The vulgarity of the twins, and the gross materialism of Mrs. Otis, were naturally extremely annoying, but what really distressed him most was that he had been unable to wear the suit of mail. He had hoped that even modern Americans would be thrilled by the sight of a Spectre in armour, if for no more sensible reason, at least out of respect for their natural poet Longfellow, over whose graceful and attractive poetry he himself had whiled away many a weary hour when the Cantervilles were up in town.
Besides it was his own suit (кроме того, это были его собственные доспехи). He had worn it with great success at the Kenilworth[16] tournament (он надевал их с большим успехом на турнире в Кенилуорте; to wear – носить /об одежде/), and had been highly complemented on it by no less a person than the Virgin Queen[17] herself (и получил на нем лестные отзывы не от кого-нибудь, а от самой королевы-девственницы). Yet when he had put it on (и все же, когда он надел их; to put on), he had been completely overpowered by the weight of the huge breastplate and steel casque (он не смог выдержать веса огромного нагрудника и стального шлема: «был совершенно побежден/сломлен весом…»; to overpower – преодолевать, побеждать, одолевать, подчинять), and had fallen heavily on the stone pavement (и упал, сильно ударившись о каменный пол: «тяжело упал на каменный пол»), barking both his knees severely, and bruising the knuckles of his right hand (сильно ободрав оба колена и разбив суставы пальцев правой руки; bark – кора; to bark – сдирать кору /с дерева/; разг. сдирать кожу; to bruise – ставить синяки; ушибать).
Besides it was his own suit. He had worn it with great success at the Kenilworth tournament, and had been highly complemented on it by no less a person than the Virgin Queen herself. Yet when he had put it on, he had been completely overpowered by the weight of the huge breastplate and steel casque, and had fallen heavily on the stone pavement, barking both his knees severely, and bruising the knuckles of his right hand.
For some days after this (в течение нескольких дней после этого) he was extremely ill (он был очень болен; extremely – крайне) and hardly stirred out of his room at all (и почти не выходил из своей комнаты; to stir – шевелиться; двигаться), except to keep the blood-stain in proper repair (за исключением того, чтобы поддерживать пятно крови в должном состоянии; repair – починка, ремонт). However, by taking great care of himself, he recovered (однако, приложив большие усилия в уходе за собой, он поправился; to take care of smb. – ухаживать за кем-либо /больным/), and resolved to make a third attempt to frighten the United States Minister and his family (и решил сделать третью попытку напугать посла и его семью). He selected Friday, August 17th, for his appearance (для своего появления он выбрал пятницу, 17 августа), and spent most of that day in looking over his wardrobe (и провел большую часть этого дня, осматривая свой гардероб; to spend – тратить, расходовать; проводить /о времени/), ultimately deciding in favour of a large slouched hat with a red feather (наконец сделав свой выбор в пользу большой шляпы с опущенными полями и красным пером; to decide – решать(ся), принимать решение; to slouch – сутулиться, горбиться; опускаться, свисать /о полях шляпы/), a winding-sheet frilled at the wrists and neck (савана, присобранного у запястьев и на шее), and a rusty dagger (и ржавого кинжала; rust – ржавчина).
For some days after this he was extremely ill and hardly stirred out of his room at all, except to keep the blood-stain in proper repair. However, by taking great care of himself, he recovered, and resolved to make a third attempt to frighten the United States Minister and his family. He selected Friday, August 17th, for his appearance, and spent most of that day in looking over his wardrobe, ultimately deciding in favour of a large slouched hat with a red feather, a winding-sheet frilled at the wrists and neck, and a rusty dagger.
Towards evening a violent storm of rain came on (к вечеру разыгралась страшная буря; to come on – появляться; разразиться), and the wind was so high (и ветер был таким сильным) that all the windows and doors in the old house shook and rattled (что все окна и двери в старом доме тряслись и трещали; to shake). In fact, it was just such weather as he loved (на самом деле, это была как раз такая погода, которую он любил). His plan of action was this (его план действий был таким). He was to make his way quietly to Washington Otis’s room (он должен был тихонько подойти к комнате Вашингтона Отиса), gibber at him from the foot of the bed (пробормотать что-то невнятное у подножия кровати), and stab himself three times in the throat (и вонзить себе в горло кинжал три раза) to the sound of low music (под звуки тихой музыки). He bore Washington a special grudge (он особенно был обижен на Вашингтона; to bear smb. a grudge – иметь зуб на кого-либо: «нести кому-либо недовольство, злобу, обиду»), being quite aware (будучи совершенно уверен), that it was he who was in the habit of removing the famous Canterville blood-stain by means of Pinkerton’s Paragon Detergent (что это он имел привычку уничтожать знаменитое кентервильское пятно крови с помощью моющего средства «Идеал» Пинкертона).
Towards evening a violent storm of rain came on, and the wind was so high that all the windows and doors in the old house shook and rattled. In fact, it was just such weather as he loved. His plan of action was this. He was to make his way quietly to Washington Otis’s room, gibber at him from the foot of the bed, and stab himself three times in the throat to the sound of low music. He bore Washington a special grudge, being quite aware that it was he who was in the habit of removing the famous Canterville blood-stain by means of Pinkerton’s Paragon Detergent.
Having reduced the reckless and foolhardy youth to a condition of abject terror (доведя опрометчивого и безрассудного юношу до состояния крайнего ужаса), he was then to proceed to the room occupied by the United States Minister and his wife (он должен был затем проследовать к комнате, которую занимали посол и его жена), and there to place a clammy hand on Mrs. Otis’s forehead (и там положить холодную руку на лоб миссис Отис; clammy – клейкий, липкий; холодный и влажный на ощупь /о коже/), while he hissed into her trembling husband’s ear the awful secrets of the charnel-house (в то время как он рассказывал бы свистящим шепотом на ухо дрожащему мужу ужасные секреты склепа; to hiss – шипеть; свистеть; to tremble – дрожать). With regard to little Virginia (по отношению к маленькой Вирджинии), had not quite made up his mind (он еще не совсем пришел к решению; to make up one’s mind – принять решение: «настроить собственный разум»). She had never insulted him in any way (она никогда не оскорбляла его никаким образом), and was pretty and gentle (и была хорошенькой и кроткой).
Having reduced the reckless and foolhardy youth to a condition of abject terror, he was then to proceed to the room occupied by the United States Minister and his wife, and there to place a clammy hand on Mrs. Otis’s forehead, while he hissed into her trembling husband’s ear the awful secrets of the charnel-house. With regard to little Virginia, he had not quite made up his mind. She had never insulted him in any way, and was pretty and gentle.
A few hollow groans from the wardrobe (несколько глухих стонов из гардероба), he thought (подумал он), would be more than sufficient (было бы более чем достаточно), or, if that failed to wake her (или, если бы этого оказалось недостаточно для того, чтобы разбудить ее), he might grabble at the counterpane with palsy-twitching fingers (он мог бы ухватиться за покрывало сведенными судорогой пальцами; to twitch – дергаться, подергиваться; конвульсивно сокращаться). As for the twins (что касается близнецов), he was quite determined to teach them a lesson (он был полон решимости проучить их; to teach a lesson – проучить; преподать урок). The first thing to be done was, of course, to sit upon their chests (первое, что следовало сделать, было, конечно, посидеть у них на груди), so as to produce the stifling sensation of nightmare (для того, чтобы создать ощущение нехватки воздуха и ночного кошмара; to stifle – душить; задыхаться).
A few hollow groans from the wardrobe, he thought, would be more than sufficient, or, if that failed to wake her, he might grabble at the counterpane with palsy-twitching fingers. As for the twins, he was quite determined to teach them a lesson. The first thing to be done was, of course, to sit upon their chests, so as to produce the stifling sensation of nightmare.
Then, as their beds were quite close to each other (затем, так как их постели были совсем рядом друг с другом), to stand between them in the form of a green, icy-cold corpse (встать между ними в виде зеленого, холодного как лед трупа), till they became paralyzed with fear (пока они не оцепенеют: «не станут парализованными» от страха), and finally, to throw off the winding-sheet and crawl round the room (и, наконец, сбросить саван и пройтись вокруг комнаты; to wind – наматывать; обматывать; sheet – простыня), with white, bleached bones and one rolling eyeball (обнажив свои белые кости и вращая одним глазом; to bleach – белить; обесцвечивать; белеть), in the character of “Dumb Daniel, or the Suicide’s Skeleton (на манер «Немого Даниэля, или Самоубийства Скелета»),” a rôle in which he had on more than one occasion produced a great effect (в роли /франц./, в которой он не раз производил большое впечатление), and which he considered quite equal to his famous part of “Martin the Maniac or the Masked Mystery” (и которую он считал равной своей знаменитой роли «Маньяка Мартина, или Тайны в Маске»).”
Then, as their beds were quite close to each other, to stand between them in the form of a green, icy-cold corpse, till they became paralyzed with fear, and finally, to throw off the winding-sheet, and crawl round the room, with white, bleached bones and one rolling eyeball, in the character of “Dumb Daniel, or the Suicide’s Skeleton,” a rôle in which he had on more than one occasion produced a great effect, and which he considered quite equal to his famous part of “Martin the Maniac, or the Masked Mystery.”
At half-past ten he heard the family going to bed (в половине одиннадцатого он услышал, что семья отправилась спать). For some time he was disturbed by wild shrieks of laughter from the twins (некоторое время его беспокоили дикие взрывы смеха /исходящие/ от близнецов; shriek – пронзительный крик, визг), who, with the light-hearted gaiety of schoolboys (которые, с беспечным весельем школьников; gaiety – веселье, веселость; gay – веселый, радостный; беззаботный), were evidently amusing themselves before they retired to rest (очевидно развлекались перед тем, как отправиться на отдых; to retire – уходить, удаляться; возвращаться на обычное место), but at a quarter-past eleven all was still (но без четверти одиннадцать все было тихо), and, as midnight sounded, he sallied forth (и когда /часы/ пробили полночь, он сделал вылазку; midnight – полночь; to sound – звучать, издавать звуки; to sally – внезапно выходить из укрытия и переходить в наступление; делать вылазку; forth – вперед, дальше). The owl beat against the window-panes (сова билась в оконные стекла; to beat), the raven croaked from the old yew-tree (ворон каркал с тисового дерева), and the wind wandered moaning round the house like a lost soul (и ветер дул, завывая, вокруг дома, как потерянная душа); but the Otis family slept unconscious of their doom (но семья Отисов спала, не осознавая своей судьбы; doom – судьба, рок), and high above the rain and storm (и заглушая звуки дождя и бури; high above smth. – высоко над чем-либо) he could hear the steady snoring of the Minister for the United States (до него доносилось: «он мог слышать» ровное похрапывание посла Соединенных Штатов).
