минусы централизации, в том числе отсутствие права участия управляемых в управлении, то в кантоне федеративной Швейцарии (в его идеализированном описании у Герцена) не существует властной пирамиды, структура власти там достаточно плоска, чтобы все приняли участие в управлении. Такая структура решает и проблему обратной связи – политические инициативы сверху доходят до всех и каждого.
Однако после подавления февральской революции 1848 г. во Франции и изгнания оттуда в 1849 г. оппозиционных радикалов Герцен, вынужденный покинуть сначала Париж, а затем и Швейцарию, потерял как веру в перспективы развития политического устройства французского типа, так и горячую симпатию к швейцарской федерации. Он осознал, что «все существующие правительства, начиная от скромнейшего швейцарского кантона до самодержца всея Руси, – это лишь вариации одной и той же темы» [128]. Реальность подтолкнула его на поиски иного носителя политического идеала. В то же самое время, как замечает М. Малиа, русское внешнеполитическое ведомство принялось «охотиться» за Герценом [129], в России было арестовано имущество его семьи. Эти обстоятельства навсегда лишили Герцена возможности вернуться домой. Не исключено, что и случившееся стало стимулом к переменам в его мировоззрении.
Тогда-то Герцен и увлекся исследованием самобытного общинного уклада у русского и родственных ему славянских народов: он считал, что крестьянская община является типичной для славян формой общественной организации, сохраненной ими, в отличие от народов Западной Европы, с древнейших времен вопреки всем историческим перипетиям. Ключевую роль общины Герцен видел в ее возможности разрешить противоречие между личностью и коллективом: «Мы же, к счастью, являемся со своей общиной в эпоху, когда противообщинная цивилизация гибнет вследствие полной невозможности отделаться, в силу своих основных начал, от противоречия между правом личным и правом общественным» [130].
Эта тема, приоритет в изучении которой принадлежит Герцену, будет впоследствии вновь и вновь подниматься в работах русских народников. Ее политический аспект – противоречие между личностью и государством: «Европа – я это сказал в другом месте – не разрешила антиномии между личностью и государством, но она поставила себе задачею это разрешение. Россия также не нашла этого решения. Перед этим вопросом начинается наше равенство» [131].
Община, по мнению Герцена, зародилась еще в древних цивилизациях, она является продуктом истории, подтвердившим свою устойчивость. Появившись как родовая, семейная форма, община пронесла через века свой внутренний уклад – в этом отличие общины от иных коллективных объединений, например, артелей, созданных как добровольные объединения свободных индивидов. Легитимность власти общины происходит из согласия ее членов: «Каждый из владеющих землею в общине, то есть каждый совершеннолетний и обложенный податью, имеет голос в делах общины. Староста и его помощники избираются миром <…>. Староста обладает большой властью в отношении каждого члена в отдельности, но не над всей общиной; если община хоть сколько-нибудь единодушна, она может очень легко уравновесить власть старосты, принудить его даже отказаться от своей должности, если он не хочет подчиняться ее воле. Круг его деятельности ограничивается, впрочем, исключительно административной областью; все вопросы, выходящие за пределы чисто полицейского характера, разрешаются либо в соответствии с действующими обычаями, либо советом стариков, либо, наконец, мирским сходом» [132]. По мнению Герцена, в общине реализовано своего рода двоевластие: исполнительная власть, регулирующая повседневные дела общины, принадлежит старосте и его помощникам; власть, решающая «вопросы, выходящие за пределы чисто полицейского характера», то есть серьезные проблемы всей общины, находится у совета стариков, или мирского схода, «мира». Повседневная власть старосты над рядовыми членами общины весьма велика, но она ограничена волей общины как целого. Староста общины – администратор и полицейский, он не имеет полномочий единолично решать проблемы коллектива в целом либо самостоятельно создавать правила общественной жизни. Его полномочия – скорее полномочия председателя консультативного совета, так как все политически важные решения принимает коллектив, а не личность. В общинной структуре не существует пирамиды управления, каждый член общины имеет голос при решении не только важных дел, но и в повседневном управлении. Описанная структура напоминает устройство современных парламентов в парламентских республиках, а роль старосты и его помощников можно соотнести с ролью правительств.
Община, по Герцену, представляет собой коллектив, уважающий права своих членов – каждый член общины имеет право свободно покинуть ее. Хотя важные дела общины обсуждались на сходе, противоречия внутри нее все равно возникали, и в случае разногласий решение принималось простым большинством. Меньшинство, несогласное с решением, могло побороться с большинством или покинуть общину – здесь налицо явные признаки демократического уклада. При этом община отнюдь не лишена внутренних проблем. Общинное устройство Герцен считал опасным в смысле его возможности «поглощения личности»: «Человек, привыкший во всем полагаться на общину, погибает, едва лишь отделится от нее; он слабеет, он не находит в себе ни силы, ни побуждений к деятельности: при малейшей опасности он спешит укрыться под защиту этой матери, которая держит, таким образом, своих детей в состоянии постоянного несовершеннолетия и требует от них пассивного послушания. В общине слишком мало движения; она не получает извне никакого толчка, который побуждал бы ее к развитию, – в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей разнообразие и движение; предоставляя человеку его долю земли, она избавляет его от всяких забот. <…> Общинное устройство усыпляло русский народ, и сон этот становился с каждым днем все более глубоким, пока, наконец, Петр I грубо не разбудил часть нации» [133].
Что касается функций общины, то Герцен видел их в защите членов общины от внешнего вмешательства (в том числе государственного) и поддержании справедливости внутри нее. Герцен полагал, что свою функцию защиты от вмешательства государства община выполняла на протяжении русской истории весьма успешно, в сущности откупаясь от него лишь выплатой налога, а в остальном ведя свои дела совершенно самостоятельно. С одной стороны, община ограничивала инициативу отдельных своих членов, с другой – защищала: внутри общины крестьяне сохраняли свой традиционный бытовой и общественный уклад. Самым же важным свойством общины Герцен считал ее способность поддерживать внутри себя социальную справедливость и даже вершить справедливый суд в межобщинных спорах, когда речь шла о разделении тяжбы и земли. Это свойство заложено в форме поземельной собственности: общинной землей распоряжается община, а не отдельная личность, при этом каждый член общины получает свой надел по справедливости; члены общины пользуются землей пожизненно или до выхода из общины, а после введения подушной подати «старики возвращают свою землю и тем самым приобретают право не платить податей». Такое устройство, безусловно, могло гарантировать каждому крестьянину его кусочек земли и минимальное пропитание.
Герцен видел противоречия общинного уклада, но все же выступал
