Пантелеймон Кулиш - Отпадение Малороссии от Польши. Том 2

Новую войну Хмельницкого, в 1649 году, характеризует Самовидец следующими словами, показывающими, как и предыдущая выписка, что тогдашняя письменная речь малорусская на половину сделалась уже речью польскою:

«.....усе що живо поднялося в казацтво, же заледво (что едва) знайшол бы в яком селе такого человека, жебы (чтобы) не (и) мел альбо (или) сам, албо сын до войска ити; а ежели сам нездужал, то слугу паробка посылал. А иные, килько их было, все ишли з двора, тилько одного зоставляли, же (так что) трудно было о наймита (найти наймита). А то усе деялося задля того, же (что) прошлого року (года) збогатилися шарпаниною (грабежом) шляхетских и жидовских и иных людей, бывающих на преложенстве (старшинстве), же навет (что даже) где в городах были и права майдебурские, — и присяглые бурмистрове, и райцы свои уряды (должности) покидали и бороды голили, до того войска ишли: бо тые себе зневагу держали (презрение терпели), который бы з бородою неголеною у войску был [103]. Так диявол учинил себе смех з людей статечных»!

Вот побуждения, управлявшие пособниками Хмельницкого в Украине! Немудрено, что составившееся таким образом войско норовило разойтись из табора еще до начала боя, и геройствовало только среди беззащитных. Понятно также, почему, не имея у себя сзади татар, оно было слабосильною и малодушною массою. Хмельницкий знал свой народ, эту дружину хищных новобранцев, находившуюся под террором «старинных казаков», и потому прежде всего заручился дружбою крымцев, во что бы ни обошлась эта дружба родному краю. Новобранцы стояли у него между молотом и наковальней: им не оставалось иного выбора, как «пановати», по-татарски, вместо разогнанной шляхты, или же идти в татарскую неволю. По свидетельству королевских комиссаров, оказаченные мужики в прошлую осень ничего не сеяли. От этого-то жилища их были окружены роющимися в снегу лошадьми, от этого улицы столицы казацкой были обезображены падалью, а вязанка сена продавалась по 2 талера.

Казацкий батько посылал в Украину целые обозы, нагруженные панским добром, но был принужден выгнать 600 собственных лошадей в снега за центральный город казатчины. Многие казаки вернулись домой также богачами. На киевских рынках продавалось бесчисленное множество панской одежды, ценных принадлежностей культурного быта, дорогого оружия, конской сбруи, ломанного и неломанного серебра.

Но приток добычи не внес в Украину того, что составляет прямое богатство страны.

Посреди роскошных вещей нищета высовывала обнаженные члены свои, а голод угрожал даже тем, кто владел блестящими побрякушками. Это были самые сильные союзники Хмельницкого в новом его походе против «проклятых ляхов», хотя они же явились в последствии самыми грозными врагами его. Хмельнитчина и началась под сильным давлением голода, поразившего разом и казацкую Украину, и татарский Крым. Зима 1647 — 1648 года была бесснежная, теплая, гнилая. Наступило неурожайное лето, и Унковский говорил правду Хмельницкому, что когда бы не подвоз хлеба из пограничных московских рынков, то казаки перемерли бы с голоду; а новый голод, причиненный великим бунтом черни, был предвестником тех голодов, которые погнали наконец казаков, точно стада, в запасливые царские Украины.

Одичалая в нашей украинщине Клио изображает вторичное вторжение казацкого батька в область хозяйственной культуры с восторгом: «Поселянин не рассчитывал дорогого времени; заброшен лежал плуг его; орала и серпы перекованы были на оружие... не заботился он, что ему есть и пить, надеясь жить на счет Польши» и т. д. [104] По этому дикому восторгу, встреченному похвалами дикой критики, можно судить, какова была дикость казако-татарского нашествия, совершившегося более, чем за два столетия до нашего времени.

Кобзарские думы называют Христианскою землею, иначе Святорусским Берегом, безразлично и Восток и Юго-восток польских владений, когда говорят о возвращении пленников из татарской и турецкой неволи.

Это древнерусское имя писали еще по-русски в XVI-м столетии (автор Боркулабовской Хроники) и в XVII-м (Кулаков, Самовидец). Я пишу его по-русски в XIX-м.

Это звание носит при дворе папы кардинал, управляющий юстицией и финансами. После смерти папы до избрания нового, камерленго управляет папским царством.

Взято с польского pan cala geba (geba — рот).

По когтям узнают льва.

Итальянская монета scudo ценилась в 5 франков 35 сантимов.

Вспомним, что и в Наливайково время примас чуждался церковной унии. (См. выше стр. 108 первого тома).

Т. е. поступил в орден иезуитов.

Другой брат Владислава, Карл Фердинанд.

Слова Д-ра Кубали.

Имя Koniecpolski, разделенное пополам, буквально значит по-русски Конец Польши.

Шляхетская фамилия Вадовских существует в Варшаве и ныне.

Dyskurs jednego Dworskiego per modum Listu pisany we Lwowie.

Не любя братств, могилинская факция назвала их здесь иными местами.

В Московской Патриаршей библиотеке хранятся записки Филиповича, ожидающие издания.

В наше время это местечко принадлежало Константину Свидзинскому, которому историография обязана, между прочим, и сохранением летописи Ерлича, требующей более полного и точного издания.

А Киселя той же дорогой прочили из киевской каштелянии на брацлавское воеводство.

Сам Хмельницкий упомянул об этом в своем «Реестре казацких кривд», о котором будет речь ниже.

Они напечатаны по-русски вторым изданием в Лейпциге, в 1883 году, доктором Манделькерном, под заглавием: «Богдан Хмельницкий, рассказ еврея современника, очевидца событий в Малороссии за 1648 — 1653 годы».

Костомаров, «Богдан Хмельницкий», изд. 4, т. I, стр. 242.

Костомаров, там же, стр. 238 — 251.

Об этом упоминается в записке Хмельницкого, известной под названием Реестра казацких кривд.

Бутом называли казаки толмача, по-малорусски товмача. Отсюда и остров Товмаковский, иначе Товмаковка.

И панский погреб, как сердце, казался открытым, а старое венгерское рождало не без души шутки.

Паны имели, как и король, старост, которые, по отношению к этим королятам, были те же brachia regalia.

В населенную Украину.

Бог ме — сокращение слов: «Бог мене вбий».

И летит пустынными бездорожьями царь пустыни, а степь, конь, казак, темнота, это — одна дикая душа.

Когда казацкие кобзари возбуждали к бунту городскую и сельскую чернь, они пели, будто бы жиды заарендовали вси казацьки реки. Эти заарендованные реки помещали кобзари не в Диких Полях, а на славний Украини. Первая из невозможных для жидов рыболовных аренд находилась, по кобзарской думе, на Самари, вторая — на Саксани, третья — на Гнилий, четвертая — на Пропойной, иначе на Пробойной (по Папроцкому, существовал Пробойный Шлях), пятая — на рицци Кудесци.

Буздыган знак власти: булава, пернач и просто чекан, по-казацки келеп.

Выговского называют волынским шляхтичем, тогда как слава рождения столь знаменитой личности принадлежит земле Киевской. Еще в царствование Сигизмунда I, предки Ивана Выговского, овручские бояре Лучичи, купили у королевы Боны, торговавшей, как известно, под рукой у короля, должностями и пожалованиями, «пустовскую землю в Киевском повете, называемую Скочковскою, в Выгове, с обязательством служить с этой земли земскую службу. Выданную им жалованную грамоту Сигизмунд I, в 1541 году, подтвердил по ходатайству Боны, а в 1611 и в 1632 подтвердил ее Сигизмунд III.

Может быть, это было древнее «селище, Родивонова на Тясмени и с пасеками», которое князь Федор Глинский «выслужил на князи Александре (литовском) и на князь Семене (киевском)» «Акты Западной России», I, № 158.