class="p1">Интересно, что через 5 лет после публикации этой книги член английского парламента Джайлз Флетчер совершил путешествие в Россию в 1588 году и написал по модели Смита трактат «Of the Russe Commonwealth» (1591), где описал «Zabore» (собор) при дворе московских царей и пришел к выводу, что правление царей –
plain tyrannical, чисто тираническое, см.: [Fletcher 1966: 45, 49].
Авторство этого сборника обычно приписывалось George Petyt; теперь многие считают автором George Philips.
Я благодарен Капитолине Федоровой за помощь в поиске и анализе этих двух переводов справочника Роберта на русский.
Детали дебатов в думской комиссии по подготовке Наказа (председатель – В. А. Маклаков, секретарь – В. В. Шульгин), а потом и описание постатейных дебатов в самой Третьей Думе см.: [Саврасов 2010: 198–263].
Версия Третьей Думы есть в: [Наказ 1909] – ее и приводит в конце своей книги В. А. Демин [Демин 1996: 187–213]. Думский регламент после исправлений, сделанных Четвертой Думой, см. в: [Наказ 1915].
Кроме перевода в «Журнале Министерства юстиции» раздела этой книги об общем устройстве дебатов, был заказан также дополнительный 200-страничный перевод других разделов трактата, нужных для работы Думы, см.: [Пьер 1908].
Все статьи далее в этом абзаце цитируются по главе XI, «Порядок заседаний» [Наказ палаты 1906: 228–232].
Регламент рейхстага, § 42: «Никто не может говорить, не испросив у председателя слово» [Нольде 1906а: 178].
Регламент рейхстага, § 46: надо придерживаться предмета обсуждения, иначе собрание может лишить выступающего слова, если председатель его уже предупреждал [Там же: 180].
Регламент рейхстага, § 61: если шум не стихает, то председатель надевает шляпу, и это означает, что заседание прервано на час [Там же: 190–191].
Регламент рейхстага, § 60: председатель призывает нарушителя к порядку. В случае грубого нарушения тот может быть удален [Там же: 190].
Однако отсылка к собранию депутатов Австро-Венгерской империи странна, так как большинство юристов рассматривало этот опыт как отрицательный из-за постоянных обструкций работы собрания со стороны партий меньшинства. Как писал один из комментаторов, в 1897–1903 годах «нравы парламента совершенно одичали». Из-за длинных речей там было почти что невозможно записаться на выступление; и депутатам приходилось использовать внеочередные выступления, якобы задавая вопрос о фактах дела или якобы подавая запрос (в 1901–1903 годах в течение XVII сессии было подано 5018 таких парламентских запросов, что сделало этот институт неработающим). В ходе таких кратких вопросов или запросов можно было огласить неугодные взгляды, сделать рекламу запрещенных брошюр и т. п. [Нольде 1906b: 199–200].
Все цитаты – по: [Маклаков, Пергамент 1907: 55–59].
Огрубляя, можно сказать, что аналогами термина французского парламента la question prealable является у Роберта предложение object to consideration и postpone indefinitely, то есть предложение не допустить вопрос до прений вообще. Я благодарен Александру Саврасову за указание на это.
Ср.: [Нольде 1906a: 184]: предложение отложить или прекратить прения должно быть поддержано 30 членами (§ 53).
Про парламентскую «гильотину» в ХХ веке – как резкое сокращение продолжительности прений – см.: [Крылов 1963: 189].
Про то, как реально регламентировались правила ведения прений в Первой Думе, см.: [Саврасов 2010: 80–86].
То, что с недостатком времени отчасти стали считаться (а не просто хотели «закрыть рот» меньшинству), показывает следующее. Председатель прерывал шум в собрании своим уходом и приостановкой заседания уже не на час, как в западноевропейских праламентах, а начиная с 1909 года на 30 минут [Наказ 1909: § 146]. И в Наказе Четвертой Думы была еще одна радостная деталь по поводу другого права меньшинства: если 30 депутатов требовали не закрывать прения вообще, а лишь ограничить время каждого выступающего, то теперь нельзя было одновременно требовать, чтобы речь была короче 10 минут [Наказ 1915: § 158].
Во время обсуждения изменений в Наказе Четвертой Думы фракция трудовиков выступила с предложением вернуть право вето на предложения по прекращению прений пятидесяти, а не ста депутатам. Эта инициатива трудовиков не нашла поддержки у консервативного большинства: при пороге в 50 человек трудовики и социал-демократы имели бы шанс настаивать на вечных прениях. Трудовик А. Ф. Керенский в своей речи оценил действия Думы по сохранению порога в 100 человек: «Наказ этот является, с одной стороны, сплошной попыткой унизительного для Государственной Думы компромисса с Правительствующим Сенатом и стремлением всячески угодить этому учреждению, а с другой стороны, является систематическим орудием для подавления прав меньшинства Г. Думы и прав народного представительства» [Саврасов 2010: 277].
Наверное, суждение Котляревского пристрастно, но оно передает настроение тех лет, особенно на фоне уже известного к 1910 году (время смерти Муромцева) стиля работы преседателей Второй и Третьей Дум: «Нравственный авторитет Муромцева держался прежде всего на его безусловном и полном беспристрастии. Известно, что многовековой опыт английского парламента достаточно показал, какое значение имеет беспартийность спикера… Но ведь беспартийность может быть выдержана до конца лишь тогда, когда она не есть тактический прием, а вытекает из глубокого чувства справедливости, и наличность этого последнего у Сергея Андреевича ясно сознавала в себе первая Дума. Никто не мог поставить ему на вид даже тень какого-либо пристрастия, даже тень желания применять две меры и два веса… И вот почему в конце концов при всей пестроте состава Дума никогда не видела в осуществлении председательской власти нарушения своих прав» [Котляревский 1911: 307].
См.: Регламент рейхстага, § 60 [Нольде 1906а: 190].
Секретарская запись на одном из заседаний гласит, что, услышав о возможной очень длинной речи другого делегата, «тов. Дейч обращает внимание на финансовые затруднения ввиду продолжительности съезда». Мартов же провел поддержанную большинством резолюцию, что надо резко ограничить дебаты по отдельным пунктам программы партии «в интересах скорейшего обсуждения программы» [Второй съезд 1959: 176].
