он был истинным христианином, то не подобало ему отрекаться от своей веры. И если он не сохранил веру в Христа, то как может сохранить веру в Магомета? Бывший неверным своим, будет ли верен чужим? Нисколько!» [569]
Потеря Амории стала тяжелым ударом для императора Феофила, который он пережил ненадолго. В своей ставке царь почувствовал недомогание и попросил принести ему талой воды, чтобы залить внутренний жар. Однако, выпив воду, он заболел желудочной болезнью. Вернувшись больным в Константинополь, император направил в конце 838 г. своего патриция Феодосия Вавуцика к Людовику Благочестивому просить войско для дальнейшей войны с арабами. Согласно инструкциям царя, первоначально Феодосий прибыл в дружественную византийцам Венецию, сумев уговорить венецианцев начать военные действия против арабов на море [570].
Помимо этого, царь отправил патриция Василия послом к аль-Мутасиму с предложением мира, но тот выдвинул столь тяжелые условия, что договориться не удалось. Более того, аль-Мутасим подумывал уже о походе на Константинополь, но пришло известие из Сирии о том, что его племянник Аббас затевает заговор против него, и халиф отправился на Восток [571].
Летом 839 г. венецианский флот был разбит сарацинами. Желая отомстить венецианцам, агаряне двинулись к берегам Далмации и на второй день Пасхи, 7 апреля 839 г., сожгли города Оссеро на острове Херсо, а оттуда, переплыв море, начали жечь города по устью реки По. На обратном пути по возвращении домой они еще захватили несколько венецианских торговых судов, ничего не подозревавших об опасности. В 841 г. арабы вновь появились в заливе Кварнеро, и у острова Сансего венецианский флот потерпел второе поражение кряду.
Тогда Феодосий двинулся в Германию, где был принят Людовиком Благочестивым. Король франков и император Западной империи вроде бы соглашался удовлетворить просьбу Византийского царя, но практической реализация эта идея не получила. Дожидаясь ответа Людовика, Феодосий умер на чужбине, так и не увидев дома, а франкское войско в итоге никуда не отправилось [572].
В отчаянии василевс направил посольство к правителю Кордовского халифата Абдаррахману (822–852), попытавшись сыграть на противоречиях между Аббасидами и Омейядами. И тот с готовностью обещал предоставить свой флот к услугам византийцев, как только избавится от внутренних смут в своем государстве. Дело в том, что христианское население Испании, подогреваемое франками, уже давно пыталось освободиться от власти халифа, так что в данном случае, желая того или нет, Людовик Благочестивый сыграл против Феофила, к радости сарацин [573].
Феофил бессильно внимал новым тяжелым известиям: арабы принялись грабить Кикладские острова, а войско, направленное под руководством брата императрицы св. Феодоры Варды в Авасгин, потерпело тяжелое поражение от них. Словно вспомнив былые времена, арабы начали мощную экспансию на византийские владения в Южной Италии. В 840 г. они захватили Тарент и осадили город Бари.
А император умирал, и природа являла страшные признаки Божьего гнева: повсюду была засуха, сменявшаяся небывалыми бурями, свирепствовали землетрясения и голод.
Все же византийцы имели некоторые локальные успехи: их флот совершил удачное нападение на Антиохию, а сухопутная армия опустошила арабские владения от Мелитины до Мараша. В целом же, несмотря на военные неудачи, внимательный наблюдатель не мог не заметить, как Византия постепенно перемалывала арабскую силу. Да, ценой великих потерь и многих поражений, но раз за разом христианское воинство истощало мощь сынов ислама. В этой великой стратегической борьбе решали не только сиюминутные успехи, а прочность того культурного и политического строя, которые лежали в основе каждой из двух воюющих цивилизаций. Медленно, очень медленно, но оттого не менее неумолимо страшно для арабов Византия вставала с колен и готовила смертный приговор своему противнику.
Но это будет еще не сегодня. А в ту минуту мирный договор между двумя государствами был в конце концов заключен, хотя некоторые условия его казались неопределенными. Не был совершен и обмен пленными, как это обычно происходило после примирения противников [574]. В общем, всем было ясно, что этот мир продлится недолго.
Глава 3. Агония иконоборчества. Раскаяние императора
Было бы наивным полагать, что император Феофил, воспитанный Иоанном Грамматиком в духе иконоборчества, сменит церковную политику своего отца и Льва V. Да это было едва ли возможно: по-прежнему иконоборчество ассоциировалось с патриотизмом и поддерживалось большинством восточных епископов и аристократии. Попытка остальных восточных патриархов, направивших поздравления Феофилу с началом его царствования, убедить того вернуться к почитанию святых икон, была изначально обречена на провал. Другое дело, что раскол в Церкви настолько утомил все стороны, что никакой ригоризм был уже физически невозможным. При всей внешней суровости мер византийского правительства в отношении последователей VII Вселенского Собора, следует сделать несколько важных оговорок.
В первую очередь отметим, что первоначально отношение императора Феофила к иконам было вполне терпимым. Первый пример тому — его женитьба на св. Феодоре, о любви которой к иконам он просто не мог не знать. Но первоначально царь не придал этому большого значения. Лишь впоследствии, когда ему пришлось столкнуться с православной оппозицией своей власти, начались административные преследования [575].
Кроме того, нельзя не заметить, что личности последних вождей иконоборчества были до неузнаваемости демонизированы позднейшими почитателями икон. Так, в действительности Иоанн Грамматик являл собой образ образованнейшего человека своей эпохи, человека, всей душой и сердцем радеющего о благе Римской империи, который «был исполнен гражданского благочестия», как говорит о нем древний летописец. Не случайно император выделял Иоанна из толпы всех остальных придворных и философов и доверял ему самые ответственные поручения.
Административная политика царя также лишилась того внутреннего напряжения и суровости, которые ранее иногда были присущи действию римских властей при императорах Константине V и Льве V. Наказывая видных сторонников иконопочитания, император, тем не менее, был избирателен в отношении конкретных лиц. Например, никак не пострадали ближайшие ученики прп. Феодора Студита: Николай, будущий игумен Студийского монастыря, Афанасий, будущий игумен Саккудиона, св. Игнатий, сын императора Михаила Рангаве, будущий Константинопольский патриарх, и многие другие видные сторонники иконопочитания. Будущий патриарх св. Мефодий довольно свободно жил в царском дворце, и Феофил неоднократно брал его с собой в походы, желая его советов по самым различным вопросам. Не исключено также, что царь опасался оставлять клирика без присмотра. Вообще, в отличие от политики императора Льва V, Феофил стремился не столько наказать непослушных или обязать их вступить в общение с иконоборцами, сколько изолировать вождей противостоящей ему церковной партии.
Не случайно в мартирологе лиц, пострадавших при императоре Феофиле, мы почти не видим вождей иконопочитания (вернее, они отсутствуют); фигурируют далеко
