28
«Болезнь заставляет подумать о душе, и в результате моих размышлений я вижу, что мне серьезно следует истреблять свои главные пороки. Нужно достигать, с этой точки зрения, вот каких качеств 1) Не осуждать, 2) Негневливость, 3) Чистота, 4) Спокойствие вообще, при всех случаях, 5) Предоставление всего Воле Божией, 6) Терпение. Против всего этого я чаще всего погрешаю, можно сказать ежесекундно, не то так другое, а то и сразу по всем пунктам. Но как бы это себя воздержать?» (дневник Л.А. Тихомирова от 12 августа 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 14.)
«Занят по горло приведением в порядок своего большого сочинения о государственности… Я все свободное время занят этой работой, и она так трудна, что я прихожу к грустному убеждению, что не могу дожить до ее окончания» (дневник Л.А. Тихомирова от 27 октября 1903 года. ГАРФ, ф.634, оп. 1, д. 12, л. 65-66). «Я что-то опять расклеиваюсь. Сверх того, моя “Византия” (речь, вероятно, идет о части II в книге “Монархическая государственность”, которая называлась “Римско-Византийская государственность”, или об отделе третьем в этой же части “Византийская государственность”. — М. С.) идет скверно. Голова устала, не вяжется мысль… И потом думаешь — из чего я тружусь, для чего? Даже берет сомнение: точно ли есть у меня ум, способный отыскать и указать правду? От Бога ли все мои труды, для совершения которых мне нет удачи, ни сил внутренних, ни внешних? Вот это уж очень тяжкая мысль» (дневник Л.А. Тихомирова от 1 ноября 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 74). «Болезнь прервала мою “Византию”. А ведь это лишь небольшая доля труда — весь в 10 раз больше… Не видать мне его конца. Да боюсь, что все это “академический труд”. Наша Монархия так разрыхлилась, что Господь один знает, каковы ее судьбы… Главное — в обществе подорвана ее идея, да “самого” общества-то нет. Все съел чиновник. Система “монополий” и казенных предприятий проводит чиновника и в экономику страны. Ну а на этом пути — Монархия может быть только “переходным моментом”. Нужен гений, чтобы поставить Россию на путь истинно монархического развития. Мое сочинение, может быть, могло бы послужить будущему Монархической реставрации. Но для настоящего оно бесполезно. Ни очами не смотрят, ни ушами не слушают. Слишком вгрузли все в бюрократию и абсолютизм» (дневник Л.А. Тихомирова от 12 ноября 1903 года. ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 12, л. 82-83) и т.д.
Вот, например, как оценивал значение Л.А. Тихомирова К.П. Победоносцев, со слов его ближайшего сотрудника В.М. Скворцова: «Ему бы по настоящему-то профессором надо быть, а он коптит небо на задворках “Московских ведомостей”… Загублена жизнь!» (Маевский В.Л. Революционер-монархист. Памяти Льва Тихомирова. Новый Сад, 1934. С. 26.)
Эта ситуация повторялась не раз: в 1904—1905 годах ответственнейший пост министра внутренних дел в момент усиления революционных настроений в обществе занял либерально настроенный генерал — на этот раз князь Святополк-Мирский, что привело к пер вой революции; в 1916—1917 годах на том же посту был ставленник Государственной Думы либерал Протопопов…
Об истории этого театра Н.И. Черняев написал большое историческое исследование — «Харьковский театральный иллюстрированный альманах (материалы для истории харьковской сцены)». Харьков, 1900.
Передача векселя по надписи (индоссамент). Одесса, 1909.
Слово «публицистика». употребляется нами здесь в соответствии с тем смыслом, которое оно имело в староправовой традиции, называющей «публицистом». ученого, изучающего государственное право, так же как ученого, изучающего гражданское право, она называла «цивилистом»., а церковное — «канонистом». и т.д.
Книгу профессора П.Е. Казанского «Власть всероссийского императора». мы переиздали в нашей серии «Пути русского имперского сознания». в 1999 году. В ней уважаемый ученый часто ссылается на исследование Н.А. Захарова «Система русской государственной власти»..
Как об этом помечено в конце самого предисловия.
Он был большим специалистом в области восточной политики России, о чем свидетельствует его работа «Наше стремление к Босфору и Дарданеллам и противодействие ему западноевропейских держав». (1916), дай сама книга «Курс общего международного права»..
Самой удивительной стороной этого процесса было почти абсолютное неучастие в нем академической юридической мысли, которая выказала крайнюю тенденциозность в отношении изучения принципа самодержавия. Вместо тщательного и глубокого изучения этого самобытного русского принципа государственной власти правоведы всячески избегали юридического исследования этого термина, не останавливая свое внимание на его национально-правовой уникальности.
Об этом же писал и П.Е. Казанский: «Государю императору принадлежит… власть правообразующая (путем указов и законов в формальном смысле), а в том числе, с одной стороны — учредительная, а с другой — крайняя и чрезвычайная». (Казанский П.Е. Власть всероссийского императора». М., 1999. С. 227.)
Тогда как в Германии и во Франции своими правами избирателя пользовались 75%, в Италии — 63%, в Греции — 66%.
В отношении нации, как говорил Л.А. Тихомиров, монарх не личность, а идея.
Выход самой известной книги Льва Александровича — «Монархическая государственность» совпал с революцией 1905 года, что, конечно, не могло не обратить на него внимания консервативной части общества и правительственных сфер. Симптоматично, что автор «Монархической государственности» не имел тогда полных прав под данного всероссийского императора. Вследствие обратного действия одного из законов конца XIX столетия ему снова вменялась в вину судимость по народовольческому делу 193-х, и он не мог быть редактором газеты или журнала, не мог избирать и не мог быть избранным в представительные органы. Это очень показательно для понимания дел в Российской империи начала XX столетия. Ведущий теоретик монархического принципа не имел полных прав гражданина Российской империи. Только в непродолжительное управление Министерством внутренних дел Петра Николаевича Дурново в 1905 — апреле 1906 года Лев Тихомиров получил снова эти права. (Дурново И.П. был директором департамента полиции во времена обращения Тихомирова из революционера в монархиста в 1888 году и сильно помог ему в возвращении в Россию.)
Для политического писателя Л.Л. Тихомирова, да, наверное, как и для любого писателя, было очень важно, чтобы его ценили и читали. Но рубеж столетий был для него нерадостным временем. Вот несколько цитат из его дневника: «В какой-нибудь поганой республике, в Париже, если дают орден Почетного легиона лавочникам, то дают и писателям. У нас же — кресты дают даже торгашу жиду, но будь ты хоть великим публицистом — хоть служи царю, как никто, — все останешься вне государства, вне его внимания. Это очень обидно и не за себя, а за государство».. (ГЛРФ, ф. 634, оп. 1, д. 6, л. 47, июнь 1896.)
И еще: «Мне кажется, что вообще моя писательская судьба будет служить упреком современной России: не умела она мною воспользоваться. Ослиное общество во всяком случае…». (ГАРФ, ф. 634, оп. 1, д. 6, л. 81, январь 1897.)
Л.А. Тихомиров, работая выпускающим редактором «Московских ведомостей»., попадает в сложную ситуацию в начале XX века. После 1907 года «Московские ведомости». должны были перейти другому издателю, и Л. А. Тихомиров оставался бы без работы и без средств к существованию. Предвидя подобную ситуацию, он пытался в 1906 году писать для «Нового времени»., но его там приняли холодно и даже в штыки, возможно, посчитав соперником, а возможно, для этой газеты он со своими идеями был писателем со слишком правыми взглядами. По крайней мере, он сразу же вступил в спор с ведущим публицистом «Нового времени». — М.О. Меньшиковым…
Их опубликование вызвало сильное потрясение в монархических кругах. 25 апреля 1906 года Л.Л. Тихомиров записал в дневнике: «От создания мира не было ни одного закона, равного этому по отсутствию мысли государственной»..
Руссо в своем известном трактате об общественном договоре исходил не столько из примеров древних классических демократий, сколько из примера английского права, созданного на основе феодального. Великая хартия вольностей, о которой так много говорят как о предшественнице всех европейских конституций, давала политическую свободу отнюдь не народу. Будучи дана в 1215 году английским королем Иоанном Безземельным своим баронам, то есть своим феодальным вассалам, она никакого отношения к «народным свободам» не имела. Бароны лишь получили право знать, на что идет их вас сальная дань королю, вытребовав себе некие контрольные функции.
