Учитывая неизменно исключительное значение путей сообщения для государственного централизма в таком цивилизационном пространстве, как Россия, не удивительно, что органы путей сообщения в условиях гражданской войны и нестабильной государственной структуры объективно стали выходить за рамки управления собственно транспортом. В 1920 году дорполиты (политотделы дорог), опираясь на авторитет Троцкого, военного ведомства и при поддержке Секретариата ЦК, начали посягать на руководство губкомами и укомами тех губерний, через которые проходили важнейшие железнодорожные и водные пути — напрямую командовать местными органами власти. Наметившаяся транспортная вертикаль государственности, угрожающая поглотить все остальные структуры, вызвала тревогу в центре государственного функционализма — Политбюро. Впоследствии ленинская вертикаль ГОЭЛРО появилась, в том числе как противопоставление, как хозяйственная альтернатива путейским амбициям Троцкого — превратить транспорт в основу экономической жизни страны и таким образом гарантировать соответствующее значение в ее руководстве главы транспортного ведомства.
Итоги сентябрьской IX конференции РКП(б), прошедшей под флагом борьбы с бюрократизмом и развития демократических принципов в партии, подействовали на профессионалистов как призыв к наступлению на хозяйственную бюрократию ВСНХ и НКПС. Сразу же после конференции на пленуме ЦК РКП(б) был поставлен вопрос о применении решений конференции к работе профсоюзов. Цека партии постановил, ввиду заметного улучшения работы транспорта, начать работу по «растворению» Главполитпути и Главполитвода в профсоюзном аппарате с тем, чтобы затем объединенный союз железнодорожников и водников вошел в общую систему профсоюзных организаций, возглавляемую ВЦСПС[48]. Если в своей первой части постановление Цека соответствовало политике Троцкого, то во второй шло абсолютно вразрез с его интересами и подрывало его неограниченную власть на транспорте. В воздухе запахло грозой. Стало понятно, что не миновать крупного столкновения Троцкого с руководством ВЦСПС, в котором могущественный вождь Красной армии постарается стереть противников в порошок.
Силы пришли в соприкосновение 3 ноября 1920 года, на 5-й Всероссийской конференции профсоюзов. Я.Э. Рудзутак от имени Президиума ВЦСПС начал критикой хозяйственников: «Очень симптоматичным является заявление некоторых товарищей из ВСНХ, которое было сделано недавно, о том, что ставка хозяйственных органов на профессиональные союзы потерпела поражение, и что в настоящий момент необходимо делать ставку на губисполкомы». И далее без указания конкретных имен следовала атака на лагерь более серьезного противника из военного ведомства: «Предположение, что мы можем совершить наше строительство, опираясь на применение принудительных мер, является чистейшим вздором, чиновничьим вымыслом людей, которые не понимают, что творится вокруг них»[49].
Со своей стороны Троцкий в выступлении на заседании коммунистической фракции конференции предложил взять Цектран, руководимый главными политическими управлениями, в качестве образца для работы профсоюзов. В военной среде Троцкий набрался военного духа и приобрел привычку говорить откровенно и прямо то, что другие прикрывали тактичными оборотами. Он выдвинул лозунги «завинчивания гаек военного коммунизма», «сращивания» профсоюзов с государственными органами и, главное, «перетряхивания» руководства профсоюзов. «Перетряхивание» решило все. Это уже была не просто идея, предмет для теоретического спора, а конкретная заявка на устранение руководства профсоюзов. Тотчас после этого, по свидетельству Ленина, в Политбюро явился «неслыханно возбужденный т. Томский и, при полной поддержке уравновешеннейшего т. Рудзутака, стал рассказывать о том, как т. Троцкий говорил на этой конференции о "перетряхивании" профсоюзов[50].
Троцкий выступил против директивы Цека, кроме того, Ленин не мог потерпеть чьих-либо претензий на перестановки в высшем партийно-государственном эшелоне, который он сам всегда тщательно подбирал и держал под своим личным контролем. Поэтому на очередном пленуме ЦК 8 ноября, при достаточно сдержанной позиции большинства цекистов, Ленин усиленно поддерживает председателя Президиума ВЦСПС Томского против Троцкого. «При этом в споре некоторые, явно преувеличенные и потому ошибочные, "выпады" допускает Ленин»[51]. На защиту Троцкого становятся Рыков, функционер Цектрана Андреев и, что очень важно отметить, секретарь ЦК Крестинский. Остальные двое секретарей ЦК — Преображенский и Серебряков — вместе с большинством членов Цека пока еще с недоумением смотрят на разворачивающийся конфликт и безуспешно стараются смягчить позиции спорщиков.
В этой стадии конфликт еще не приобрел ясно выраженного личностного характера. Тезисы Троцкого отклонены, ему предлагают «усилить и развить нормальные методы пролетарской демократии» внутри Цектрана и ввести его в состав ВЦСПС на одинаковых правах с другими профсоюзами[52]. Троцкому также предлагают принять участие в работе комиссии вместе с Зиновьевым, который еще занимал нейтральную позицию, и Томским для выработки принципов политики в отношении профсоюзов. Троцкий без видимых причин отказывается войти в комиссию, требуя «не келейного» решения вопроса. С этого момента разногласия начинают стремительно приобретать принципиально личностный характер.
Невхождение Троцкого в комиссию стало демонстративным жестом и выпадом в адрес лично Ленина. Троцкий очевидно «сорвался». В течение всего 1920 года он чувствовал на себе жесткий прессинг Ленина, который эксплуатировал его, одновременно не давая вырваться со вторых ролей на первый план. Поднимать транспорт — это Троцкий, «щупать» под ребра белую Польшу, чтобы в ней «получилась» советская власть, громить Врангеля — тоже Троцкий, но в то же время одна за другой, при активном участии Ленина, отвергаются его инициативы по коренным вопросам политики партии. Как, например, мартовское предложение о замене продналогом. Ему также пришлось держать отчет за коллективную (в основном ленинскую) авантюру Цека с «маршем на Варшаву».
Война подходила к концу, и Троцкий не мог не задумываться над тем, какую роль он, вождь победоносной Красной армии, станет играть в послевоенном устройстве. Армия отходила на второй план, но сам Троцкий не хотел сдавать завоеванные ею для него популярность и значение в руководстве страны. В период мирной передышки в начале 1920-го года он усиленно проводил идею по созданию трудовых армий на базе боевых соединений, с помощью которых надеялся занять прочные позиции в экономике. Тогда военная цензура по всей Ресефесере составляла обширные коллекции выдержек из писем с ругательствами по адресу власти и жалобами на голод и холод, но в переписке из Екатеринбурга — расположения частей 1-й Трудармии, доминировали хвалебные отзывы красноармейцев о самом Троцком и удовлетворение своим житьем: «Живем очень хорошо, хлеба — 2 фунта, сахару — 5 кусков, мяса —3/ фунта в день… мыла… табаку… жалованье 800 руб. в месяц. Выдали обмундирование: рубашку, брюки, шинель, ботинки, шапку». Чего еще солдату нужно? Поэтому: «Пусть буржуазия всего мира видит, как рабочий и крестьянин, не выпуская из рук винтовки, строит себе мирную счастливую жизнь»[53].
Однако московские наркоматы тогда увидели в идее трудовых армий покушение на свою монополию в отраслях хозяйства и объявили ее подрывом принципа централизации. План Троцкого был холодно встречен в Совнаркоме и не был осуществлен в той мере, как рассчитывал его автор. И вот опять осенью 1920 года — новый удар по позициям Троцкого, уже в Наркомате путей сообщения.
Если бы в то время у, так сказать, среднестатистического мужика, рабочего, красноармейца спросили: кто управляет страной? То он не вспомнил бы ни Советы, ни Цека большевиков, он ответил бы: Ленин и Троцкий. Имя Троцкого, как и Ленина, тогда у всех было на слуху, и, как бесспорный герой гражданской войны он, очевидно, не отказался бы и от «триумфальной арки» по древнеримскому обычаю. Трудно сказать, насколько далеко простиралось его честолюбие, но, во всяком случае, все из старой гвардии хорошо помнили, что долгое время до революции, он пытался на равных разговаривать с Лениным в социал-демократическом движении. Несомненно, что Троцкий был на голову выше всего остального состава ЦК и только он при случае мог отважиться публично сказать Ленину, что тот «хулиган»[54].
Под свое выступление против ВЦСПС и Ленина Троцкий поспешил подвести теоретический фундамент. 9, 10 и 11 ноября на страницах газеты «Экономическая жизнь», любезно предоставленных ему сочувствующим Рыковым, Троцкий опубликовал большую статью «Путь к единому хозяйственному плану (К VIII съезду Советов)», в которой атаковал постановление 5-й профсоюзной конференции, осудившее бюрократические, приказные методы управления производством и отрыв руководства производством от профсоюзов. Троцкий признал пороки советской главкократии, ее бюрократизм, безжизненную формалистику, невнимание к существу дела, волокиту и проч. Вместе с тем он призвал прежде всего не забывать, что из неуклюжих комиссариатов и главков «мы создали и создаем не нечто случайное и вредное, а нечто необходимое, именно административно-хозяйственную советскую бюрократию, без которой не может существовать государство, доколе оно остается государством»[55].
