балконы одной из парадных гостиных. До Галерной улицы дворец-усадьбу продолжают служебные флигели.
Этот фасад со стороны канала, как и внутренние помещения, в 1822–1825 годах по желанию владельцев дворца был переделан архитектором А. А. Михайловым. Здесь, со стороны сада, Михайлов создал замечательную анфиладу парадных гостиных, которые начинаются с Синей, где установлено огромное зеркало, и заканчиваются Танцевальным залом. Весьма интересны ротонда, которая примыкает к Синей гостиной, Красная гостиная, отделанная уникальной штофной тканью, и Парадная лестница с небольшой обходной галереей. Все гостиные имеют превосходную роспись, по предположению А. Н. Петрова, исполненную замечательным мастером конца XVIII — начала XIX веков Джованни Скотти. Изысканные двери с золоченой лепниной и лепными десюдепортами хорошо дополняют украшение анфилады.
Парадные залы были исполнены с таким мастерством и вкусом, что некоторые богатые аристократы пожелали иметь в своих домах похожие анфилады. Сегодня мы можем видеть хорошо сохранившуюся парадную анфиладу залов в Юсуповском дворце на Мойке, исполненную позднее тем же архитектором, Михайловым, но расписанную уже не Скотти, а учениками его школы. К счастью, залы анфилады в большей части сохранены и отреставрированы.
Как известно, находившийся в дружеских отношениях с хозяевами дома великий Пушкин восхищался этой анфиладой.
Мы знаем, что у Екатерины II была прихоть: хоронить своих любимых собачек в садах. Могилы их сохранились в Царскосельском саду вблизи Екатерининского дворца, целое кладбище домашних животных находится у стены Гатчинского дворца. Бобринские, очевидно, следовали примеру императрицы, так как, по преданию, на возвышении у стены соседнего дома было небольшое кладбище домашних животных. Так предполагалось согласно существовавшей легенде, но последняя реставрация сада этого не выявила.
Английская набережная, 68 (Галерная улица, 69 и 71)
В этом доме выросла мать Надежды Ббринской, о которой говорилось в предыдущей главе. Последним владельцем его также являлся представитель дома Романовых. Здание чрезвычайно интересно тем, что некоторые его интерьеры создавались специально для купленных шпалер.
На месте нынешнего большого дома 68 на Английской набережной в XVIII веке находилось три здания. Одно из них принадлежало Василию Артемьевичу Волынскому, сыну Артемия Петровича Волынского, кабинет-министра императрицы Анны Иоанновны. После трагической смерти отца В. А. Волынский продал дом в царскую казну. Вскоре особняк купил артиллерийский подпоручик Петр Иванович Ивановский, от которого тот перешел к Иоганну Матвеевичу Булкелею, в свою очередь продавшему его жене голландского купца Логина Петровича Бетлинга, Софье Петровне. Соседнее здание, расположенное ближе к устью Невы, принадлежало купцу Михаилу Сердюкову, строителю Вышневолоцкой системы каналов, который продал дом английскому купцу Тимофею Рексу.
Дальнейшая судьба двух домов связана с семьей баронов Штиглицев: согласно справочной книге 1822 года, перестроенные в единое здание дома числились под одним номером и принадлежали придворному банкиру, барону Людвигу (Лазарю) Ивановичу Штиглицу.
Звание придворных банкиров появилось в Петербурге во второй половине XVIII века. В обязанности банкиров входило поддержание деловых отношений с банкирскими домами Европы, помощь в получении русских займов, участие в торговых операциях, покупка оружия, отслеживание состояния вексельных курсов…
Интересно, что почти все придворные банкиры были иностранцами и имели свои дома на Английской набережной. Так, здесь жил один из первых известных банкиров, выходец из Голландии, Иоганн (Иван) Фредерикс. После его смерти должность придворного банкира получил английский купец Ричард Сутерленд, также имевший дом на Английской набережной. Придворными банкирами были хозяева домов на Английской набережной Н. С. Роговиков и А. А. Ралль. Последний одно время являлся основным конкурентом Штиглица в банкирской деятельности.
«Банкирский дом» Штиглицев в жизни Петербурга и России играл довольно значительную роль. Появление Штиглицев в России относится к концу XVIII века; именно тогда из Западной Германии приехали братья Николай и Бернгард. Николай стал основателем Петербургского торгового дома, а Бернгард занялся винным откупом в Кременчуге. Третий брат, Людвиг, прибывший в Петербург позже, унаследовал позже дело Николая, сам же разбогател во время войны России с Наполеоном. После того как в 1817 году пошатнулись дела придворного банкира Ралля и он был вынужден прекратить платежи, «все торговое сословие указало на Штиглица как на достойного занять первенство на Петербургской бирже. В 1820-е годы богатство и кредит Штиглица принесли ему европейскую славу. В 1828 году Штиглиц получил от Николая I баронский титул, значение его на всемирной бирже ‹…› увеличилось, а в 1830-е годы он уже мог равняться богатством с известным гамбургским банкиром Соломоном Гейне. В 1841 году Л. Штиглиц заключил русский государственный заем на 50 миллионов рублей серебром на постройку железной дороги из Петербурга в Москву. В 1843 году он скончался, оставив состояние в 18 миллионов рублей серебром своему сыну Александру».
Александр Людвигович был умен, обладал широким кругозором. Получив хорошее домашнее образование в Петербурге, он продолжил его в Дерптском университете, а затем путешествовал по Европе. Вернувшись в Россию, А. Л. Штиглиц занялся коммерческой деятельностью. Он намного увеличил доставшееся по наследству огромное состояние. В делах ему помогала безукоризненная репутация отца, вексель которого, по отзывам современников, являлся как бы наличными деньгами, а слово его ценилось выше всякого векселя.
По сведениям Б. В. Ананьича, «до самого конца 1850-х гг. А. Л. Штиглиц, пылкий поклонник Шиллера и Гете, придворный банкир, принадлежавший по характеру своих торговых оборотов к старой школе капиталистов-спекулянтов, был признанным королем Петербургской биржи и непременным участником всех крупных операций русского правительства на внутреннем и иностранных рынках. Через банкирский дом барона Штиглица русское правительство поддерживало отношения с банкирскими домами Амстердама, Лондона и Парижа. В 1857 году А. Л. Штиглиц выступил в качестве одного из учредителей Главного общества российских железных дорог, ‹…› которые должны были связать земледельческие дороги России с Петербургом, Москвой, Варшавой, а также побережьем Балтийского и Черного морей. В числе его учредителей были также С. А. Френкель (Варшава), Ф. Беринг (Лондон), банкирские дома „Гопе и Ко“ (Амстердам), „Готтингер и Ко“ (Париж), директор французской компании западных железных дорог А. Турнейсен…»
А. Л. Штиглиц занимал должность председателя Петербургского биржевого комитета в течение тринадцати лет. «Имя его пользуется такой же всемирной известностью, как имя Ротшильда, — писал в 1859 году „Вестник промышленности“, — с векселями его, как с чистыми деньгами, можно было объехать всю Европу, побывать в Америке и в Азии. Нет городка в Европе, где бы не приняли его векселя, и с ними можно было ездить везде, как с наличными деньгами…»
К концу 1850-х годов влияние А. Л. Штиглица стало падать, чему в немалой степени способствовал международный финансовый кризис и инфляция в России. Тем не менее в это время Александр Людвигович задумал переделать и увеличить свой дом на Английской набережной. Он приобрел у действительного статского советника А. И. Бека соседствующий с его домом
