К этому мнению присоединились депутаты 34 разных частей России. — Депутат Тульской губернии Шишков, обратясь к маршалу собрания Бибикову, сказал: «Постановляемые ныне законы должны быть в завоеванных губерниях те же самые, которые и у нас будут». Надо единодушно думать об «общей всех пользе». Законы же для рижского рыцарства в XV и XVI веках, написанные под титулом «Божиею и папы Николая милостию», ныне не могут быть его правилами, ибо у них нет уже ни стола архиепископского, ни такого неприятеля, с которым бы рижское рыцарство могло постановлять войну и мир. Капитуляция, оружием вынужденная, не есть отличная выслуга пленника, но великодушие победителя. Поэтому не сделает ли больше чести означенным губерниям, если они буду называться не завоеванными, но одного с нами общества равными гражданами, а это иначе быть не может, как только тогда, когда они будут находиться под одними с нами законами. Лифляндия и Эстляндия не есть иное царство; климатом же, земледелием и другими упражнениями не разнится с русскими жителями, следовательно и под законами одинаковыми с нами могут и должны быть». Это мнение также встретило поддержку в среде многих депутатов.
Представитель воронежских дворян Титов добавил: так как «лифляндцы и эстляндцы не несут многих тягостей, которым подвержены русские подданные других губерний, то, что в рассуждении сего, и жители этих областей сравнить с прочими, и чтобы на сей конец Российская Империя имела для всех подданных одинаковый закон».
Со стороны лифляндцев и эстляндцев последовало возражение, с указанием на то, что «права и привилегии лифляндские вполне соответствуют расположению живущего под ним народа», что присяга ими верно соблюдалась, подати уплачивались и что «блаженство лифляндцев» состоит «в ненарушимом оставлении их прав и привилегий». Их депутат заключил свое мнение тем, что «капитуляция есть договор с двух сторон», что ненарушимость его «высочайше конфирмована», и что намерение предшествовавших ораторов отменить договор «весьма дерзновенно». Такое заявление было поддержано прибалтийцами. .
Депутат города Романова (Яросл. губ.) Демидов в своем ответе указал комиссии, что собрания «древних привилегий», на которые часто ссылались «в подлиннике нигде не находятся». Демидов полагал, что «благородное лифляндское дворянство, наслаждаясь под российской державой столь многими благодеяниями, которыми оно до того никогда не пользовалось, само пожелает вступить с Россией в соединение и, составив одно государственное политическое тело, будет благоденствовать под одними законами и правами, не касаяясь исповедания веры».
Орловский депутат Похвиснев выразил пожелание, чтобы «все, находящиеся под российской державой народы управляемы были одинаковыми законами для того, что такое единство весьма много споспешествует славе и могуществу всей Империи».
Есипов — депутат от казанских дворян — также стоял за одинаковые законы для всех подданных российскому скипетру народов. Облегченное положение присоединенных дает повод думать, что «победители оставляются в небрежении, а благоденствуют побежденные; найдутся и такие, которые подумают, что в таком случае полезнее быть побежденным, чем победителем. Есипову странно слышать, что в российской державе некоторые «судятся чужими правами, установленными от государей, которые до них никакого Дела не имеют».
Лифляндский депутат В. фон-Блумен высказал положение, что господа, желающие уничтожения привилегий, «посягают на власть, которая конфирмовала эти привилегии... трогают тех великих императоров, которые прежде их утверждали»..., а лифляндцы оказались бы недостойными мирных договоров, утвержденных торжественными присягами, если бы перестали неотступно просить об их сохранении.
Но русские представители не были поколеблены подобными доводами и продолжали настаивать, «что равенство граждан в том состоит, чтобы все были подчинены одним законам».
В приведенных прениях — полный прообраз прений, возникших впоследствии по финляндским привилегиям. Русские депутаты времени Екатерины II прекрасно отклоняли домогательства окраинцев, проявив при этом государственное понимание и способность разобраться в сложном политическом вопросе. Они верно оценили истинные интересы России, правильно представили подлинное русское общественное мнение и хорошо разглядели вредные стороны нарождавшегося провинциализма.
Мнение Императрицы по окраинному вопросу было весьма определенное. Она высказала его в секретнейшем рескрипте (от 9 декабря 1768 г.) на имя Лифляндского генерал-губернатора Броуна и в секретнейшем наставлении генерал-прокурору кн. Александру Вяземскому. В первом документе она признала, между прочим, что финляндские города Выборг и Фридрихсгам «состоят на своих правах, привилегиях и имеют свои магистраты».
Во втором она писала (в 1764 г.): «Малая Россия, Лифляндия и Финляндия, суть провинции, которые правятся конфирмованными им привилегиями и нарушить оные отрешением всех вдруг весьма непристойно бы было; однако же, и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком же основании, есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупость. Сии провинции, также и смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они перестали глядеть, как волки к лесу».
Монета рубль Сестрорецкого монетного двора
При Екатерине II продолжалось обрусение Выборгской губ. Наравне с другими частями России, в Финляндии было введено наместничество. Некоторые тяжелые наказания шведского времени были смягчены. Предполагался перевод шведских законов на русский и немецкий языки. В трибуналах Выборгской губ., взамен немецкого языка, водворялся русский.
Согласно устройству, данному Сенату в 1763 г., третий его департамент ведал все дела по провинциям и областям, которые вошли в состав России, и управлялись еще на основании особых законов. II действительно, разные дела Выборгской губ. решались Сенатом. Так, напр., в Выборге было заложено несколько строений слишком близко к крепости. Военная коллегия, признав все неудобство подобной застройки, в состоянии была лишь при посредстве Сената побудить губернскую канцелярию воспретить дальнейшее возведение зданий. В 1763 г. указом Сената было прекращено делание медной монеты в Систербеке. Сенат раскритиковал предложение гр. Каменского о порядке набора рекрут в Выборгской губ. и о продаже гейматов. В 1786 г. Выборгскую губ. ревизовали сенаторы Воронцов и Нарышкин.
II. Густав III. Свидания владык Севера. Форма Правления 1772 г.
Наследник шведского престола, кронпринц Густав, воспитанный на французской литературе, естественно, сделался горячим поклонником Франции. Вольтера он называл «святым, которого почитает вся Европа». — Париж, платя Густаву любезностью, прозвал его королем философов. Находясь во Франции (в 1771 г.), он был свидетелем ропота, пронесшегося против абсолютизма. Дочь маршала Ришелье — графиня Эгмонт — сказала Густаву: «Довольствуйтесь абсолютизмом обаяния вашей личности и не ищите абсолютизма по праву». В той же Франции он узнал, что народ — безличная масса, — хотя и признается единственным повелителем, но лишен возможности направлять деятельность своих представителей и наблюдать за ними. Густава пленяла идея цезаризма, его восхищал старый режим и блеск двора Людовиков, он преклонялся пред Густавом II Адольфом.
Во Франции его застигла весть
