Велением царя Даниил, являвшийся префектом города Синопа, срочно отправился в Дамаск с предложением мира к Арабскому халифу, а также для сбора сведений о приготовлениях арабов. Его возвращение в Константинополь подтвердило худшие опасения византийцев — арабы готовились в поход на греческую столицу. Набег в 714 г. Арабского вождя Масальма в Романию, закончившийся для мусульман обычной победой и овладением богатой добычей, только усугубил опасения царя.
Неопределённость ситуации продолжалась до 715 г., когда умер халиф Валид и его место занял его брат Сулейман. Обычные в таких случаях церемонии несколько замедлили темпы подготовки нового арабского вторжения. Но вскоре в Константинополе были получены сведения о том, что мусульманский флот вышел из Александрии и направился в Финикию для сбора кипарисового дерева, необходимого для строительства новых кораблей.
И здесь Анастасий II проявил завидное мужество и опытность в деле. Он решил предупредить арабов и составил план нападения на арабский флот. Согласно диспозиции, все фемы должны были направить свои военные отряды на остров Родос, где собирался римский флот во главе с генеральным логофетом Иоанном. По плану византийцам надлежало напасть на арабские корабли, пока они ещё не подготовились к походу, и сжечь их, расстроив сухопутные силы мусульман на берегу. Стратегия царя была блестящей, вызвала одобрение всех военачальников и наверняка сулила успех, но в дело вмешалось новое обстоятельство. В силу неведомых причин войско фемы Опсикия, давно уже не напоминавшее армейскую часть, отказалось повиноваться императору Анастасию II. Есть предположение, что бунт был вызван тем, что их вождь, лишивший Филиппика царского трона, погиб от рук ближайшего окружения Анастасия II[878]. Во всяком случае, солдаты зарубили мечами генерального логофета и покинули остров Родос. Они уже доплыли до гавани Адраммития, когда решили объявить своё непослушание государственным переворотом и поставить во главе Римского государства нового императора.
Видимо, не поделив между собой этот высокий, хотя ещё и недосягаемый пост, мятежники остановили свой взор на первом попавшемся чиновнике, не имевшем к ним никакого отношения — сборщике податей в феме Опсикия Феодосии III. Тот, человек простой и скромный, бросился в горы в поисках спасения от этой незаслуженной чести, но солдаты поймали его и провозгласили императором[879]. Затем мятежная армия вернулась в свою фему и взбунтовала всё население, причём к восставшим присоединились проживавшие здесь натурализовавшиеся потомки готов, которых называли «готогреки».
Император Анастасий II с большим хладнокровием встретил известие о новом бунте, поручив охрану Константинополя верным людям и выстроенному им флоту, а сам переехал в Никею, чтобы оттуда руководить обороной. Тем временем мятежники заняли Хрисополь и оттуда почти 6 месяцев вели морские бои с имперским флотом вблизи Константинополя. Феодосий, волей обстоятельств вынужденный стать во главе мятежной армии, действовал на удивление разумно и проявил талант полководца. В какой-то момент он сумел использовать ошибку осаждённых константинопольцев и, переправив свою армию на фракийский берег Босфора, подошёл к сухопутным стенам столицы.
Как обычно, кто-то из горожан предал сторонников законного императора и открыл бунтовщикам ворота. Мятежники проникли в город и овладели им, предаваясь безжалостному грабежу и насилию над жителями[880].
Став правителем города, Феодосий, однако, не решил ещё проблему преемственности трона. С этой целью он обратился к посредничеству Константинопольского патриарха св. Германа (715–730) и отправил вместе с ним в Никею к императору Анастасию II всех его бывших офицеров, захваченных в плен. Безусловно, это был акт доброй чести, поскольку Феодосию не составляло никакого труда продолжить наступление и физически лишить Анастасия II царского трона. Но и император проявил добрую волю: не желая разжигать гражданской войны, заботясь об интересах своих подданных, он сложил с себя сан императора, выпросив для себя лишь одно условие — разрешение принять монашеский постриг и право жить в выбранном им монастыре в Фессалониках. Феодосий, конечно, согласился, и царствование императора Анастасия II прекратилось[881].
XXX. ФЕОДОСИЙ III (715–717)
Глава 1. Царь и претендент
Положение нового царя было очень трудным — всё-таки, он был рядовым чиновником, никогда не готовившим себя к столь ответственной деятельности, да и легитимность его власти подлежала большому сомнению. Хотя Феодосий III и не испачкал свои руки цареубийством, слыл честным и благочестивым человеком, но, согласимся, для царя этих качеств было явно недостаточно. Не удивительно, что один (полный) год его царствования не оставил никаких заслуживающих внимание свидетельств, позволяющих хоть как-то положительно оценить государственные дела нового василевса. Короче выражаясь, он был откровенно слабым правителем, на фоне которого вдруг внезапно возникла сильная фигура претендента, которому провидение передало в руки судьбу отечества.
Мусульмане продолжали беспрепятственно грабить территории Империи, не встречая нигде сопротивления. И нет ничего удивительного, что по некоторым данным придворные неоднократно предлагали ему добровольно оставить трон и передать власть в руки другого правителя[882].
Вследствие постоянных дворцовых переворотов императорский титул настолько девальвировался, что хотя Феодосий III уже был венчан на царство, буквально тут же объявились новые претенденты на царский трон. Самым опасным для царя являлся стратиг фемы Анатоликов Лев Исавр, которого поставил на эту должность ещё император Анастасий II. Зрелый по возрасту, предприимчивый человек, но уже опытный солдат и военачальник, он немедленно заявил свои права на Римскую империю.
В условиях полной разрухи армии и постоянных поражений византийцев, Лев уже успел снискать славу и уважение у византийцев своими подвигами в стране абазгов и аланов. Явившись из длительного похода в столицу после смерти императора Юстиниана II, спафарием (оруженосцем) которого являлся по должности, Лев не принял Филиппика, оставшись на время «в тени». Едва ли ему мог понравиться способ Филиппика, каким тот занял царский трон, а рассказы о «пророчествах», конечно, были, мягко говоря, не убедительными для опытного воина, быстро сумевшего разглядеть личность нового самодержца. Это обстоятельство не укрылось от императора Анастасия II, который, став у власти, предложил тому возглавить фему Анатоликов, что являлось одновременно и заманчивым, и очень опасным поручением, ввиду активности арабов на этом направлении[883].
Но мысли о высшем жребии уже овладели молодым стратигом, который наглядно видел, что Римское государство погибает и нуждается в энергии сильных и целеустремлённых людей, каким он и был. Следует заметить, что в те годы падения Римской империи царский титул для честных и открытых натур сулил не столько славы, сколько возлагал на их плечи громадную ответственность. В отличие от шутовских претензий Филиппика, Лев в действительности понимал, что его мужество, знания и опыт востребованы государством, и готов был отдать всего себя, без остатка для блага родины.
Когда Феодосий III возглавил поход на столицу, Лев отказался помогать Анастасию, посчитав его участь предрешённой. Впрочем, возможно, в душе Лев не считал Анастасия законным императором и потому составил собственный план прихода к власти. Он заключил частное соглашение со стратигом фемы Армениаков Артаваздом, этническим армянином, целью которого являлось приобретение Львом царской власти. Союз скрепили брачным договором — Лев выдал за Артавазда свою дочь Анну. Артавазд заранее уступал все «права» на трон своему тестю, взамен обещая удовольствоваться некоторыми высшими чинами на государственной службе. И когда в течение 6 месяцев войска Феодосия атаковали Константинополь, две самые крупные фемы Империи издали наблюдали за развитием событий, организуя войско и готовясь к новому арабскому вторжению[884]. Надо сказать, что Лев не скрывал своих намерений и публично провозглашал свои права на царский трон, что не укрылось от арабов.
Но, в конце концов, Феодосий III победил, и арабы, узнав о намерениях Льва, решили вступить с ним в переговоры и заключить мирный договор, чтобы не тратить времени на полевые сражения, а пройти через земли его фемы на Константинополь. Это краткое обстоятельство показывает, что они уже прослышали о предыдущих подвигах римского полководца и знали цену его меча. Лев дал своё согласие, понимая, что в открытом поле воевать с многократно превосходившими его по численности арабами — бесполезно. Но вскоре выяснится, что его согласие — не более, как часть хитроумного плана римского командира, имевшего своей целью и поразить арабов, и получить царскую власть.
