Но, в конце концов, Феодосий III победил, и арабы, узнав о намерениях Льва, решили вступить с ним в переговоры и заключить мирный договор, чтобы не тратить времени на полевые сражения, а пройти через земли его фемы на Константинополь. Это краткое обстоятельство показывает, что они уже прослышали о предыдущих подвигах римского полководца и знали цену его меча. Лев дал своё согласие, понимая, что в открытом поле воевать с многократно превосходившими его по численности арабами — бесполезно. Но вскоре выяснится, что его согласие — не более, как часть хитроумного плана римского командира, имевшего своей целью и поразить арабов, и получить царскую власть.
Согласно заключённому договору со Львом, в 716 г. первый отряд конных мусульман под командованием Сулеймана прошёл через его земли до сильной крепости Амореи, которая располагалась за пределами подконтрольных Льву территорий. Фактически, здесь решалась судьба Империи, поскольку эта крепость должна была стать опорным пунктом для арабов на пути в греческую столицу. Сулейман знал, что Амория уже присягнула на верность Феодосию III, поэтому его войска осадили город, который едва ли мог обороняться долго — его гарнизон был очень малочисленный. Как их известили из Дамаска, вскоре к Сулейману должно было подойти второе арабское войско под командованием Масальма. Поэтому, коротая время, арабы занимались тем, что периодически подскакивали к стенам крепости и славословили Льва как императора. Очевидно, они считали, что, признав над собой власть Льва как царя, гарнизон сдастся на милость победителя без боя. Из крепости им отвечали такими же криками (неясно — была эта заранее заготовленная уловка, оговоренная со Львом, или действительное мнение самих осаждённых), что и ввело арабов в заблуждение.
Лев прекрасно понимал, что Аморею нужно спасти любой ценой, поэтому он затеял опасную игру, впрочем, очевидно, продуманную заранее. Ожидая падения крепости, понимая, что штурм Амореи будет стоить многих жизней его воинов, командующий арабского войска направил послание ко Льву с таким содержанием. «Мы знаем, что Римская держава должна принадлежать тебе. Поэтому, приходи к нам, и будем вести переговоры о мире». На это Лев ответил: «Если ты хочешь, чтобы я явился к тебе для переговоров о мире, то зачем ты держишь город в осаде?» Сулейман прислал новое послание: «Приходи, и я отступлю»[885].
Это была тонкая дипломатическая игра, затеянная Львом. Смысл заочных предварительных переговоров заключался в следующем. По логике Льва, отражённой в ответном послании, если арабы признают его римским императором, то почему тогда воюют с его подданными в Аморее? Они просили прохода для своих войск? Но, ведь, никто заранее не оговаривал, что мусульмане польстятся на Аморею. Следовательно, арабы нарушают условия соглашения и должны объясниться.
В свою очередь, мусульманам очень выгодно было сохранить мир со Львом. Его можно было использовать не только для бескровного занятия Амореи, но и в дальнейшем. Играя именем Льва, как признанного ими царя, они, как минимум, ещё более ослабляли власть императора Феодосия III, и так совсем слабую и неустойчивую. А, как максимум, могли предложить от имени законного царя Римского государства прекратить сопротивление греческим войскам. Как уже говорилось ранее, арабы прекрасно понимали, что в условиях «островковой», а не тотальной войны, победы и завоевание отдельных территорий являются лишь шагом на пути полной ассимиляции местного населения и полнокровного включения захваченных земель в состав Халифата. Даже в случае овладения Константинополем им ещё понадобится «местный» император, полностью, конечно, подконтрольный Дамаску и лично халифу. На взгляд Сулеймана, Лев идеально подходил для этого.
Получив от арабского вождя грамоту, гарантирующую ему личную неприкосновенность, Лев отправился в его лагерь со свитой из 300 всадников. Мусульмане торжественно встретили римского полководца, организовав роскошный пир и разбив свой лагерь неподалёку от его стоянки. Три дня шли переговоры, но каждая из сторон продолжала настаивать на своём. Лев предлагал в качестве залога дружбы, чтобы арабы отошли от города, а Сулейман возражал: «Заключи мир, и мы снимем осаду». Но зачем заключать новый договор, если действовал ещё старый? Логика Льва была, что называется, «железной».
Под конец у Льва начало формироваться убеждение, что, устав торговаться, арабы решили пленить его, и тогда он пошёл на новую хитрость. Византиец дал большой обед в своём лагере, на который пригласил много арабских командиров. А тем временем он тайком направил в Аморию своего посланца, который пригласил для переговоров с ним местного епископа. Всё произошло, как нельзя лучше, и Лев успел дать архиерею инструкции, каким образом гарнизону следует действовать в дальнейшем. Но Сулейман каким-то образом узнал о посещении палатки Льва епископом и потребовал выдать его арабам. Римлянину с большим трудом удалось убедить гостевавших у него мусульман, что он не замышляет против них ничего дурного, и пообещал немедленно отправиться к Сулейману, чтобы, наконец, уладить дела миром. Но, вырвавшись на волю, Лев сумел уйти от арабского конвоя, приставленного к нему, и отошёл в безопасное место.
Не получив ничего из того, что они так долго ожидали, наскучив слоняться без дела, арабы решили снять осаду Амореи и заняться грабежом местных окраин[886]. И напрасно, поскольку второе арабское войско под командованием Мальма было уже близко. Лев немедленно воспользовался такой удачей, и вступил в Аморею с отрядом из 800 воинов своей фемы. Оставив там отряд, сам полководец удалился в Писидию.
Последующие события показывают, что в силу субъективных, скорее всего, обстоятельств Сулейман и Масальма не контактировали друг с другом. Очевидно, опять сыграла свою роль типичная для арабов зависть к воинской славе и желание присвоить себе лавры победителя. Новое арабское войско ничего не знало о прошедших событиях, и Масальма, уверенный, что Капподакия, куда он вторгся, признала над собой власть Льва, запретил своим солдатам грабить население. Римский полководец решил сыграть на противоречиях между двумя арабскими командующими и направил Масальма письмо с таким содержанием: «Я хотел явиться к тебе, но Сулейман, когда я был у него, пытался меня схватить, и я боюсь отправиться к тебе». Араб засомневался и заявил, что Лев обманывает его, чтобы мусульмане не грабили его земли — посланник Льва начал разубеждать его. Дошла речь и до Амореи, и тут Масальма с удивлением узнал, что этот город до сих пор не захвачен войском Сулеймана, но признал над собой власть Льва. Это известие полностью перечёркивало его планы, поскольку, как и Сулейман, он хотел организовать в нём зимнюю стоянку для своей армии[887].
В конце концов, Масальма настолько запутался в хитросплетениях интриги, умело запущенной Львом, что потребовал от римского полководца явиться к нему в лагерь и заключить мирный договор, как император. В свою очередь, Лев стал тянуть время, направив арабскому командующему посланца с требованием дать ему охранную грамоту, а также разрешить приехать с конвоем и казной, как настоящему царю. Масальма сердцем чувствовал, что его обманывают, но ничего не мог противопоставить греческой хитрости.
Но Лев рассчитал всё правильно — огромное конное войско арабов в условиях надвигающейся зимы испытывало трудности с подножным кормом для коней. Делать нечего — Масальма отказался от намерения занять Аморею и отошёл по направлению к Никомидии, после чего опасность для Константинополя миновала. Можно сказать, эта война была выиграна Львом бескровно, одной воинской смекалкой и мужеством[888]. Римский полководец дал блестящий пример тому, как можно стратегически переиграть противника, спутав его планы и заставляя подчиняться собственной воле.
После этого участь императора Феодосия III была предрешена. В течение указанного времени он беспомощно взирал на происходящие события, не в силах деятельно вмешаться в них. Нет никакого сомнения, что если бы не смелая стратегия Льва, арабы без труда в 716 г. захватили бы греческую столицу со всеми вытекающими из этого факта последствиями.
А между тем Лев продолжал своё шествие к верховной власти. По одному верному суждению, «в глазах всего греческого народа драгоценным ручательством доблести и энергии полководца явились недавние факты его задержания наступления неприятеля и спасения крепости от угрожавшей ей опасности. Заразительный пример жителей Амореи, провозгласивших немедленно же полководца императором, встретил повсюду подражание»[889]. Один за другим византийские города признавали его власть и прославляли Льва, как императора.
