16 а п р е л я
ПЕРВЫЙ ОТЗЫВ О "ЧАПАЕВЕ"
Я их долго ждал. Напряженно ждал. Нервно, с захватывающим интересом, то с радостью, то с робостью, я ждал их, этих отзывов. Сегодня читаю в "Известиях ВЦИК" (15 апреля 1925 г.) за подписью Г. В. отличный, великолепный отзыв. Он радует. Он ободряет. Он гордо вздымает мою голову, подталкивает быстро, энергично, еще с большей любовью и внимательностью работать над новой книгой, над "Таманцами". Отзыв меня не обескуражит. Вреда от него никакого не будет. Отнесся я к нему очень здраво. Преувеличений не чувствую. А особенно дорого то обстоятельство, что даже и прикинуть не могу - кто написал, что за милый незнакомец. Видимо, в ближайших номерах разных журналов появятся еще отзывы, об этом слышал от близких литераторов. Особенно занятно встретить отзыв строго-критический...
6 м а я
...Есть мысль: при следующем издании раздвинуть "Чапаева" - дать и новые картинки, и новые, может быть, лица ввести, и, особенно, расширить, усерьезнить изложение чисто военной стороны походов и сражений, а равно и очерк социальной жизни городов и деревень, ухватив экономику и политику. Выбрасывать едва ли что буду - откровенно скажу, жалко как-то, не люблю уничтожать. Это себе в достоинство не ставлю, но пока что дорожу каждою строчкой.
"Чапаев" уже весь разошелся, успех большой. Надо думать о близком повторном издании.
14 м а я
Кузьма* как-то сказал: твоего "Красного десанта" хватило бы на огромный томище или на сотню рассказов - дурак ты, бросаешься материалом, не хранишь такую ценность!.. Материал надо всегда хранить, каждую чуточку себе замечать и оставлять, а ты роскошествуешь спозаранку... Смотри, останешься на старости с пустым сундуком. Посмотри-ка, Чехов, например, на сущей ерунде рассказишки строил, на шише, из пальца сосал - возьмет только одну фамилию "Овсов"*, и пошел...
С тех пор я осторожнее отношусь к своему материалу, я его берегу... И небольшой частный факт (расстрел 60 человек) не беру как эпизодик в рассказе, а как самую фабулу этого рассказа, стержень, вокруг которого упражняю фантазию... Так и второй случай - выпороли на Кубани учительницу, и это мне теперь уже не эпизод, а целая тема для рассказа...
"Не проговаривайся, - пугал еще меня Кузьма, - а то наши литературные крысы ухватят, урвут - и пропал твой материал"...
Вот я пишу мелкие рассказы, а потом я их сведу во что-нибудь крупное, все пути использую!..
15 м а я
ШЕСТЬДЕСЯТ И ЦВЕТЫ
Не всегда автор владеет материалом, а может быть, и никогда им не владеет, сам материал захватывает мощною стихией и увлекает автора, как щепку, в неизвестную даль.
Было предложение дать картину рубки шестидесяти красноармейцев (рассказ "Шестьдесят"), рубили - и только. А когда заскрипело перо на бумаге, сами собой всплывали новые, бог весть откуда взявшиеся картинки: тут и описание лазарета, и разговоры раненых, и этот санитар, и девушка-сестра, и комиссар, погибший такою ужасною смертью.
Или вот пример еще более разительный: сообщили, что в станице, на Кубани, выпороли учительницу.
Об этом и хотел я записать - только об этом: в центре учительница, она героиня очерка. И всего на десять - пятнадцать тысяч знаков. А что получилось? Учительница уже давным-давно отошла на задний план, она давно не героиня; больше того, она, может быть, в конце концов совершенно будет вычеркнута за ненадобностью - отпадет...
Очерк развернулся в настоящую обширную повесть на сто - сто пятьдесят тысяч знаков, два-три печатных листа*. И как это вышло - не знаю, не пойму сам: учительница должна была прийти в семью Кудрявцевых. Это требовалось ходом развития очерка по первоначальному моему замыслу. А в семье Кудрявцевых есть Надя, дочка, девушка... И вдруг она превращается, эта Надя, в героиню повести, а около нее группируется молодежь: тут и гимназисты, тут и подпольный работник, а от этого подпольного работника... пришлось перейти к самой подпольной работе на Кубани. Пришлось целую главу посвятить тому, чтобы изобразить подпольщиков, их работу... И повесть развернулась совершенно неожиданно, захватив такие области, о которых первоначально и помыслов не было никаких.
На переломы в композиции толкали меня и какие-нибудь случайно встретившиеся на улице факты, случайные разговоры, которые вдруг, неожиданно развертывали передо мною новые возможности, показывали, что в прежнем замысле чего-то не хватает, что его непременно следует изменить.
Так трансформировалось и вырастало произведение. Пишу сейчас (по-моему, написано), а точно ведь не знаю, когда, на чем и как закончу: куда поведет художественное чувство. Определенно знаю только основные факты: должна быть любовь у Нади с Виктором. Надя должна переродиться, осветиться, уйти с красными по осени в восемнадцатом году.
18 м а я
КАК ПОСТРОЕНО "ШЕСТЬДЕСЯТ"
В одной из вечерних "чаевых" бесед Ник(олай) Васильевич Матвеев сообщил, что в Майкопе году в 18 - 19 (всего вероятное, что осенью 18-го года, когда Красная Армия отступала через Белореченскую) белые наскочили на какую-то станицу, а может быть и на самый Майкоп, и, захватив там лазарет, всех раненых перерубили. Это и послужило темой. Работал недолго за ночь, часам к 7 утра, кончил. Потом только исправлял стилистически да вставил кой-что о Кумаре и дал вторую, более симпатичную фигуру офицера не годится их представлять круглым зверьем, без одного порядочного человека, это было бы и ошибочно и непростительно скверно в художественном отношении. Отнес в "Кр(асную) ниву". Оттуда Касаткин сообщил, что справиться можно через 2 недели. Долговато. Но надо мириться - имя Дм(итрия) Андр(еевича) еще не так-то известно. "Еще"... А потом? А потом, может быть, оно будет несколько и поторапливать ленивых редакторов - тогда легче пойдет и вся работа. Загрызла нужда в деньгах - большие сроки неудобны и в этом отношении. Десять червонцев ждут своего назначения неприкосновенно на летний отдых - это особая статья.
28 м а я
ЛИТЕРАТУРНЫЕ УСПЕХИ
1. Неделю назад приглашали принять на себя редактирование журнала "Кр(асный) перец" - отказался: я не сатируха и не юморуха. Условились на том, что стану туда писать.
2. "Рабочая Москва" просила давать фельетоны для подвалов.
3. "Военный вестник" обязал давать небольшие рассказы - два-три раза в месяц.
4. По заказу "Огонька" дал очерк "Чапаев", часть материала изъял из книги! Заказали "Ковтюха" и что смогу еще...
6 и ю н я
ЛИТЕРАТУРНЫЕ НЕУДАЧИ
Не все с успехом - сегодня вот и неудача. Месяц или полтора назад отнес я в "Красную ниву" рассказ "Шестьдесят". Водили. Долго водили: "Через недельку придите... Через десять дней загляните..."
И ходил и спрашивал - надоело. Даже злую штучку дал одну в "Красный перец", смеюсь над "Нивой".
Порою звоню. Касаткин отвечает:
- Не пойдет.
- В чем дело? - любопытствую.
- Знаете ли, физиологии очень много: про мокриц там есть: "брюхатые, скользкие гадины..." и в этом роде... Так не годится.
- Представьте, - отвечаю, - а я именно это место считал особенно удачным.
- Да так нельзя, мягче надо, чтобы красота какая-нибудь...
- Что вы, что вы говорите, - ужаснулся я, - да разве тут может быть красота: в гнилом сарае валяются на соломе гниющие, раненые красноармейцы... Потом им под удар рубят головы...
- Ну, все-таки, знаете ли... Потом длинно немного, - как бы оправдывается он.
- Это другое дело.
- Затем - работали мало над вещью...
("Вот уж тут, кум, ты прав, - думаю я про себя, - за ночь написал, а к вечеру другого дня переписали всей семейкой: обработки никакой. Голодно, тороплюсь деньги скорее добыть - тут ты, кум, прав!..")
- Да, обрабатывал мало, - соглашаюсь.
Съездил и взял. На сердце нехорошо.
Зато в "Огонек" пошел "Чапаев".
26 и ю н я
...Отдал ПУРу "Чапаева" сокращенного. Пролеткино хочет "Чапаева" на экран, просили дать сценарий. В Госиздате Мещеряков* просил написать несколько книжек из гражданской войны. "Вы, говорит, совершенно новый тип литературы создаете. У нас этого еще никогда не было. Пишите - у вас большое дарование". Это же говорил и Иорданский*, там же. Я обещал.
А Мещеряков даже: "Вы, говорит, с нами работайте, с большим издательством вам и большой смысл связаться - и шире, и дороже, и имя себе создадите". Вот как! Превосходно. Говорил еще, чтобы я "Чапаева" в роман переделал...
10 с е н т я б р я
"МЯТЕЖ" КАК НАЧАЛ РАБОТУ
Я уж совсем надумал приступать писать большую работу - "Таманцы". И материал собрал достаточный, и поговорил с кем следует - записал все необходимое; заметки разные, наброски сделал; книжки сгруппировал, статьи, картины, картинки достал, альбомы... Словом - раз или два еще пересмотреть бы материал и можно было подумать. А подумать 10 дней - так вот походить, посидеть, полежать и подумать. И идучи на работу, и идучи с работы, и на сон, и ото сна - целые десяток дней. Основное придумал бы, а остальное само собою будет в работе. И голова уже кое-что сырьем приняла, начала перерабатывать. Помогло ей и сердце - в нем тоже кой-что зарисовывалось. И вдруг... Прихожу как-то в Истпарт:
