– казацких радах, то становиться членами такой важной в Украине «громадской» организации, как братства [249]. Братства, возникавшие в городах Украины и Белоруссии, объединяли прихожан определенной церкви. В XVI в. под влиянием начала борьбы за православие и роста интереса к просвещению, деятельность братств начинает расширяться и приобретать новые черты. Постепенно они превращаются в особые церковные союзы по обновлению религиозной жизни, наведению порядка в киевской митрополии и защите православной веры против навязанной поляками. Вступить в братство мог каждый: богатый и бедный, шляхтич, горожанин, духовное лицо и мирянин, местный и иногородний. Но что для нас особенно важно, членами братств могли становиться и женщины.
Уже начиная с середины XVI в. многие украинские женщины были активными членами братств [250]. История сохранила десятки имен таких женщин. Кроме того, в деятельности братств активно участвовали вдовы умерших членов, заменяя, таким образом, своих мужей [251].
Особенное внимание братства уделяли просвещению, стремясь создавать собственные образовательные учреждения в противовес католическим. При братствах открывали школы и типографии, печатали книги. Другим важнейшим направлением деятельности братств была борьба за очищение православной обрядности.
Так как борьба против унии приобрела в Украине политический характер и ключевую роль там играли казаки, то братства, таким образом, часто бывали тесно связаны с важнейшими событиями общества. А учитывая факт финансовой независимости украинских женщин, они могли самостоятельно принимать решение о вступлении в братства и делать при желании крупные пожертвования. Так самому основанию Братского монастыря и школы, из которой впоследствие выросла Киево-Могилянская академия, Украина обязана женщине. В 1615 г. вдова мозырского маршала Гальшка Гулевич даровала на нужды «правоверным и благочестивым христианам» свои земли с усадьбой в Киеве. Там планировалось построить монастырь, гостиницу для духовных странников, а также школу для шляхетских и мещанских детей. Именно на этой земле в конце 1615 г. было создано киевское братство, в которое вступило местное духовенство, мещане и шляхта, а также гетман П. Сагайдачный со всем своим войском. Первым ректором братской школы, которая начала свою работу в 1617 г., стал будущий киевский митрополит Иов Борецкий.
Г. Гулевич и в дальнейшем не переставала заниматься благотворительностью. В 1634 г. она даровала 1000 злотых Луцкому братству [252]. Интересно, что такая традиция весомых женских начинаний имела продолжение на Украине и в совершенно иные века. Например, в 1873 г. на средства полтавской помещицы Е. Милорадовой-Скоропадской (теткой будущего гетмана) было создано Научное Товарищество им. Т. Шевченко, внесшее неоценимый вклад в развитие украинской культуры и науки.
Спорным остается вопрос, были ли украинские женщины грамотными. Так как специальных учебных заведений для женщин в Гетманщине не было вплоть до середины XVIII века, они могли получать только домашнее образование. Правда у П. Алеппского имеется свидетельство, что знатные панны «получали воспитание» в киевском Печерском Вознесенском монастыре. Он отмечал, что большинство монахинь там из «богатых и старинных» родов. Так же он писал: «Все они умеют читать, знакомы с философией, логикой и занимаются сочинениями» [253]. И в другом месте: «Мы заметили возбудившую наше изумление прекрасную черту: все они (казаки – Т. Т.), за исключением немногих, даже большинство их жен и дочерей, умеют читать и знают порядок церковных служб и церковные напевы» [254]. Отметим, что игуменьей именно этого монастыря в дальнейшем была мать гетмана И. Мазепы.
То, что до наших дней практически не дошли личные архивы деятелей Украинского гетманства, не позволяет с уверенностью судить о том, существовал ли когда-либо пласт «личной» корреспонденции украинских женщин этой эпохи. Переписывались ли украинские пани со своими мужьями, как это было принято в Европе? Тут можно вспомнить знаменитую переписку польского короля Яна Казимира со своей женой Марией-Людовикой или Яна Собесского с Марией-Казимирой – правда, обе эти дамы были даже не польками, а француженками…
Известный исследователь старшинской генеалогии XIX в. А. Лазаревский утверждал, что «все тогдашние малорусския женщины» писать не умели, «последние писать научились лишь во второй половине XVIII века» [255]. В доказательство он приводил письмо знаменитой Любови Кочубей (вдовы казненного Мазепой Василия Кочубея), в котором она поздравляла зятя Ф. Сулиму с рождением дочери. Подпись сделана там тем же писарем, что и все письмо – а значит, сама пани Кочубей была неграмотной [256]. А. Лазаревский также опубликовал письмо дочери Нежинского полковника Степана Забелы, Настасьи. При этом Лазаревский заявлял, что хотя письмо написано не писарем – «но несомненно, что письмо писано не самою “сватовою”, которая, хотя и была дочерью богача-полковника, но писать не умела» [257].
Мнение Лазаревского устойчиво закрепилось в литературе. Например, А. Я. Ефименко также утверждала, что женщины из среды высшей старшины были неграмотны [258]. Современная украинская исследовательница О. Дзюба тоже пишет, что женщины «більшість жінок того часу якщо й уміли читати, то були неписьменними» [259].
С этим выводом тоже не вполне можно согласиться. Но даже если большинство женщин украинской элиты и не умело писать, то некоторые исключения из правил все же встречались. У того же П. Алеппского читаем: «Монахини написали на большом листе молитву отпущения», к которой патриарх приложил свою руку [260].
До наших дней дошли собственноручные подписи, сделанные матерью гетмана И. Мазепы Марии Магдалены Мокиевской: на купчей записи («Марія Магдалина Мокіевская игуменія обители Кіевопечерской и Флоровского дѣвичьих рукою власною») [261] и на ее письме отцам киевского Выдубицкого монастыря (Мария Маглена Мазепиная, игуменя Печерская девического и глуховского) [262]. Причем в первом случае пани писала по-польски, а во втором – по-старославянски.
Другим, значительно более известным свидетельством переписки с украинской женщиной было существование «любовных» писем Ивана Мазепы, адресованных его возлюбленной Мотре Кочубей. Письма настолько личные, что нет сомнений, что они предназначались для глаз самой девушки, а значит, она, как минимум, умела читать [263]. К тому же в этих письмах имеется упоминание дорогого подарки Мазепы – «книжечки» [264]. Такой подарок опять же имел смысл только в том случае, если допустить, что Мотря была достаточно образована, чтобы интересоваться литературой.
Немногие сохранившиеся до наших дней документы позволяют тем не менее утверждать, что в Украинском гетманстве существовала «женская переписка». Ярким примером тут служит письмо Анны Обидовской, адресованное ее матери, Людмиле Кочубей [265]. Письмо было написано 1 марта 1707 года. В январе 1698 г. Анна, урожденная Кочубей, дочь генерального писаря Василия Кочубея, вышла замуж за Ивана Обидовского, любимого племянника Ивана Мазепы, которого все пророчили в преемники старого гетмана. Венчал их сам Стефан Яворский [266], а Филипп Орлик написал в честь этого события знаменитый панегирик «Hippomenes Sarmacki». Но в самом начале Северной войны, в
