феврале 1701 г. Обидовский при невыясненных обстоятельствах умер.
За заслуги Обидовского на содержание его вдове Анне 20 февраля 1702 г. Петр пожаловал села Крутичполе, Вишневка, Саричиивка, Коравай и Пореводы [267]. Считалось, что Анна так и оставалась вдовой, причем, когда в 1709 г. начались гонения на мазепинцев, Обидовскую с сыном не минула эта участь, несмотря на то что она была дочерью В.Кочубея, реабилитированного Петром. Анна была лишена принадлежавших ей имений и вплоть до 1711 г. содержалась в Полтаве под следствием. Затем, по решению суда, она была направлена в Глухов, где ей было приказано безвыездно жить.
Из письма Анны матери следует, что после смерти мужа она тяготилась своим положением вдовы. За ней активно ухаживал («старается в приязнь мою») некий молодой пан Красенский («покилка кротне отзивается то устне, то листовне»). Во время ярмарки в Борздне он тайно приехал в Нежин и сделал ей официальное предложение («просил впевную декларацею»).
Так как еще до этого, во время посещения дочери в «ее сельце», Василий Кочубей уже высказал свое согласие на этот брак («пан родич родителским словом мовил Бог благословит»), то теперь Анна просила согласия матери и предлагала устроить официальное сватовство после возвращения из похода гетмана Мазепы и Василия Кочубея.
Все письмо дышит радостными надеждами молодой женщины, которым, скорее всего, не суждено было сбыться. Никаких свидетельств о том, вышла ли Анна Обидовская (Кочубей) замуж второй раз не сохранилось. Да и кто был этот «молодой пан Красенский» – нам тоже точно выяснить не удалось. Правда, в Переяславском полку в бубновской сотне встречаются в середине XVIII в. Иван и Григорий Красники [268]. По крайней мере, в годы преследований имя нового мужа Анны не упоминается, так что желаемая свадьба, видимо, не состоялась. Скорее всего, помешали этому обострение внешней ситуации (Россия оказалась в критической ситуации в Северной войне), Петр в этих условиях собрался превратить Украинское гетманство в «выжженный край», Мазепа начал переговоры с поляками, а в сентябре Кочубей написал на него свой первый донос. Мы не знаем, какие отношения были у Мазепы с вдовой его племянника, но отношения с семьей Кочубея у него к этому времени резко ухудшились.
Как мы видим, согласие на брак матери было в украинском обществе не менее значимым, чем благословение отца. В Украинском гетманстве матери вообще играли особую роль. Надо отметить, что вопреки нашим представлениям о тенденции к росту продолжительности жизни, в XVII в. на Украине часто жили долго – если только какие-нибудь трагические обстоятельства безвременно не обрывали земной путь. Замечательная экология, позволявшая казакам лечить раны, прикладывая к ним сырую землю, способствовала тому, что на Украине нередким явлением были «столітні діди», причем даже среди казаков и запорожцев [269]. Такое долголетие относилось, разумеется, и к женщинам. И вот пожилые матери нередко продолжали руководить своими взрослыми сыновьями, и не только в домашней жизни, несмотря на то что те уже достигли высочайшего положения в обществе. При этом сыны выказывали большую почтительность и искреннюю привязанность к матерям. Например, полковник Григорий Галаган писал в своем дневнике: «Матка моя скончалась, от якой несносной печали я и сам толко что не луснув [270]» [271].
Ярким примером прямого вмешательства матери в политические дела служит эпизод весны 1659 г., когда решался вопрос об изменении Гадячского договора. В доме гетмана Ивана Выговского в Чигирине в момент прибытия польского посланника помимо брата и отца присутствовала и мать (урожденная Олена Ласко). Когда Выговский согласился на изменение статей, навязанных ему поляками, «отец и Данило немедленно встали из-за стола и пошли в комнату, где была мать. Немного спустя (явно – после семейного совещания – Т. Т.) мать вышла из комнаты и сказала гетману: “Ивахну, уже ж мы поідемо”. Гетман отвечал с гневом: “Ідьте хоч до чорта! Раді бі ві мене в ложці воді утопити за то, шчо я вас панами починив”. Не ожидая обеда и не простившись с гетманом, они уехали» [272]. Окончательное решение об отъезде оставалось за матерью. Именно она (а не отец) объявила сыну, что семья уезжает, не оставшись на обед, – что по традициям того времени было большим оскорблением [273].
Не меньше влияние на своего сына-гетмана имела и Марина Мазепа [274] (в иночестве Мария Магдалена). Происходила эта пани из шляхетского рода Мокиевских. Ее муж Адам-Степан был сотником у Богдана Хмельницкого, что не мешало ему впоследствии стать подчашием черниговским. Пани Мазепа была активным членом луцкого православного братства [275], а затем, приняв постриг, возглавила два крупнейших женских православных монастыря (киевский Вознесенский Печерский и глуховской Успенский). Она прожила долгую и активную жизнь, скончавшись примерно в 90 лет.
Пожилая пани отличалась завидной энергией. В 1688 и 1692 гг. она ездила в Москву со старицами и слугами, получив там дары: объяр, байберек, камку и сукно, а также пожертвования на ее монастыри [276]. Добилась пани Мазепа от самого патриарха Адриана разрешения перенести глуховской монастырь в более уединенное место [277], а от Петра I получила села и мельницу для Вознесенского монастыря [278]. Доходы ее обителям шли впрок. В возглавляемых ею монастырях, особенно в Киевском, большого развития достигли вышивки серебром, золотом и шелками [279]. После присоединения сыном в 1704 г. под свою юрисдикцию Правобережья, пани Мазепа, несмотря на свой почтенный возраст, основала там «великие слободы», заселив их левобережными людьми [280]. При этом Мария Магдалена заботливо посылала своему ненаглядному сыну-гетману свежие овощи с собственного монастырского огорода [281].
Нередко пани Мазепа вмешивалась и в серьезные политические вопросы. Причем могущественный гетман не только прислушивался к ней, но и следовал ее советам. Так сам И. Мазепа объяснял, что от казни и наказания он в свое время освободил В. Кочубея в том числе по просьбе «покойной матушки моей» [282].
Еще более яркий эпизод, когда Мазепа получил тайное послание от шведского ставленника польского короля Станислава Лещинского. Мазепа сказал, что пошлет письмо Лещинского к царю и Головкину через Марию Магдалену: «Матка его, игумения Печерская, меет у себя верного слугу и отчасти сродственного, через которого обещала послать те письма до Войноровского, чтоб он руками своими отдал царскому величеству и графу его милости Гаврилу Ивановичу». Однако позже выяснилось, что Мария Магдалена так письма Войноровскому и не отправила, вручив их перед смертью своей внучке (племяннице гетмана) – т.к. известная старица, жившая в ее монастыре, предрекла, что Мазепа погибнет, если это письмо отправят царю [283]. Сам факт, что в таком важном и даже судьбоносном
