пути примирения с гетманом. Между тем Чаплинский был жив и в 1663 г., участвуя в походе поляков против Левобережной Украины [297]. Так что все-таки именно после смерти Елены выдача Чаплинского перестала быть важной для Богдана. Вероятно, домогаясь от короля головы Чаплинского, гетмана больше всего заботило сделать Елену вдовой по католическому обряду. И прав был польский историк А. Ролле, написав, что после смерти Елены «Чаплинский мог вздохнуть свободно».
Роман Хельницкого явно вызывал неодобрение многих – и далеко не только поляков. От польского комиссара В. Мясковского мы знаем, что их не захотел обвенчать киевский митрополит [298]. Впрочем, хорошо известно, что С. Коссов вообще весьма прохладно относился как к самому Богдану, так и к его восстанию.
Сохранились замечательные подробности венчания Хмельницкого, совершенного Константинопольским патриархом Паисием. «Тут же он обвенчал его (Хмельницкого – Т. Т.) с прелюбодейкою, женой Чаплинского, заочно, так как она была в то время в Чигирине» [299]. Почему бракосочетание состоялось в такой спешке? Вероятно, на нем в первую очередь настоял Паисий, который желал превратить Хмельницкого в лидера православного движения и чей нравственный облик должен был соответствовать этому высокому призванию. Отказ киевского митрополита венчать Богдана и необходимость скорейшего отъезда Паисия в Москву, видимо, не позволяли ждать, пока невеста приедет из Чигирина. Сам факт заочного венчания был весьма распространен среди венценосных особ на Западе [300]. Среди православных вспоминается только заочное обручение Марины Мнишек, хотя, вероятно, греческие иерархи тоже допускали такую форму в исключительных случаях.
Но еще более любопытные события последовали после заочного венчания. Паисий послал Елене «разрешение грехов и акт бракосочетания… Патриарх послал ей вместе с тем подарки: три свечи, которые якобы сами загораются, молоко пресвятой девы и блюдо лимонов. Его посланец, монах, был дурно принят. Сын Хмельницкого Тимош, сущий разбойник, напоив его водкой, спалил ему бороду, а жена Хмельницкого дала ему только 50 талеров» [301]. Это первое свидетельство напряженных отношений старшего сына Хмельницкого Тимоша с новой женой гетмана. Такое странное обхождение православного с греческим монахом можно объяснить только тем, что весть о законном браке Богдана стала неожиданным и весьма неприятным сюрпризом для молодого человека. Факт этот тем более интересен, что именно Тимош стал в дальнейшем виновником гибели Елены.
Источники показывают, что поляки ненавидели Елену и видели в ней изменницу. Именно изменницу, а не жертву. Между тем в те годы немало шляхтянок выходили за казаков, спасая свою жизнь. Видимо, все-таки у поляков были все основания не считать, что Елена пошла на этот шаг по принужению. То, с какой легкостью ее обвенчал Паисий, доказывает то, что она была православной. Такие же теплые отношения с греческими владыками Елена имела и в дальнейшем. Так в ноябре 1650 г. русский посланец А. Суханов описывал обед у Хмельницкого, данный в честь посетившего Чигирин коринфского патриарха: «гетман велел сести всем за столом: по конец стола сел митрополит коринфский, с левой руки у митрополита сидела жена гетманская, в лавке сидел митрополит назаретский (живший в Субботове), а против его сидел гетман в креслах;
подле митрополита сидел в лавке строитель Арсений, а против его в скамье сидел посланец князя Доминика Григорей Заруцкой» [302].
С другой стороны, у поляков действительно имелось гораздо больше оснований ненавидеть ту, что поздние историки обвиняли в «пропольских симпатиях» (прямо как Выговского!), чем сочувствовать ей. Очень яркий пример этого – сообщение поляков А. Буженского и А. Вышинского от марта 1649 г. Капитулировавший на условиях личной безопасности польский гарнизон Кодака, отступая по Украине выслал своих посланцев в Чигирин к наказному гетману Коробке и «госпоже гетманше» (т.е. Елене – как мы видим, после венчания поляки стали признавать в ней если не «Хмельницкую», то по крайней мере «гетманшей») с просьбой о гарантии спокойствия. Таковы были получены, но при вступлении в Чигирин ненависть казаков не удалось сдержать. Они отнимали у поляков «хоругви, мушкеты и барабаны, возы с лошадьми и оружие и всю одежду донага. За малейшее сопротивление избивали до крови не только мужчин, но и женщин и детей…» Елена не только не пыталась остановить проявление мести ненавистному гарнизону, но наоборот, как злобно отмечает поляк, «напившись с попом, подарила ему капелляна кодацкого монастыря, чтобы тот выменял на него своего сына в орде». Кроме того, все возы с награбленной утварью и имуществом офицеров «передали гетманше» [303]. Таким образом, вместо того чтобы помогать польской шляхте, Елена содействует православному священнику в возвращении его сына. А казаки передают ей добычу.
Вообще, вопреки мнению польского биографа А. Ролле, что Елена не играла сколько-нибудь заметной роли при чигиринском дворе и не прилагала никаких усилий «для смягчения казацких нравов», даже дошедшие до нас скупые свидетельства современников опровергают это. Имеется несколько фактов, как Елена вступалась за послов, на которых падал гнев Богдана. Так в июне 1649 г. в Чигирине находился иезуитский монах и польский шпион отец Иероним Ласка – как раз в тот момент, когда Богдан крайне разгневался на польских послов. «Все послы наши взяты к пушкам. Из челяди, которая была при конях, одних убили, других утопили. Моему товарищу пану Залесскому… досталось… булавой от гетмана, а напоследок били его обухами и потащили в посольский постоялый двор». Тогда Ласка, «видя такое отношение к послам, попросил самую пани о том, чтобы я мог получить какой-либо ответ к в.м.м.п. Она меня предостерегла и просила, чтобы я не подвергал себя опасности, и “вообще, если хочешь невредимым быть, уходи, как можешь”» [304]. История повторилась и в августе 1650 года. По свидетельству польского очевидца, Хмельницкий «пил с Хорошенко (Дорошено? – Т. Т.). Там, напившись, приказал потопить Ляхов. Сама упросила. Чему и сам, протрезвев, радовался» [305]. Таким образом, Елене не было чуждо сострадание и, имея, несомненно, огромное влияние на мужа, она спасла не одну жизнь.
Мирный 1650 г. принес некую идиллию в семейную жизнь гетмана. Мы постоянно видим его в Субботове и Чигирине в компании жены и, казалось, ничто не предвещало надвигавшейся трагедии. Однако в сообщении польского посланца из Чигирина в январе 1651 г. уже проскальзывают некоторые признаки бури. Резко обостряются отношения Богдана с его старшим сыном Тимошем. Мы выше говорили, что Тимош не был рад браку отца с Еленой. В начале 1651 г. (когда из-за ряда внешних причин откладывается свадьба Тимофея с дочерью молдавского господаря Розандой) отношения отца с сыном доходят до крайности. Вот что писал поляк-очевидец: «Тимош, сын Хмельницкого, большой чудак, большой тиран, нестепенный. Отец, желая его укротить, недавно приказал
