Вскоре заметили, что требуется более радикальная переработка конституции, чтобы преодолеть административное бессилие правительства и расстройство финансов; первое было вызвано партикулярибтским эгоизмом каждой провинции и каждого города, второе — обязательством оплачивать и снабжать всем необходимым французский оккупационный корпус в 25 000 человек. По внушению полномочного посла Конвента Ноэля, который в сентябре 1795 года был аккредитован при Батавской республике, стали подумывать о созыве национального собрания для пересмотра конституции в духе централизации. Это не обошлось без затруднений. Многие патриоты сохранили привязанность к принципу местной автономии и, за исключением Голландии и Утрехта, провинции или открыто враждебно относились к объединительным мероприятиям, или по меньшей мере проявляли колебания. В то время как гаагское Центральное общество, объединявшее много народных обществ, и депутаты провинции Голландии высказывались за созыв национального собрания, Зеландия и Фрисландия энергично протестовали. В генеральных штатах на разрешение этого вопроса ушло три месяца, да и то принятое большинством голосов решение удалось выполнить лишь после провинциальной революции во Фрисландии (26 января 1796 г.) и после долгих переговоров с Зеландией. Согласно выработанному за это время регламенту в 147 статей, нужно было выбрать конвент путем двухстепенного голосования, считая одного представителя на 15 000 жителей; этот конвент должен был выбрать министров, облеченных исполнительной властью и ответственных перед конвентом, руководить иностранными делами, сухопутными и морскими силами; он мог изменять законы, но не иначе как большинством двух третей голосов. Несмотря на эти широкие права, конвент был стеснен в своих действиях некоторыми ограничительными оговорками; так, каждое провинциальное правительство сохраняло право принимать решения, какие оно сочтет полезным, в области судебной, финансовой и политической; с другой стороны, выработка конституции, порученная комиссии из двадцати одного члена, должна была закончиться в течение года — иначе она считалась недействительной — и подвергнуться ратификации народа. Эти оговорки обрекали на неудачу всякую реформу в духе централизации и серьезно компрометировали успех пересмотра.
Национальный конвент (1796–1797). Конвент собрался в Гааге 1 марта 1796 года и единогласно выбрал в президенты Петра Паулуса. Это был многообещающий выбор. К несчастью, Паулус внезапно умер через несколько дней после выборов, в возрасте сорока двух лет, и с его смертью Нидерланды лишились государственного человека, редкие качества которого были бы очень полезны стране. Собрание было выбито из колеи этой утратой; оно сделалось местом раздоров уни-тариев и федералистов, причем те и другие в свою очередь подразделялись на радикалов и умеренных. В среде унитариев Петр Врееде и Валькенаар выделялись своей экзальтацией; ван де Кастеле, Ган и Шиммельпенинк допускали некоторые уступки духу партикуляризма; вереде федералистов ван Бейм со своей непримиримостью стоял в оппозиции к умеренному Витрингу. Когда была назначена комиссия по выработке конституции, тринадцать членов из двадцати одного оказались враждебны самому делу, которое они должны были выполнить. Однако благодаря влиянию французского посланника был выработан и вотирован проект конституции. Проект этот был скопирован с французской конституции 1795 года; им устанавливалось, что Батавская республика отныне будет считаться не конфедерацией автономных провинций, а как бы единой страной, которой правит суверенный народ; исполнительная власть должна будет принадлежать государственному совету из семи лиц, вдасть законодательная — двум палатам; страна делится па департаменты, которые самостоятельно заведуют своими финансами. Несмотря на свою неполноту, предполагалось, что проект должен быть принят народом немедленно, но из этого ничего не вышло. Коалиция ультрареволюционеров и федералистов добилась того, что в августе 1797 года этот проект был отклонен большинством более 108000 голосов против приблизительно 28 000. Конвент жестоко провалился, и голландский народ остался в состоянии анархии. Второе национальное собрание, созванное немедленно же, не могло без потрясений вывести его из этого состояния.
Период государственных переворотов (1797–1798). Новое собрание открыло свои заседания 1 сентября 1797 года. Хотя представители умеренных взглядов все еще были здесь в большинстве, однако они были озлоблены провалом предыдущего проекта конституции и отходом некоторых лиц, павших духом, вроде Щиммельпенинка. Напротив, крайняя партия навербовала новых сторонников и стремилась к захвату власти. Под влиянием государственного переворота 18 фрюктидора во Франции она не замедлила изложить в особом манифесте принципы, которые, по ее мнению, должны были лечь в основу будущей конституции. Сорок три депутата подписали эту программу, принуждая своих товарищей присоединиться к ней «во избежание некоторых крутых мер». Угроза была очевидна. Поддержка французского правительства и его агента Делакруа, преемника Ноэля, дала возможность осуществить ее. 22 января 1798 года, при благосклонном попустительстве генерала Жубера, Дандельс приказал арестовать двадцать восемь депутатов, известных своей умеренностью, а остальных заставил принести присягу в вечной ненависти к штатгальтерству, аристократии и федерализму. После этого очищенное таким способом собрание приняло название учредительного собрания, установило временное правительство из пяти членов — среди них были Врееде и ван Ланген — ив несколько недель выработало конституцию. 17 марта эта конституция была закончена; ею устанавливалась исполнительная директория из пяти членов, управляющих при содействии восьми агентов, или министров, и двух законодательных палат; страна была разделена на восемь департаментов, церковь отделена от государства, установлено единство в финансах, в законодательстве и суде. Вследствие неслыханного давления и «чистки» первичных собраний избирателей конституция на этот раз была принята огромным большинством путем народного голосования.
Тем не менее люди, использовавшие насильственный переворот 22 января в своих целях, дискредитировали себя своей эгоистической политикой. Не довольствуясь наводнением всей администрации своими креатурами, они хотели, сверх того, сами войти в обе палаты, которым вверялась законодательная власть. 4 мая 1798 года они постановили включить в эти собрания всех членов учредительного собрания и их заместителей; для укомплектования общего числа представителей оставалось добрать всего лишь тридцать членов. Другие акты произвола, особенно арест некоторых членов оппозиции, вызвали в стране всеобщее осуждение. Сам Дандельс выступил против этого правительства, установлению которого он так много содействовал; он отправился в Париж, получил там молчаливое разрешение действовать и, вернувшись в Гаагу, произвел там еще одну революцию (12 июня). Из пяти директоров двое подали в отставку, двое бежали, один был арестован; созданы были посредствующая (временная) директория, в которую входили Пейман и Гогель, и временное собрание народных представителей; наконец, созваны были избиратели для избрания нового законодательного корпуса, созыв которого (31 июля 1798 г.) положил конец этой цепи беззаконий.
Трудно произнести окончательное суждение о только что описанных событиях и о людях, ответственных за них; во всяком случае кажется, что только революционные средства могли вывести Батавскую республику из тупика, в который она попала, и невольно хочется быть снисходительным к тем, кто не поколебался применить эти средства. В частности, Дандельс оказал истинную услугу своему отечеству в 1798 году, несмотря на свои крупные недостатки, — чрезмерное честолюбие, необузданную расточительность и сварливый характер.
Директория (1798–1801). Государственный переворот 12 июня обеспечил Нидерландам три года относительного внутреннего покоя. Законодательная власть была разделена между двумя палатами: большим советом, или первой палатой, и советом старейшин; исполнительная власть принадлежала пяти директорам, выбранным второй палатой. Этот режим, скопированный с существовавшего в то время во Франции, внес некоторый порядок в различные отрасли управления. Имея в лице Шиммельпенинка хорошего представителя в Париже, этот порядок, может быть, просуществовал бы долго, если бы внешние осложнения не помешали восстановить экономическое благоденствие страны и если бы оранжистские происки не вызвали подозрения во Франции. Англорусское нашествие 1799 года повлекло за собой значительные издержки: помимо французского оккупационного корпуса нужно было содержать батавские войска; декрет 3 мая 1799 года учреждал национальную гвардию, куда входили все холостые с восемнадцати до тридцати пяти лет включительно и все женатые с восемнадцати до двадцати восьми лет включительно. После побед Брюна республика изнемогала под тяжестью своих денежных повинностей: «Она падает как осенние листья, — писал Семопвиль, уполномоченный правительства первого консула в Гааге, — и погибнет в наших руках, если мир, к которому всей душой стремится первый консул, не вернет ее возможно скорее к коммерческой жизни, единственно доступной жителям по местным условиям». Батавская директория, встревоженная тяжелыми поборами Бонапарта, тщетно умоляла его избавить от рабства и нужды народ, достойный быть «союзным». Ожеро, сменивший Брюна в Голландии, продолжал истощать провинции своими военными реквизициями, а Семонвиль — разорять их, запрещая вывоз хлеба. Законодательный корпус должен был вотировать на 1800 год трехпроцентный заем, покрываемый наиболее состоятельными жителями. Этот принудительный заем, следовавший, за целым рядом других, увеличил налог на собственность на 22,5 процента по сравнению с обложением 1795 года и обложение доходов на 28 процентов. Материальное положение резко ухудшилось, и директория была сильно дискредитирована в глазах голландцев. С другой стороны, не остались незамеченными более или менее подозрительные маневры, к которым прибегли некоторые государственные люди, особепно ван дер Хуз, для того чтобы завязать сношения и вступить в переговоры с бывшим штатгальтером Вильгельмом V. Ван де Спигель, Аилва, Моллерус и другие оранжисты проявили большую активность в течение 1799 года, причем не встречали никаких препят-втвий. Моллерус последовательно побывал в Лннгене и Гель-дере для переговоров с наследным принцем Оранским и в Лондоне для свидания с Вильгельмом V; все это он делал по приказу ван дер Хуза. Отсюда возникло во Франции определенное недоверие к Батавской директории. Это правительство не пользовалось уважением. Ему ставили в вину финансовое разорение, сомневались в его искренности, все на него нападали, никто его не защищал. При таких условиях оно не могло долго держаться. По внушению первого консула был выработан в' 1801 году проект изменения конституции, направленный к усилению исполнительной власти и сужению значения палат. Бонапарту хотелось поставить во главе республики великого пепсионария, но, стараясь не слишком выдвигаться вперед, он на этот раз ограничился тем, что высказал свое мнение, но не навязывал его. Семонвиль и Ожеро присутствовали при совершившемся тогда насильственном перевороте лишь в качестве благосклонных зрителей. И действительно, понадобился еще один переворот, чтобы добиться пересмотра конституции, которому противилось большинство двух палат и два члена директории. 14 сентября 1801 года была выпущена прокламация, предлагавшая батавскому народу проект конституции. Место директории должно было занять государственное регентство (Staatsu — bewindj из двенадцати членов, с ежегодной сменой двенадцатой части своего состава. На помощь этому регентству должны были назначаться генеральный секретарь и четыре статс-секретаря — для внешних сношений, флота, войска и внутренних дел. Законодательная власть вверялась тридцати пяти депутатам, назначаемым в первый раз самим правительством, а впоследствии избираемым двустепенными выборами через департаментских выборщиков; это собрание, лишенное инициативы, могло только принимать или отвергать простым голосованием предлагаемые ему проекты. Клятва ненависти к штатгальтерству уничтожалась и заменялась обещанием согласия на представительную систему.
