говорят, у него началось обострение подагры, и царь буквально не мог ходить. Его желудок, испорченный всевозможными кулинарными изысками, почти перестал функционировать — поэтому-то по Константинополю и поползли слухи, будто василевс умер [816]. За исключением отряда иностранных наемников, у царя не было войска, отсутствовал и полководец, которому он, малоопытный в военном деле, мог бы доверить оборону города. Торник попытался склонить константинопольцев к добровольной сдаче столицы, но те ответили отказом — Мономах должен был выйти на крыльцо Влахернского дворца, чтобы напомнить о себе народу, и его права на царство горячо поддержали. Тогда начался обстрел города, и одна стрела едва не попала в императора, с балкона взиравшего на атаку мятежников. В этот момент настоящим
спасителем Мономаха стал патриарх Михаил Керулларий. Он единственный сохранил самообладание, поддерживал упавшего духом царя, организовывал население для отпора мятежникам, что в значительной степени способствовало повышению его авторитета.
За неимением воинов в Константинополе наскоро освободили преступников и военнопленных агарян, пребывавших в тюрьмах, вооружили и направили на защиту города в наспех вырытые окопы. Конечно же, македоняне, профессиональные военные, без труда перебили эту толпу. Вход в Константинополь был открыт, но тут в силу невыясненных обстоятельств Торник почему-то не пожелал войти в город. Возможно, он хотел вступить в столицу не завоевателем, а царем, быть может, мечтал, чтобы лучшие люди столицы попросили его принять царский венец — неизвестно. Пока что Торник разъезжал между своими солдатами и приказывал тем прекратить убийства раненых и пленных константинопольцев.
Константин Мономах оказался оставленный всеми. Но, к удивлению немногих верных придворных, не утратил бодрости духа. Взглянув за городские стены, он промолвил лишь одно, указав на Торника: «Меня тревожит, что этот посягнувший на власть хитрец призывает к человеколюбию и кротости. Как бы он не снискал этим милости Божьей. Удача будет сопутствовать мятежнику только сегодня, а потом она ускользнет от него, как песок из-под ног, и дела примут совсем другой оборот» [817].
Поразительно, но Лев Торник не стал штурмовать Константинополь и на следующий день, когда незримо колесо Фортуны уже покатилось под гору. Возможно, он ждал, что любимая им Еврепия сможет легализовать его претензии на власть, но не знал — Мономах уже изолировал свою дерзостную сестру. В любом случае для Торника отказ от немедленного штурма стал непоправимой ошибкой. Василевс прекрасно понял, в чем нравственная сила апостасии Торника, а потому сыграл на монархическом чувстве византийцев и попал в точку. Константин IX Мономах и его многоопытные придворные тут же воспользовались оплошностью мятежного полководца, пребывавшего в счастливом неведении относительно своего ближайшего будущего. Было включено главное оружие: мятежным солдатам наглядно доказывали, что Мономах жив, и Торник является узурпатором, которого никто в Римской империи не почтит титулом василевса. По-видимому, свою лепту внес и уважаемый в народе Константинопольский патриарх Михаил Керулларий — если архиерей заранее говорил, что не станет венчать Льва-мятежника на царство, то шансы Торника падали до нуля, что и произошло в действительности. Солдаты Торника с удивлением для себя узнали, что Церковь отказывается признавать их командира императором, сам Константин IX жив и царствует, и у Льва нет никаких шансов законно стать Римским царем.
Пока шла эта агитация, по обыкновению обширно орошаемая золотом, Торник почивал на лаврах, и даже ни о чем не догадываясь. Однако, когда в понедельник он вновь подошел к стенам Константинополя, внезапно выяснилось, что многие отряды его армии один за другим переходят на сторону императора. Поняв, что последующая осада окончательно истощит его силы, Торник двинулся в обратный путь, в Македонию, надеясь там пополнить свою армию и повторить попытку. Однако к этому времени с Востока уже прибыло на помощь василевсу восточное войско под командованием полководца Михаила Ясита, и участь Торника была решена.
Это быстро поняли сподвижники, торопливо переметнувшиеся на сторону законной власти, и вскоре близ Торника остался один верный Ватац. В декабре 1047 г. Лев с Иоанном были схвачены и доставлены в Константинополь. Первоначально император хотел помиловать их, но когда мятежники предстали перед ним, ярость проснулась в его душе. 11 декабря 1047 г. Торника и Ватаца ослепили, и мужественный Иоанн произнес, ложась под нож палача, что Римская империя убивает своих лучших полководцев — конечно, он был прав [818].
Остальные мятежники отделались сравнительно легко: их лишили должностей и конфисковали имущество, но сохранили жизнь и здоровье. Этому они были обязаны, опять же, патриарху Михаилу Керулларию, который без страха направился в царские покои и жестко напомнил о ранее данном им слове помиловать вождей восстания. Как говорят, он в буквальном смысле слова снимал их с виселиц, и, несмотря на недовольство василевса, спас от смерти немало представителей знатных византийских родов.
Последующее царство Мономаха прошло без политических потрясений, если не считать двух неудачных попыток убийц-одиночек прикончить его. Вообще, надо сказать, Константин IX довольно легкомысленно относился к своей безопасности, заявляя, что Бог, давший ему царство, Своей невидимой силой защитит его. Действительно, чудесные спасения императора могут быть объяснены только таким образом. В конце 1050 г. один безымянный слуга попытался ночью прокрасться с ножом в опочивальню царя, убить его и овладеть престолом. Но по пути внезапно испугался и рванулся из дворца. Вид бегущего с ножом в руках слуги возбудил подозрения царской стражи, и она задержала преступника. Был проведен допрос и дознание, слуга назвал имена своих покровителей — сановников Никиту и Михаила, тех сослали, конфисковав имущество в пользу казны, а покушавшийся, очевидно, был казнен.
А в 1051 г. неудачную попытку убить василевса предпринял этериарх Роман Боила, влюбившийся в аланскую княжну — пассию Константина Мономаха. Он сумел заручиться доверием некоторых придворных и в любое время суток имел доступ в царские покои. Когда Боила уже готов был в одну из ночей привести свой план в исполнение, кто-то из слуг, знавших об этом, прибежал в спальную комнату императора, разбудил Мономаха и предупредил того. Соратников Романа Боила осудили, сослали, имущество конфисковали, но его самого царь простил и даже оставил при себе в той же должности [819].
Но возраст брал свое, здоровье императора ухудшалось. Тем не менее и в таком состоянии Мономах не хотел отказывать гражданам в праве видеть своего государя. Прекрасный наездник, он садился в седло и выезжал в город, незаметно поддерживаемый с боков двумя рослыми телохранителями [820]. Съедаемый болезнью, он скончался 11 января 1055 г. Эпитафию Константину IX Мономаху составляют следующие слова современника: «Переменчивый душой, порой сам на себя не похожий, он хотел прославить свое
