живут уклоняющиеся от уплаты десятины, будут на совести последних [2881]. В то же время, pauper — это и просто-напросто небогатый человек, обладающий небольшим имуществом [2882], чьего состояния хватает лишь на "разумную и умеренную еду и скромную одежду" [2883]. Он называет их "младшими мирянами" [2884], "меньшими" [2885], "низшими" [2886], наконец, "смиренными" [2887], что отдаленно напоминает официальную правовую терминологию.
Живут они своим трудом [2888], и епископ даже жалуется, что, не получая должной помощи от богатых, бедняки настолько поглощены работой, что у них остается мало времени на молитву и пост [2889]. Цитируя однажды знаменитые сентенции апостола Павла: "кто не работает, — да не ест" (2 Фес. 3.10) и "денно и нощно работая, дабы не отяготить кого из вас" (1 Фес. 2.9; 2 Фес. 3.8), он замечает, что разумная забота о пище и одежде вполне оправдана, но телесные потребности удовлетворяются малым, так что забота эта не должна быть чрезмерной, во вред служению Богу [2890]. Цезарий упоминает бедняков в одном ряду с ремесленниками; поскольку они спешат вернуться "к своим делам", он старается закончить проповедь пораньше [2891]. Грамотные mercennarii, нанимающиеся на работу к богатому, но неграмотному купцу ради поддержания живота своего, — тоже pauperi [2892]. Некоторые из бедняков, хотя сами едва сводят концы с концами, все же не приходят в храм с пустыми руками [2893]. У них есть какой-никакой, но свой дом [2894] и, несмотря на бедность, у них найдется что украсть [2895]. И даже наличие у человека небольшой "виллы" ценой в 100 солидов и тот факт, что он является налогоплательщиком, не мешают Цезарию считать его бедняком [2896]. Между тем Агдский собор 506 г., на котором он председательствовал, пришел к выводу, что освобожденному рабу для устройства собственного хозяйства надлежит выдать 20 солидов [2897]. Все познается в сравнении…
Некоторые проповеди адресованы селянам относительно скромного достатка [2898]. Они живут в сельских приходах, которые епископ посещает раз в год, хотя желал бы чаще [2899]. Для них он сочиняет особенно простые, незамысловатые проповеди на близкие и понятные им темы [2900].
То, что значительная часть его паствы так или иначе связана с сельским хозяйством, сомнения не вызывает. Свидетельством тому огромное количество аграрных аллюзий, присутствующих в проповедях, о чем подробно говорилось выше. Конечно, многие из использованных при этом образов не представляли загадки и для горожан того времени, особенно если они владели загородными виллами. Но рассуждения Цезария предполагают все же нечто большее, чем простую осведомленность о сельском хозяйстве. Зачастую речь у него идет не об агрикультуре как таковой, а именно о земледельце (cultor), который с "большим трудом и усердием" обрабатывает поле [2901]. Поэтому если замечание епископа о том, что часть его паствы живет за счет дохода от земледелия [2902], еще может толковаться по-разному, то обозначение таких людей словами cultor и agricola [2903], если и не ставит все на свои места, то, по крайней мере, вносит в этот вопрос больше ясности [2904].
Среди прихожан Цезария есть, несомненно, богатые поссессоры, может быть, даже латифундисты, есть и мелкие собственники, которых те притесняют и разоряют [2905]. Однажды Цезарий говорит от лица такого мелкого землевладельца, оправдывающего свое невежество в религиозных вопросах тем, что он селянин (rusticus) и полностью занят полевыми работами [2906]. Деревенский полуязыческий облик этого персонажа очевиден, как и его хорошая осведомленность в агрикультуре, — именно в этой проповеди содержится великолепный пассаж об удалении с поля сорняков и камней и о пятикратной пахоте. Но вправе ли мы считать этого земледельца крестьянином?
Несколько упрощая проблему, можно свести ее к проблеме использования в хозяйстве мелкого поссессора чужого труда. В данной проповеди об этом нет ни слова, и создается впечатление, что изображенный в ней селянин сам "возделывал свою виллу". Из другой проповеди, где речь, как будто, тоже не идет о крупных имениях, ясно, что домохозяин обрабатывал землю совместно с рабами: "землю, что ты возделываешь, — напоминает Цезарий от имени Всевышнего, — создал я, и тебя самого, возделывающего, и рабов твоих создал я" [2907]. Рассуждая на эту же тему и убеждая прихожан платить десятину, епископ весьма кстати цитирует известный стих из Притчей Соломоновых (Прит. 3.9), причем в его старолатинской версии (в данном случае более близкой Септуагинте), где говорится о приношении Господу "от трудов праведных" [2908], а не "от имения своего", как значится в Вульгате [2909]. Поскольку Цезарий, несомненно, знал и иеронимову версию Притчей и обращался к ней наряду со старолатинской [2910], его выбор заслуживает внимания, тем более, что в некоторых других проповедях тема "трудов праведных" звучит уже в авторской интерпретации [2911] — в том числе при осуждении бесчестного присвоения результатов чужого труда [2912].
Картина противоречивая. Даже в тех проповедях, что были рассчитаны на простоватых рустиков и их пастырей, говорится о "наших виноградарях" — как и свойственно рабам, они работают плохо [2913]. С другой стороны, используется словосочетание "управляющие и земледельцы", которым противопоставлены священники, чьи поля и виноградники суть души человеческие [2914]. Похоже, что понятия "управлять виллой", с одной стороны, и "возделывать виноградники", "заниматься агрикультурой" — с другой, были для Цезария близкими [2915].
Следует учесть, что rusticus — это не столько крестьянин, сколько селянин. И в римском, и в раннесредневековом обществе оппозиция rusticus — urbanus играла очень важную роль, поэтому rustici — это сельские жители вообще, в том числе и те, кто сами не занимались сельскохозяйственным трудом (хотя, конечно, они в первую очередь), и уж точно не самые неимущие, добывающие хлеб насущный исключительно своими руки [2916]. В этом смысле очень информативна следующая конструкция из иеронимова перевода Книги премудростей Соломона (Прем. 17.16): rusticus quis erat aut pastor aut agri laborum operarius, в которой "рустик" предстает в роли сельского хозяина, четко отличаемого от пастуха и работника, занятого в земледелии. Приведенный пассаж интересен также существенным отступлением от греческого оригинала [2917], где речь идет о земледельце, пастухе и (что бы это ни значило) неких работниках, трудящихся в пустыне. В старолатинской версии, которая и в этом случае более адекватна Септуагинте, этот стих звучит так: agricola quis erat aut pastor aut eremiae operarius [2918]. Иначе говоря,
