Ознакомительная версия.
В Швеции жили почище, ходили в баню. Но о культуре тоже не слишком заботились. У Карла XI подрастал наследник, своевольный и буйный. Кушал он только руками, масло намазывал на хлеб пальцем. Пулял вишневыми косточками в физиономии министров. Устраивал шуточки в парламенте — во время заседания приказывал запустить туда зайцев и врывался охотиться на лошади, с собаками. Иногда в Швецию приезжал в гости юный герцог Фридрих Голштейн-Готторпский, будущий король Дании. Мальчики устраивали состязания, на спор рубили саблями головы овцам. Или проказничали, носились верхом по улицам Стокгольма, на полном скаку срывали шпагами шляпы граждан, стреляли из пистолетов по окнам. Так отметился в истории грядущий завоеватель Карл XII.
Обретя в стране почти полную власть, Софья Алексеевна уверенно взяла курс на расширение и углубление западнических реформ. В Москве торжествовали польские моды. Знать гонялась за импортными духами, мылом, перчатками. Среди дворян началось повальное увлечение составлением гербов — прежде их имела только высшая знать. При дворе функционировал театр, Софья сама сочинила несколько пьес для него. Любила она и поэзию, писала стихи. Ей исполнилось 25 лет, она была полноватой, но довольно миловидной дамой. Причем царевна подавала пример не только в отношении западной культуры, но и нравственности — ее окружение жило вполне «по-европейски». Свою связь с Голицыным правительница фактически не скрывала. Отдала под начало фавориту ключевые посты во внешней политике, в армии. Он возглавил Посольский, Разрядный, Рейтарский и Иноземный приказы, для него был восстановлен высший в России титул канцлера — «Царственныя Большия печати и государственных великих посольских дел оберегателя».
Но царевна не постеснялась завести и второго любовника — Федора Шакловитого. Если властительнице это нравится, если она считает такое положение полезным, почему бы и нет? Шакловитый стал начальником Стрелецкого приказа и командовал личной охраной Софьи. Вознесся и Сильвестр Медведев, теперь он выступал наравне с высшими церковными иерархами.
Среди простого народа Софья попыталась поднять свою популярность. Она снизила налоги. Пошла на уступки городам, вернула им часть отнятых прав земского самоуправления. Люди встретили такие преобразования с радостью. Но послабления и льготы тонули в реформах другого сорта. Развернулось повальное закрепощение государственных крестьян: Софья награждала любимцев, силилась привязать к себе бояр, военных командиров — раздавала им пожалования на сотни и тысячи крестьянских дворов.
Наметились и сомнительные преобразования в духовной сфере. Федор Алексеевич при всех его польских увлечениях все-таки чувствовал грань, за которую реформы переходить не должны. Группировка Софьи и Голицына взялась ломать любые ограничения. Не считаясь с мнением патриарха, они разрешили в стране католическое богослужение. В Россию был дозволен въезд иезуитам, и канцлер принимал их даже в частном порядке, у себя дома, «часто беседовал с ними». О чем? Причина подобной тяги к русским правителям могла быть только одна, и она известна. Сильвестр Медведев, как и его покойный учитель Полоцкий, тянул страну к унии. Иезуит де Невиль свидетельствовал, что Голицын был его единомышленником.
Кстати, новые властители увлекались и другими учениями: магией, астрологией. Это в полной мере вписывалось в западные моды. В данную эпоху оккультными веяниями были заражены и французская, и итальянская, и польская знать. Как вспоминал князь Щербатов, Голицын «гадателей призывал и на месяц смотрел о познании судьбы своей». Появление возле Софьи Шакловитого встревожило канцлера. Он достал у некоего кудесника особые травы «для прилюбления» правительницы. А потом быстренько осудил этого кудесника и сжег — чтобы не разболтал. Софья тоже отдавала дань подобной моде, Голицын и Медведев набрали для нее целый штат астрологов и «чародеев», вроде Дмитрия Силина, гадавшего по солнцу и другим знамениям.
Перед Западом канцлер благоговел. А родные обычаи не просто презирал, но и другим внушал такое же отношение. В 1683 г. готовилась к переизданию не какая-нибудь книга, а Псалтирь! Голицын поручил своему подчиненному, переводчику Посольского приказа Фирсову, написать предисловие. В частности, священную для каждого православного человека книгу предваряли слова: «Наш российский народ грубый и неученый». Среди русских на самом высоком уровне внедрялась мода на самооплевывание! Зато канцлер преклонялся перед… Францией. Заставил сына носить на груди миниатюрный портрет Людовика ХIV! Не святого, не царя или мыслителя, а далекого и чуждого короля!
Но спорить с Голицыным было трудно. Он вошел в огромную силу. Смещал и ссылал неугодных, осыпал милостями угодивших. Канцлер никогда не забывал и собственный карман, честностью он никогда не отличался. Мало того, что Софья щедро ублажала фаворита, он и сам хапал будь здоров. И вот он-то в полной мере перенял «версальскую заразу» роскоши. Отгрохал дворец, по описанию иностранцев, «один из великолепнейших в Европе», «не хуже какого-нибудь итальянского князя». Крышу покрыли сверкающими листами меди, покои украшало множество картин, статуй, гобеленов, изысканная посуда.
Стоит ли удивляться, что московская аристократия кинулась подражать ему? В столице повсюду возводили новые дома. Потолки расписывали астрологическими картами, стены — голыми Дианами и Венерами. А верхом респектабельности для вельмож стала покупка «иномарочной» кареты. Доставлять эти колымаги из-за рубежа было трудно, стоили они безумно дорого. Да и удобство по сравнению с русскими повозками и санями было сомнительным — тогдашние кареты не имели рессор, на ухабах в них кишки вытряхивало, они часто ломались. Но их приобретали за бешеные деньги для парадных выездов.
Канцлер требовал от знати, чтобы она непременно нанимала для своих детей иностранных учителей. Возобновились проекты создания Славяно-греко-латинской академии, возглавить ее целился Медведев. Однако в данном отношении патриарх все-таки сумел переиграть реформаторов. Потянув некоторое время, он благословил создание академии. Но оказалось, что сам патриарх, пока суд да дело, успел пригласить в Россию руководителей нового учебного заведения, братьев Лихудов — очень образованных греков, твердых в православии.
Что ж, если с московской академией замыслы не удались, то Голицын принялся отправлять русских юношей для обучения в Польшу, в Краковский Ягеллонский университет. Хотя стоит иметь в виду: это учебное заведение не готовило ни технических специалистов, ни врачей. Оно выпускало богословов и юристов. Нетрудно понять, что западное богословие и юриспруденция могли понадобиться временщику лишь в одном случае: он хотел подготовить кадры для грядущих церковных и государственных преобразований.
Проекты таких преобразований уже существовали. Канцлер составил трактат «О гражданском бытии или о поправлении всех дел, яже надлежат обще народу», читал его Софье, приближенным, чужеземцам. Рукопись не дошла до нас, и точного содержания мы не знаем. Но трактат вызвал непомерные восторги у де Невиля — иезуита и французского шпиона, которого направили в Москву Людовик XIV и руководитель его разведки маркиз Бетюн. Сам факт восхвалений со стороны подобного деятеля, а также очень любезное отношение к Голицыну римского папы, поляков (и последующих либеральных историков) представляются весьма красноречивыми. Новое правительство готовило именно такой поворот, которого уже два столетия добивались враги России — разрушение национальных традиций и подрыв православия.
Но существовали и серьезные препятствия. Ведь Софья была всего лишь регентшей — законными царями оставались Иван и Петр. Правда, Нарышкиных оттеснили на задний план. Вдовствующая царица Наталья опять удалилась из Кремля, жила с сыном в Преображенском. Но вокруг нее группировалось большинство бояр, патриарх. Избавиться от Иоакима Софье очень хотелось. На его место существовала куда более удобная кандидатура, Медведев. Однако сместить патриарха на Руси было очень сложной задачей. Только тронь его, и неизвестно, чем дело кончится. Поддержат бояре, на призыв патриарха откликнется войско, народ. Правительница не считала свое положение настолько прочным и предпринимать какие-либо меры против Иоакима даже не пыталась. Замыслы Голицына так и оставались рукописью, пригодной только для чтения в узком кругу. А реформаторам приходилось полагаться на время, ждать, когда Иоаким преставится.
Но ведь время работало против них! Петр подрастал. Он был любознательным, смелым. Любил играть в войну. Холопы и дети придворных становились его «потешными». В Москву его привозили только на официальные торжества, и в 1684 г. он приехал на крестный ход в день Преполовения. Петр живо разговаривал с патриархом. Расспрашивал, в чем смысл совершаемых обрядов, когда они установлены. А потом бояре повезли мальчика на полигон Пушечного двора посмотреть стрельбу. Петру понравилось, и он настоял, чтобы ему самому разрешили пальнуть. Выстрелил и начал требовать — пускай его научат артиллерийской премудрости.
Ознакомительная версия.
