думали о борьбе со знатью. Лишь бы не умереть с голода – вот все, что занимало тогда их помыслы; а для этого надо было неустанно работать; и Гесиод советует крестьянам упорно трудиться в поте лица. «Никогда не наполнит житницы своей ленивый или небрежный; только заботливость умножает плоды работы; человек, уклоняющийся от дела, всегда борется с бедствиями», – говорит он. Нужно быть также бережливым и желать только того, чего можно добиться: «Хорошо брать из того, что есть, – поучает Гесиод, – горе для души – нуждаться в том, чего нет». Крестьян часто обманывали, потому что они не знали законов, и Гесиод советует им быть осторожными с людьми и не доверять никому: «Даже с братом шутя, имей в виду свидетеля; доверчивость губит людей…» Крестьянам при их бедности нельзя было позволять себе излишней щедрости, и Гесиод усиленно советует быть добрыми только в меру, давать только тем, кто может отплатить тем же: «Не давай тому, кто тебе не давал». Щедрым надо быть только по расчету: кто дает, тому тоже дают; ничего не дающим никто также не дает. Вообще во всем надо соблюдать умеренность, даже и в гостеприимстве: «Да не выдаст состояния духа твоего лицо твое, да не называют тебя ни слишком гостелюбивым, ни негостеприимным, ни товарищем негодяев, ни ругателем честных людей…» Трудолюбие, терпение, умеренность, бережливость и осторожность – вот чем надеялись еще спастись крестьяне от горестей своей жизни, и Гесиод вполне понял их настроение.
За то и любили греческие крестьяне певца своей нужды и горя; они ставили его даже выше прославленного Гомера. Гомер писал не для крестьян: все его герои происходили из знатного рода, были царями или сыновьями царей; жили они в богато украшенных чертогах, в золотых палатах, проводили время в роскошных пирах и славных битвах. Но что было крестьянам до этих славных сражений, до громких побед Ахилла и Гектора? Одной только знати приносили войны славу, почет и богатую добычу; бедных людей они лишь разоряли. Немудрено поэтому, что крестьяне не любили войны и ставили Гомеру в упрек, что он так любовно воспевал сражения. Среди греков ходило предание, что когда-то в Халкиде Эвбейской на многолюдных играх встретились оба поэта – Гомер и Гесиод – и вступили между собой в состязание: свои песни они представили на суд собравшихся, чтобы они решили, кто из них выше, как поэт. По окончании состязания большинство хотело присудить венок победителя Гомеру, но судья на играх Панид заявил, что венок более приличествует тому, кто воспевает земледелие и мирные занятия, а не тому, кто восхваляет войну и убийства. И победная награда была присуждена Гесиоду.
В своем великом уважении к Гесиоду греки не остановились и пред тем, чтобы приписать ему славу чудотворца: рассказывали, что как-то в беотийском городе Орхомене свирепствовала чума; обратились к Дельфийскому оракулу, и он посоветовал жителям Орхомена принести в себе кости давно умершего Гесиода; когда это исполнили, чума моментально прекратилась.
II
Прошло около 100 лет со времени Гесиода. Народная нужда стала еще сильнее, обедневших крестьян было еще больше; земли помещиков оказались еще обширнее, стада быков и овец на их лугах – еще крупнее. Еще больше нажили они денег на торговле; у некоторых из них появились большие мастерские и фабрики, на которых работали десятки рабов, вывезенных из степей Скифии или Фракии. Появились среди богачей и люди худородные, происходившие не от знатных помещиков, а выбившиеся из бедной жизни своим трудом и стараниями. Отец иного из таких богачей еще был жалким бедняком, бросившим крестьянскую жизнь в деревне, чтобы в городе поискать счастия; ему посчастливилось попасть гребцом на богатый корабль, который вез куда-нибудь во Фракию дорогие афинские вазы; в обмен на эти вазы фракийцы нагрузили доверху приезжее судно хлебом. С завистью смотрел сметливый гребец, как нажился хозяин судна, продав хлеб у себя на родине, и задумал и сам, скопив кое-как деньжонок, заняться тоже торговлей.
На первых порах ему было трудно, приходилось отказывать себе во всем, откладывая из маленькой поденной платы кое-какие сбережения; потом пошло легче – хозяин заметил его расторопность и сметливость, сделал своим приказчиком и положил большее жалованье. Наконец, у него образовался маленький капиталец, и он сам стал торговать. Ему повезло – и вот его сын уже богач, сам владеющий кораблем, да кроме того держащий небольшую фабрику, на которой выделывают горшки или приготовляют цветные материи.
Недавний бедняк мог теперь быть доволен: у него есть деньги, а деньги уже в то время были великой силой. Человеку с деньгами большой почет отовсюду. «Деньги человека делают», – говорит один поэт VII века (Алкей). С денежным человеком, хотя бы его отец был простым чернорабочим, не прочь породниться и самый знатный аристократ. Поэт Феогнид (VI в.), сам стоявший на стороне аристократов и всей душой ненавидевший худородных выскочек – богачей, вышедших из низкого звания, со скорбью говорил: «Благородный женится на дочери богача, а богач – на дочери благородного. Богатство смешивает сословия; благородное смешивается с низким». И даже веселый поэт Анакреон (VI в), воспевавший только любовь и только ее ценивший в жизни, не мог не заметить великой силы денег: «Все Эрот ногами топчет – знатность, мудрость и добро, и глядят с почтением люди на одно лишь серебро; …за него не стало братьев, за него родной не мил, за него убийства, войны…»
Казалось, богатство вполне вознаграждало за худородное происхождение. Но незнатные богачи не были все-таки вполне довольны. Им оказывали уважение знакомые, им льстил простой народ, но они ничего не значили в делах правления, не могли быть ни архонтами, ни членами ареопага. На эти должности могли выбираться по-прежнему только знатные люди. И поэтому, когда простой народ начинал сетовать на притеснения знати, на лихоимство судей, на обиды от благородных помещиков, то и они сливали свои жалобы с этими народными сетованиями и говорили, что нехорошо, когда всем в государстве правят одни аристократы, хотя бы у многих из них было и мало ума. Пора бы, говорили они, допустить к управлению государством и других, людей незнатного рода, которые сумели хорошо устроить свои собственные дела, нажили большие деньги и доказали этим, что и государству они могут послужить не без пользы для него. И крестьянин с восторгом слушал их нападки на ненавистную знать и готов был помочь им свергнуть ее господство. Он видел в этих разбогатевших купцах своих союзников и думал, что с их помощью добьется всего, чего ему не хватало: и новых прирезок земли, и возможности занимать деньги
