луков и арбалетов, 60 тысяч подков и 14 тысяч туш свинины, большой запас сыров, бобов и вина. Как говорят, английская армия насчитывала более 17 тысяч рыцарей и хорошо вооруженных солдат. На его фоне приготовления Филиппа Августа выглядели гораздо скромнее — тому явно не хватало ни власти, ни опыта жизни, чтобы соперничать с Английским королем [841].
Пока шли приготовления, агенты султана довольно подробно живописали Саладину о том, какие силы собирают христианские короли против него. Однако действия правителя Египта и Мосула были двоякими. Да, великий курд не терял времени даром, однако нередко был просто бессилен перед тяжестью власти и масштабами своей империи. По сути, он управлял лишь небольшой частью областей и несколькими отрядами верных солдат; все остальные подвластные ему мусульманские правители являлись очень и очень условными союзниками, с которыми нужно было держать ухо востро.
Помимо этого, было еще несколько обстоятельств, никак не облегчавших положение Саладина. Турецкие правители никогда не имели привычки держать постоянную армию; и у султана просто не было денежных средств для этого. Нельзя также забывать, что для очень многих мусульманских аристократов Саладин являлся всего лишь удачливым курдом не самого высокого происхождения, «случайно» добившимся славы. Несмотря на грандиозный успех, его победа при Хиттине и захват Иерусалима наполнили сердца многих мусульманских правителей черной завистью. Халиф Аббасид аль-Насир (1180–1225), проживавший в Багдаде, не скрывал своей неприязни к султану. Он посчитал себя оскорбленным, что известия о взятии Святого города ему привез рядовой гонец, а не сам Саладин или на худой конец какой-нибудь вельможа. Правители Ирана и Ирака не могли простить ему присоединение Мосула. А Рум-сельджукский султан Кылыдж Аслан II откровенно давал понять, что не станет препятствовать проходу крестоносцев через свои территории [842].
К тому же Саладин допустил большую ошибку, выпустив летом 1189 г. Гвидо де Лузиньяна из темницы, посчитав, что тот уже не причинит большого вреда. Однако титулярный (уже) король Иерусалима был не столь слаб характером и беспомощен, чтобы забыть о своем долге христианского правителя и пилигрима. А потому сразу же после освобождения он собрал довольно значительный отряд рыцарей из числа тамплиеров, госпитальеров и добровольцев и отправился из Тира, где ему отказал в повиновении Конрад Монферратский, к Акре, желая освободить город и вернуть себе королевство. Вскоре к ним прибыла помощь — более 500 рыцарей из Ломбардии и большое грузовое судно с продовольствием.
Затем Саладин совершил свою вторую ошибку, посчитав, что поход Гвидо — безумная авантюра. И потому, когда он наконец увидел опасность, король уже стоял под Акрой с довольно внушительной армией. 31 августа 1189 г. крестоносцы пошли на штурм, и лишь приближение войска Саладина спасло турок в Акре от немедленной гибели; латиняне отступили. Но и после этого султан не продемонстрировал былого таланта: вместо того чтобы с ходу напасть на небольшую армию крестоносцев и смять ее, он разбил лагерь, считая за лучшее осадить их. В самое ближайшее будущее ему предстояло убедиться в ошибочности такой стратегии: уже 10 сентября к Гвидо внезапно прибыло еще одно мощное подкрепление из Европы — 12 тысяч фрисландских и датских крестоносцев. В дальнейшем лагерь осаждавших город пилигримов постоянно расширялся: прибыл ландграф Тюрингии Людвиг III Благочестивый (1172–1190), один из самых могущественных аристократов Германии, Филипп де Дре и его брат Роберт де Дре, а затем и Конрад Монферратский усилил латинян, приведя с собой 1 тысячу крестоносцев из Тира.
Саладин также получал подкрепление, в результате чего возникла ситуация динамического равновесия сил. В конце сентября того же года султан предпринял смелый рейд, направленный на снятие блокады Акры и доставку продовольствия, в котором ее защитники отчаянно нуждались. Это ему удалось, однако, войдя в Акру со своими воинами, султан убедился, что снять осаду ему не по силам. Более того, в октябре крестоносцев стало уже так много, что они, осмелев, вновь начали наступление на укрепления Акры.
Враги еще раз попытались решить спор сражением и 4 октября 1189 г. состоялась, как писал современник, «Великая битва за Акру». Войска выстроились друг напротив друга, Гвидо де Лузиньян держал в своей руке Евангелие, а Саладин велел кричать по рядам мусульман: «О, ислам и армия слуг единственного бога!» Он лично обходил своих солдат, вдохновляя на битву — и не напрасно. Натиск крестоносцев был настолько силен, что многие турецкие отряды начали отступать. Латиняне решили, что дело уже сделано, и приступили к обычному занятию — добивать раненых и грабить обоз. Но, как оказалось, султан вовсе не утратил боевого духа. Собрав небольшой отряд, Саладин смело бросился на врагов и уничтожил одно из подразделений крестоносцев. Теперь уже сарацины принялись гнать потерявших строй рыцарей, пока не достигли главных частей. Битва закипела с новой силой, но крестоносцам удалось отбить атаку мусульман. Ближе к вечеру сражение подошло к своему естественному завершению. Обе стороны невероятно устали, солдаты буквально валились с ног. Все поле было усеяно телами павших воинов. Сарацины вернулись в свой лагерь и приступили к молитве, до сих пор не веря в спасение. Сам Саладин был глубоко убежден в победе, поскольку, по его мнению, крестоносцы понесли в сражении большие потери, которые не смогут более восполнить. Разумеется, пилигримы приписывали честь победы себе, хотя и отдавали должное мужеству врага [843].
В бою многие крестоносцы проявили завидное мужество. Сам Гвидо де Лузиньян спас от верной гибели Конрада Монферратского. А магистр тамплиеров Жерар де Ридфор, ранее для спасения принявший ислам, но затем перебежавший к соотечественникам, отказался отступать и предпочел смерть плену. Брат короля Жофруа де Лузиньян (1150–1224) умело организовал оборону. И когда Саладин попытался ворваться в лагерь пилигримов, те яростными контратаками отбросили турецкие войска обратно [844].
Наступила зима, давшая некоторую передышку обессилившим соперникам. Нельзя, впрочем, сказать, что условия, в которых они пребывали, были равны. Хотя христиане и потеряли Святой город, они объединились и сумели отбить у сарацин остальные владения. В какой-то степени и моральный перевес был на их стороне. А великий курд, несмотря на добытые победы, оказался в тяжелом положении. Неудачи при Тире и Акре, которых никто не ожидал, смутили многих эмиров. Призывы султана к правителям отдаленных провинций не приносили успеха. Халиф откровенно думал лишь о расширении собственных владений, нисколько не заботясь о судьбе своего удачливого султана. Да и сама армия, противостоявшая крестоносцам у Акры, не отличалась высоким боевым духом. Не раз Саладину приходилось применять все свое влияние и красноречие, чтобы остановить дезертирство собственных солдат. Он даже был
