г. патриарх созвал синод, формально пригласив на него римских послов. Те, конечно, не явились, что Керулларий заранее и предполагал. Тогда в присутствии 12 митрополитов, 2 архиепископов и 7 епископов, бывших в те дни в Константинополе, Керулларий огласил эдикт, в котором провозгласил ответную анафему на Римского папу,
обильно обосновывая ее всеми римскими отличиями и отдельно осуждая
Filioque, хотя речь ранее об этом вообще не шла. В целом грамота была составлена в куда более осторожных выражениях, чем римская анафема. В ней не анафематствуется папа, а лишь конкретные лица, легаты, и перечисляются «ереси» Римской Церкви. Но в сознании того времени эта была настоящая анафема апостолику, что и закрепилось в церковной практике в последующие времена [874].
Не теряя затем времени, патриарх направил письмо Петру Антиохийскому, в котором по-своему изложил обстоятельства дела — будто бы легаты анафематствовали не его, а всю Восточную Церковь. В самом Константинополе Керулларий организовал широкие волнения — дошло до того, что жизни легатов угрожала серьезная опасность, и император с трудом смог их защитить, быстро выпроводив из столицы. Вследствие дерзких и высокомерных поступков римских послов патриарх поставил вопрос в такой редакции, что только он один является истинным защитником Константинопольской Церкви и Православия в целом при пассивной позиции василевса. В довершение всего Керулларий дал разрешение на издание памфлета «Против франков», в котором были приведены 28 канонических отступлений латинян — по большей части совершенно абсурдных. В частности, им вменялось, будто они крестят младенцев слюной (!) и едят мясо волков. Без сомнения, памфлет был направлен на то, чтобы укрепить политическую победу патриарха над императором, который, как получалось, сквозь пальцы смотрит на попрание веры со стороны латинян [875].
Император Константин IX, авторитет которого в глазах народа в ту минуту упал ниже низшего предела, вынужден был спасать уже самого себя. Он дважды направлял своих посланников к Керулларию, выдал на его суд в виде «козлов отпущения» двух переводчиков, служивших при легатах во время их пребывания в столице, и издал императорский рескрипт, позднее включенный в состав синодальной грамоты об анафематствовании Рима [876]. Как и ожидалось, Константин IX Мономах подписал соборную анафему Риму и согласился с патриархом по всем пунктам обвинения. Примечательно, что патриарх Петр Антиохийский попытался уговорить Керуллария восстановить единство с Западной Церковью, но тот, разумеется, даже слышать об этом не желал [877].
Тем временем легаты вернулись в Рим и написали новому папе Виктору II подробный, хотя и малообъективный отчет. Оставалась последняя надежда, что понтифик не утвердит акт легатов своего предшественника, но тот, верный продолжатель дела Льва IX, анафематствовал Константинопольского патриарха и всех его сторонников. Поскольку же под эту категорию подходил и Византийский император, и восточные патриархи, и все греки, то всколыхнулась вся Восточная Церковь. Так произошел Великий раскол Кафолической Церкви, не изжитый до сих пор. Тем более удивительный, что современники в первые столетия мало придавали значения данному событию, полагая его одним из примеров ставшей привычной вражды Римской и Константинопольской кафедр. Увы, они глубоко ошибались...
Конечно, трудно обвинить одного Михаила Керуллария в этом расколе, поведение папы Льва IX также выглядит далеко не безупречным. Но в действительности он лишь повторял слова Римских епископов времен Вселенских Соборов. А те нисколько не сомневались в своем примате над всеми остальными патриархами, напоминая о заслугах Римской Церкви в деле защиты Православия. Но, как справедливо отмечают, объективно папа, живущий в XI веке, не имел никакого морального права говорить языком св. Льва Великого, св. Григория Великого, Целестина, Адриана и Агафона. «Типовой» папа тех времен, о котором говорили, что в Риме властвует не апостол Петр, а Симон Волхв, игрушка, мятущаяся в течение двух столетий в руках различных политических партий. Вечно озабоченный поисками союзников и покровителей, морально падший и совершивший множество преступлений, такой понтифик не мог быть в глазах константинопольцев главой Кафолической Церкви и высшим авторитетом, каким являлись его великие предшественники.
Однако и позиция Константинопольского патриарха, ничуть не отличающаяся от римских «нот», полагавшего себя первым патриархом, управляющим всеми остальными епископами Востока, ничем не лучше. Небезынтересно отметить, что в течение всей переписки с Римом и июльских событий 1054 г. Керулларий даже не счел нужным снестись с Иерусалимским и Александрийским патриархами и узнать их мнение. Да и Петру Антиохийскому он давал лишь поручения, мало задумываясь над его словами и позицией [878].
Теперь, освободившись, как казалось Керулларию, путем войны от Рима, он мог с полным основанием говорить о себе, как церковном главе Востока — чего, собственно говоря, и добивался все эти годы. Вслед за этим, как мы вскоре увидим, началась борьба с собственным императором, приведшая Византию к глубочайшему политическому и духовному кризису.
Раскол произошел, и каждый из противников думал, что победил. Правда, в последующие годы еще встречались сильные и мудрые фигуры, пытавшиеся возобновить отношения между Западом и Востоком. Хотя папа Виктор II и согласился с легатами своего предшественника, но он, тем не менее, направил в 1055 г. Барийского архиепископа Николая в Константинополь вместе с Аргиром. Вслед за тем папа Стефан X (1057–1058) также посылал своих легатов в византийскую столицу, но понтифик умер, и посольство рассыпалось. В 1071 и 1073 гг. папа Александр II (1061–1073) дважды пытался возобновить переговоры с императором, но также безуспешно [879].
Объективно говоря, восстановление церковного единства было крайне важно для обеих сторон. Византийские границы уже горели в огне турецких набегов (об этом речь чуть впереди), и императорам не было никакой выгоды приумножать ряды врагов, тем более на Западе. К тому же только понтифик мог хотя бы немного смягчить экспансию норманнов на греческие территории Италии. Апостольская кафедра также полагала, что союз с византийцами небезвыгоден для них среди германского и норманнского окружения. К несчастью, в Константинополе в то время также торжествовал «византийский папизм», и нужно было быть слишком наивным идеалистом, чтобы рассчитывать на успех миссий. А в самом Риме, где только-только удалось восстановить престиж папского престола, никто не собирался уступать «схизматикам». В результате каждая из сторон стремилась только к тому, чтобы насолить другой. Когда в 1073 г. папа Григорий VII исполнил просьбу императора Запада и обязал вождя норманнов Роберта Гвискара заключить мирный договор с греками, в Константинополе ответили понтифику черной неблагодарностью. Во-первых, византийцы не выполнили обещания воссоединиться с Римом на оговоренных условиях. А, во-вторых, когда папа торжественно заявил, будто готов сам явиться с армией в Константинополь, дабы отразить нападение турок, это настолько испугало восточный
