значительные, и царь помнил об Анне в последующие годы. Это была не опала, не насильное изгнание. Смерть, последовавшая почти сразу после пострижения, указывает на причину — тяжелая болезнь. А в поиске непротиворечивых версий можно выдвинуть две. Либо Иван Васильевич избрал Васильчикову своей невестой, но брак почему-то откладывал — и она, не став женой, повторила судьбу Марфы Собакиной. Либо она жила с государем, не будучи супругой. Но причина смерти, с большой долей вероятности, стала такой же, как у Анастасии, Марии, Марфы. Уж очень регулярными были эти смерти для всех женщин, которые находились около него, которых он полюбил…
А невенчанные связи у Ивана Васильевича иногда были. Может быть, с той же Васильчиковой или Мелентьевой (если она вообще существовала). Он же был мужчиной совсем не старым, 45 лет, и не был извращенцем (хотя даже это ему пытались приписать, когда за границей неправильно перевели придворный чин постельничего). Царь и сам не отрицал, что порой допускал слабость, искренне приносил покаяние. В ответ на поношения Курбского писал ему в 1577 г.: «А скажешь, что я во вдовстве не терпел и чистоты не сохранил — все мы люди». И самого оппонента поддел тем же грехом: «Ты зачем поял стрелецкую жену?» [662]
Стоит подчеркнуть, что волна осуждения по поводу количества жен и «прелюбодейств» Ивана Грозного была раздута с легкой руки Карамзина в XIX в., когда нравы верхушки общества были крайне далекими от целомудрия. Эти возмущенные оценки успешно продолжили авторы XX–XXI вв., когда сожительство стало вообще «нормальным» явлениям, а мимолетные «романы» — предметом бравады. Но вспомним, когда фарисеи привели к Иисусу Христу женщину, уличенную в блуде, предлагая побить ее камнями, Господь сказал: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Ин, 8,7). Обвинители устыдились и разошлись. У российских обвинителей, как светских, так и духовных, совести оказалось меньше, чем у фарисеев…
Но вернемся в XVI в. В Речи Посполитой возобновилась предвыборная борьба, и теперь в нее открыто вмешался турецкий султан. Прислал предупреждение: если королем станет австрийский или русский претендент, он объявит полякам войну. Правда, Селим Пьяница вскоре умер. На трон взошел его сын Мурад. Отцовского советника Иосифа Наси, которого иностранные дипломаты почтительно именовали «дон Иосиф», он от двора выгнал. Но менять отцовскую политику и заключать мир с Россией пока не спешил — оценивал ситуацию, взвешивал.
А поляки и литовцы снова спорили о кандидатах. Магнаты, зная об условиях Ивана Грозного, на этот раз не желали приглашать его. Но среди мелкой шляхты его сторонников было много. Паны очень боялись таких настроений. Опять перекрыли дороги, не пропуская в Россию посланцев шляхтичей. Между прочим, именно в ходе предвыборных кампаний Курбский писал свою «Историю о великом князе Московском». Разумеется, его совсем не устраивало, если корону получит государь, от которого он сбежал. Его сочинение стряпалось по заказу католической, антирусской партии и предназначалось отвратить избирателей от царя, поэтому туда и наливалось побольше грязи.
Но шляхта знала цену предвыборной агитации и истинное положение дел. Даже в Польше клевете Курбского не верили! Мелкие дворяне снарядили к царю своего посланца Кшиштофа Граевского, он сумел пробраться через кордоны, и 6 апреля 1575 г. Иван Васильевич принял его в Александровской Слободе. Граевский предостерег его от переговоров с магнатами, но заверил, что в Польше у него много сторонников, и предлагал установить прямые связи. А государь разобрался в технологиях предвыборных игр. Нарисовал туманные перспективы о возможном объединении России и Речи Посполитой — где-нибудь в неопределенном будущем. Но сделал и конкретные предложения, заманчивые для шляхты. В случае избрания обратить доходы от королевских и казенных земель (захваченных магнатами) на содержание войска (то есть шляхты) и другие государственные нужды. А если для дворян Речи Посполитой так важна выборность монарха, то допускал ее сохранить. Но выбирать только между потомками царя.
Граевский был доволен результатами переговоров, но на обратном пути магнаты схватили его и упрятали в тюрьму, изолировав от единомышленников. Хотя по Польше стали распространяться слухи о каких-то выгодных предложениях царя (чего он и добивался). В мае 1575 г. в Стенжице состоялся съезд по предварительному обсуждению кандиатур на престол. В это время в Польшу приехал царский гонец Ельчанинов, совершенно по другим делам. Паны никого к нему не пускали, разместили под охраной в 15 верстах от Стенжицы. Но шляхта забузила, прорвалась к Ельчанинову и просила передать Грозному, что она «хочет видеть на государстве Московского Государя». Передала и составленные дворянами образцы предвыборных грамот, чтобы царь прислал их официально, от своего имени. В них Иван Васильевич должен был объявить польскому и литовскому «рыцарству», что «рад иметь своими товарищами» столь «мудрых людей» и готов быть для них «не так паном, але рыцарским людем, как братом» [663]. Но таких грамот государь присылать не стал. Заискивать перед буйной шляхтой, нарываться к ней в «братья» и «товарищи» было бы для царя просто унизительно.
Ивана Грозного упрекают и в том, что он соглашался на перемирия, не воспользовался «бескоролевьем», не ударил всеми силами. Но сил-то у него было совсем не достаточно. Армия только восстанавливалась после прошлых страшных потерь. Да и что это дало бы? Государь мог захватить еще несколько городов. Но это затруднило бы заключение мира. Толкнуло бы Речь Посполитую, балансирующую на перепутье, к альянсу с Османской империей, Швецией, к возобновлению войны вместе с ними. А в данное время мир для России был гораздо нужнее, чем территориальные приобретения.
Царь не оставлял попыток договориться и со Швецией. Даже пошел на очень серьезную политическую уступку. Не признавая короля Юхана ровней себе и «братом», он все-таки негласно, без официальных объявлений, отменил старое правило, дозволявшее Швеции вести дела только с наместниками Новгорода. Наоборот, настаивал, чтобы король прислал свое посольство к государю и переговоры шли в Москве. Но Юхана подпитывала надежда получить еще и корону Речи Посполитой, и о мире он даже слышать не желал. Попытался наступать, в Ливонии шведы подступили к Везенбергу. Но их побили и прогнали. А царь подталкивал неприятелей к сговорчивости частными операциями.
Весной 1575 г. войско Никиты Захарьина-Юрьева осадило крупный порт Пернов (Пярну). После артиллерийской бомбардировки его взали штурмом. Невзирая на то, что он достался русским с жестоким боем, жителям предоставили очень мягкие условия. Кто хочет, приносит присягу царю и остается с сохранением всех прав и состояния. Кто не хочет, может уехать, забрав свое имущество. Узнав о таком отношении к побежденным, сдалось еще 7 городов. Лишь после этого шведы согласились на переговоры. Но теперь они
