царю). Будто Иван Васильевич «мнети почал на сына своего Царевича Ивана о желании Царства и восхоте поставити ему препону, нарек на Великое княжение царя Симеона Бекбулатовича» [671]. Но выясняется, наоборот! Никакой «препоны» не ставилось! Фактически государь сделал сына соправителем, все документы осени 1575 и 1576 г. подписывались двумя лицами, им самим и царевичем Иваном! [672]
Наконец, Пискаревский летописец, тоже поздний и враждебный Ивану Васильевичу, изложил версию: «А говорят неции, что для того сажал (Симеона на трон — авт.), что волхви ему сказали, что в том году будет переменение, московскому Царю смерть» [671]. Дескать, Иван Васильевич, испугавшись предсказания, пошел на хитрость, назначил фиктивного царя. Однако такое объяснение, опять же, взятое из сплетен («говорят неции»), оказывается полным абсурдом. Государь, будучи глубоко верующим, гаданиями не занимался никогда. Еще в 1551 г. по его инициативе в решения Стоглавого Собора был включен пункт, грозивший «великой опалой» за астрологию и прочие подобные увлечения. А когда датский король прислал в подарок автомат для астрологических расчетов, Иван Васильевич отказался его принять. Сказал, что православному государю таких вещей иметь не подобает [671].
Для критиков подобные доказательства вряд ли покажутся убедительными, но есть еще одно очевидное обстоятельство: период «великого княжения» не совпадает с календарным годом. На Руси год начинался и заканчивался 1 сентября. Симеон Бекбулатович «княжил» с октября 1575 г., а в августе 1576 г. Иван Васильевич «свел» его с престола — без опал, без обвинений — и назначил великим князем Тверским. Имеется и более красноречивый факт, начисто опровергающий клевету о «фиктивном царе». Симеон Бекбулатович не был царем не только года, но и единого дня! Этого звания ему не передавали. Царь являлся Помазанником Божьим, становился таковым в таинстве венчания на Царство, и царский титул все время оставался за Иваном Грозным!
Он сохранил за собой и реальную власть. Если «Иванец Московский» нижайше «бил челом» великому князю, то его челобитные все равно имели силу приказа. Международные переговоры велись и договоры заключались не от имени Симеона Бекбулатовича, а Ивана Васильевича, с обычным его титулом. Нет, не астрологические мотивы объясняют столь необычный шаг. И причин можно назвать даже не одну, а несколько. Например, «просвещенным» историкам не пришло в голову чисто православное объяснение. Хотя для верующих оно очень даже понятно. Назначение Симеона Бекбулатовича было формой покаяния царя! Он смирял свою гордыню. Определил себе садиться на последних местах, унижаться, кланяться — так же, как обращались к нему. Вторая причина — раскрытый заговор. Царь имел право сам покарать виновных, но решил не делать этого. Как пострадавшая сторона, он предоставил разобраться другому лицу, чтобы суд был беспристрастным.
Но была и третья весомая причина. Вполне вероятно, что после очередного покушения Иван Васильевич задумался о судьбах России. Рано или поздно какие-нибудь изменники могли убить и его, и двоих сыновей. Царь взвесил деловые качества Симеона Бекбулатовича, его верность, патриотизм и… дал ему права на престол! Сам престол уступил фиктивно, но права на него — очень весомые. После женитьбы на Мстиславской он стал родственником государя. И уже побывал на троне! Следовательно, мог занять его снова. Царь ставил «препону» не наследнику Ивану, а заговорщикам. На случай гибели Ивана Грозного со всем родом создавался новый наследник. Такой, чтобы продолжил политику царя. Подтверждением данной версии служит пожалование Симеону Бекбулатовичу большого удела (хотя другие уделы Иван Васильевич разрушал), восстановление для него давно упраздненного титула великого князя Тверского (когда-то он был вторым по рангу после Московского). Подтверждением служат и события, последовавшие за смертью царя Федора Ивановича. Симеон Бекбулатович рассматривался как реальный кандидат на престол, но Борис Годунов сумел одолеть, и в тексте присяги ему от бояр и дворян особо требовалось «не думать, не дружить, не ссылаться с царем Семионом», выдавать Борису всех, кто захочет «посадить Симеона на Московское государство» [673].
Международная обстановка оставалась в это время благоприятной. Крымцы еще не пришли в себя после катастрофического для них похода. И к тому же, царские операции с помощью казаков приносили прекрасные результаты. Зимой 1574/75 г. Девлет Гирей вынужден был держать всю орду на Днепре — ждал казачьего набега на Крым. В марте стало известно, что казаки нацелились не на Крым, а на Очаков, мурза Дербыш выступил на них с войском, но был разбит. С аналогичным результатом окончились бои с татарскими мурзами в мае-июне.
Весной 1575 г. Девлет Гирей хан узнал от своей агентуры и пленных, кто направлял эти удары — Иван Грозный «грамоты днепровским казакам писал не по однажды, ходите, деи, вы под улусы крымские», присылал им в помощь «московских казаков», служилых и донских [674]. Казаки все чаще выходили в море. В походах с русскими воеводами они научились, какие лодки лучше строить, как высаживать десанты. Теперь действовали самостоятельно. Флотилии их «чаек» налетали на прибрежные селения, грабили. Турки высылали против них военные корабли. Но казаки быстро поняли, как бороться с ними. Атаковали, проскакивая в «мертвое» пространство, где орудия их не доставали, и лезли на абордаж.
А между тем крымские работорговцы напоминали о неоплаченных долгах, да и войску надо было подкормиться. Не рискуя идти на Русь, хан нарушил союз с Речью Посполитой. В сентябре 1575 г. орда проутюжила ее земли вплоть до Тернополя, набрав огромный полон. Хан тут же получил ответный удар — казачий гетман Ружинский «впал за Перекоп… учинив великие опустошения». В польской предвыборной борьбе этот крымский набег использовали противники нашей страны: если будет избран русский кандидат и султан начнет войну, уже «официально» бросит татар на Речь Посполитую, что станется с дворянскими имениями?
Ну а царь, невзирая на переговоры со шляхтой, основные надежды возлагал на альянс с Макмимилианом. Посылал ему свои предложения, «чтоб то государство поделити, корону б польскую к цесарю, а Литовское великое княжество к Московскому государству». После предварительных согласований от императора прибыло большое посольство графа Кобенцеля. Он, кстати, оставил весьма хвалебные воспоминания о нашей стране и царе. Писал: «Когда мы ехали в Россию, польские вельможи стращали нас несносной грубостью московского двора. Что же оказалось? Ни в Риме, ни в Испании мы не нашли бы лучшего приема».
Правда, Максимилиан через своих послов пытался торговаться. Просил «не воевать Ливонии», формально относящейся к его империи. Сомневался, можно ли отделить Литву от Польши. А в обмен на уступки в этих вопросах предлагал создать европейскую коалицию против Османской империи. Вознаграждение русским обещалось уже после того, как турок прогонят «за Арапы до Азии», тогда царь пускай возьмет себе все «Цесарство Греческое», бывшую
