соблюдение дисциплины во время парламентского заседания. В конце концов, правительство Мейгена сокрушило скорее невезение, чем что-либо еще: решающим в ходе голосования стал поданный против правительства бюллетень, который опустил в урну один не до конца проснувшийся прогрессист. Ему вообще не следовало голосовать, так как он и его отсутствующий коллега-консерватор были участниками соглашения о неучастии в голосовании, по которому оба договорились не голосовать. В ходе последовавших за этим неизбежных выборов Маккензи Кинг сделал широко разрекламированное заявление о том, что «конституционный кризис» был вызван действиями Бинга и Мейгена и что по-настоящему важным вопросом является самоуправление Канады. Мейген попытался проигнорировать заявление Маккензи Кинга, но слишком поздно понял, что почти полный провал НПП означал победу либералов. На выборах 1926 г. Маккензи Кинг получил свое первое большинство, которое базировалось на твердой поддержке Квебека, полном триумфе в прериях, а также на важной победе в Онтарио и Приморских провинциях.
Бунт прогрессистов начался громко, а закончился тихо. Национальная экономическая политика подверглась лишь незначительным изменениям, но когда после 1925 г. в сельском хозяйстве снова начался подъем, это приглушило недовольство фермеров. Более того, они продолжали контролировать правительства провинций и с помощью кооперативного движения приступили к организации своих экономических институтов. В течение нескольких лет жизнь в прериях была вполне благополучной, и население этого региона поверило в либералов. Однако жители канадского Запада узнали, что такое политические беспорядки, и по крайней мере некоторым из этих людей бунтарский опыт понравился. Не все жители западных провинций смогли снова интегрироваться в «традиционные партии»; радикальная «Ginger Group» [387] продолжала существовать и после 1926 г., и именно эта группа стала ядром нового мятежа, как только закончилось иллюзорное процветание конца 1920-х гг.
Не столь впечатляющий, как мятеж фермеров, мятеж Приморских провинций был подавлен почти так же легко, как и первый, и с минимальными затратами. Местные жители не устраивали беспорядков — они решили действовать через существующие партии, надеясь заключить выгодную сделку. Как либералы, так и консерваторы предлагали бунтующим свою помощь во время выборов, но после победы за их словами редко следовали поступки. Требования жителей Приморских провинций — защита их сталелитейной промышленности и восстановление преференциальных фрахтовых ставок — шли вразрез с интересами жителей Центральной и Западной Канады. Наконец, в 1927 г. новое либеральное правительство У.Л. Маккензи Кинга назначило королевскую комиссию [388] для изучения проблем Приморских провинций. В докладе этой комиссии предлагалось несколько увеличить федеральные субсидии данным провинциям и провести некоторое снижение фрахтовой ставки. Проблему тарифов комиссия обошла. Некоторые ее рекомендации, включая незначительные изменения ставок, увеличение субсидий и предоставление федеральной помощи для развития портов Маккензи Кинг выполнил. Эти второстепенные меры вряд ли могли решить основные структурные проблемы экономики Приморских провинций, но их оказалось вполне достаточно, чтобы усмирить мятежников. Одна газета в Новой Шотландии прокомментировала эти события язвительно и точно: «Была применена анестезия в виде Доклада Королевской Комиссии».
К концу 1920-х гг. Маккензи Кинг успешно завершил период своего политического ученичества. Честолюбие, профессиональные качества, удача и верность Квебека помогли ему одолеть всех соперников. В 1927 г. Артур Мейген ушел в отставку. Возглавляемая Дж. Ш. Вудсвортом крошечная Независимая лейбористская партия, образованная под влиянием послевоенных стачек рабочего класса, ушла в тень. Даже женское движение, члены которого были полны энтузиазма после окончания Первой мировой войны, добилось очень немногого и не оправдало надежд своих лидеров. Избрание отдельных женщин в государственные или муниципальные учреждения было лишь символическим достижением. Некоторые старые активистки продолжали борьбу, в частности против той статьи конституции, которая запрещала назначение женщин в сенат. Когда в 1929 г. суды наконец решили, что женщины тоже «лица» и поэтому они имеют право заседать в сенате [389], Маккензи Кинг сделал все возможное, чтобы извлечь выгоду из этой ситуации. Однако в «Красную палату» [390] парламента были допущены не закаленные бойцы суфражистского движения Нелли Маккланг или Эмили Мёрфи. (Он посчитал Мёрфи «слишком мужеподобной и, возможно, слишком скандально известной».) Маккензи Кинг выбрал лояльную и достойную сторонницу либералов Кэрин Уилсон.
Если классовые, региональные и гендерные протестные движения, характерные для первых послевоенных лет, к концу десятилетия, казалось, затихли, то одна из наиболее важных реформ военного времени — «сухой закон» — тоже потеряла актуальность. В его основе лежали пуританский морализм, подлинная забота о проблемах, вызванных чрезмерным употреблением спиртных напитков, желание англосаксов «канадизировать» иностранцев, потребность работодателей в дисциплинированной рабочей силе и, наконец, вера в то, что только трезвая страна может победить в войне. Этот закон не был особенно успешным. Провинция Квебек, которая никогда не была слишком рьяной сторонницей запрета на алкоголь, отказалась от него первой и сразу же получила значительный приток «туристических» долларов. Вскоре по стопам Квебека пошла и Британская Колумбия. В других провинциях «сухой закон» продержался дольше, но нелегальные торговые точки по продаже спиртного процветали, а врачи обнаружили, что у них растет количество пациентов, заболевания которых нужно лечить с помощью алкоголя. Постепенно в каждой провинции противники «сухого закона» укрепили свои позиции, просто и наглядно показывая, что он не работает. Инспектор из Новой Шотландии сообщал в 1925 г.: «Такое большое количество алкоголя поступает в провинцию контрабандой, перевозится в автомобилях и распространяется бутлегерами, что закрытие баров и притонов, где незаконно торгуют спиртными напитками, не очень сильно влияет на общее потребление алкоголя». Однако альтернативой «сухому закону» было не возвращение к свободному рынку, а другая мера. И сторонники этого закона, и его противники сошлись на том, что нужно ввести правительственное регулирование и контроль над продажей спиртных напитков; это решение должно было увеличить доходы государства. К 1930 г. «сухой закон» действовал только на Острове Принца Эдуарда. Вопрос о том, выросла ли алкогольная зависимость при новом порядке, оставался спорным. Однако зависимость провинциальных правительств от доходов от продажи алкоголя, несомненно, росла. По иронии судьбы те реформаторы, которые ратовали за прекращение торговли спиртными напитками как за одну из социальных реформ, теперь поняли, что благодаря таким продажам финансировалось проведение других реформ. Таким образом, зло превратилось в добро.
Ревностные реформаторы-протестанты, с энтузиазмом поддерживавшие «сухой закон» и другие универсальные средства от всех зол в своем стремлении построить Царство Божие на земле, должно быть, приходили в смятение от грехов своих соотечественников. Впрочем, к 1920-м гг. многие либеральные протестанты могли возрадоваться от успешного осуществления другого важного проекта — объединения Церквей. В июне 1925 г. методисты, конгрегационалисты и большинство пресвитериан основали Объединенную церковь Канады (ОЦК — United Church of Canada). До этого в течение двух десятилетий верующие доказывали, что если нужно удовлетворить религиозные потребности новой страны,
