class="p1">Сила зороастрийской церкви даже перед лицом царской власти основывалась на строгой иерархии, подчинявшей местных магов мобедам, возглавлявшим духовенство каждой провинции, а тех — мобедан-мобеду, этому «папе маздеизма». Существование столь мощной церковной организации придало империи Сасанидов, существовавшей в античном мире, некоторые черты наших средневековых обществ. Мощный инструмент войны и политики на службе династии, продукт очень закрытого, очень высокоморального, очень утонченного в своих догмах, но требовательного в своем культе духовенства, эта государственная религия быстро стала репрессивной. Все неверующие, будь то христиане или, как маздакисты и манихеи, просто еретики, испытали на себе ее жестокость. В то самое время (III в.), когда Римская империя либерально открывала двери иранским верованиям, таким как культ Митры, Персидская империя закрывалась от верований — старых и новых — греко-римского мира. «Маздеистское духовенство, — отмечает Нёльдеке [68], — было столь же могущественным, как любое христианское духовенство, и не уступало ему в своем репрессивном пыле. Священники, соединившиеся с дворянством, устроили тяжелую жизнь не одному царю».
Что же касается царской власти Сасанидов, она была намного сильнее и гораздо лучше умела заставить себе повиноваться, чем царская власть в Парфянской державе. Парфянская империя была империей феодальной и почти превратилась в федерацию. Империя Сасанидов продолжала оставаться феодальной, но феодализм отныне подчинялся царской власти. Марзпаны, или сатрапы (губернаторы) провинций, находились под прямым постоянным наблюдением монарха. Автономный статус областей парфянских времен исчез. Семь знатнейших фамилий, восходящих по большей части к эпохе правления Аршакидов [69], действительно занимали важнейшие должности, порой передавая их по наследству, но речь шла больше о придворных должностях, чем о должностях наместников областей. После парфянского режима Персия Сасанидов вернулась к абсолютизму и централизации монархии Ахеменидов.
Было бы логично, если бы, оставаясь верной своему иранскому национализму, империя Сасанидов сохранила свою столицу в Фарсе, в Стахре-Персеполе например. Но политические соображения одержали верх. По примеру парфян великие цари Сасанидов сделали столицей Ктесифон, а основатель династии восстановил город-близнец Селевкию под названием Вех-Ардашир. Однако оба этих города располагались вне этнически иранской территории. Вавилония, Ассирия и другие части Месопотамии, подчиненные Сасанидам, продолжали говорить на семитском языке, арамейском, и Сасаниды даже мечтать не могли, чтобы навязать им пехлеви. Более того: как мы увидим дальше, вскоре арамейский элемент на правом берегу Евфрата усилился благодаря постоянному проникновению арабов, что усилило семитизм региона. Так что сасанидские цари начиная с Шапура I (241–272) обоснованно выбивали на монетах свой титул как Châchânchâh î Erân ou Anâгân, Царь Царей Ирана и Не-Ирана.
Еще более обосновывали этот титул их территориальные претензии на римский Восток.
По словам Геродиана [70], Ардашир претендовал на все римские провинции в Азии, некогда входившие в империю Ахеменидов, которую он намеревался восстановить в полном размере. И написанная на пехлеви в сасанидский период поэма «Карнамаг-и Ардашир» [71], и «Шахнамэ» Фирдоуси, появившаяся в мусульманскую эпоху, выводят родословную династии Сасанидов от «Дарая», то есть от Дария. Что же касается Александра Великого, хотя упомянутые эпопеи и пытаются спасти иранскую честь, превратив его в младшего отпрыска династии Ахеменидов, пришедшего вернуть себе наследство, зороастрийская традиция видела в нем лишь жестокого преследователя, поджигателя Персеполя и разрушителя первой Авесты. Поэтому Сасаниды, как мстители за Ахеменидов, обнажили меч против Рима, наследника Александра в Азии.
Император Валериан, пленник Шапура
В царствование самого Ардашира война против Рима не привела к решительной победе. Но его сын и преемник Шапур I (241–272) добился неожиданных успехов. В 253 г. он выгнал из Армении римского клиента царя Тиридата II и посадил на его место своего вассала. А в 260 г., возле Эдессы, он захватил в плен римского императора Валериана. Знаменитый рельеф в Наш-и-Рустам возле Персеполя изображает сидящего на коне Шапура, величественным жестом дарующего жизнь Валериану, преклонившему перед ним колено. Персы, которым больше не противостояла римская армия, захватили и разграбили Антиохию, Тарс и Кесарию Каппадокийскую, угнав к себе многие тысячи пленных. Эти римские пленники использовались на крупных строительных работах, в частности, по традиционно сложившемуся мнению, на строительстве мостов и дамб в Шуштере и Гундишапуре в Сузиане.
Плененный персами римский император, униженно стоящий на коленях перед Великим Царем, — это было повторение в еще худшем виде разгрома Красса. Тем не менее, как и после Каррской битвы, владыки Ирана не смогли отнять у Рима ни Сирии, ни Малой Азии. Сам Шапур, спасаясь от вновь прибывших римских контингентов, вынужден был поспешно уйти за Евфрат. Эдесса осталась римской.
Первая арабская империя: Пальмира
Между римлянами, парализованными своими гражданскими войнами, Сасанидами, чьи набеги на римские владения прекратились, на Востоке выросла новая сила: Пальмира.
Своим благополучием населенный арамеями Тадморский оазис, или Пальмира, в Сирийской пустыне был обязан своему расположению на перекрестке караванных путей. На западе он сообщался со Средиземным морем через Апамею, Антиохию и Селевкию Пиерию, через Эмес (Хомс) и Антарадус (Тартус) или через Дамаск, Баальбек и Берит (Бейрут) или Тир. На востоке он был связан с Месопотамией мостами через Евфрат в Суре (рядом с Калаат-Джабер) и Дура-Эвропос (Салихийе), откуда, спускаясь по Евфрату, путешественник попадал в Ктесифон-Селевкию, Вологасиас возле Древнего Вавилона и Харакс-Спасину у места впадения двух рек в Персидский залив. Мощные компании владельцев караванов превратили Пальмиру в один из богатейших городов Востока. «Начальники караванов» (сунодиархаи) из Пальмиры оставили нам многочисленные памятники с греческими и арамейскими надписями. Все это богатство действительно выражалось в искусстве через великолепные памятники и замечательные статуи-портреты.
Сами пальмирцы были арамеями, но управлялись арабской аристократией. С I в. н. э. они входили в число клиентов Рима. В начале III в. в Пальмире правил монарх по имени Оденат (Удайна), достаточно романизированный, во всяком случае внешне, чтобы носить имя Септимий и звание сенатора. Его второй сын и второй преемник Оденат II (258–266) оказал Римской империи огромные услуги во время вторжения персидского царя Шапура (260). Он не только помог римлянам прогнать этого государя до Евфрата, но также освободил римскую Месопотамию и преследовал персов до Ктесифона. Тогда-то он и получил от императора Галлиена титул dux Romanorum, командующего римскими войсками на Востоке, а царский титул присвоил себе сам. В анархии, в которую империя погрузилась в эпоху Тридцати тиранов [72], он управлял от имени Рима всей Сирией. После его смерти его вдова Зенобия (Зейнаб), женщина необыкновенно одаренная, правила от имени их сына Вабаллата (266–273). Зенобия добавила к своим владениям Египет и Малую Азию, короче, всю совокупность римских восточных провинций, при этом не вступая с римлянами в конфликт, поскольку уверяла, что правит исключительно от их имени.
Бегло говоря на греческом,
