Там же. Т. 11. С. 158. Не менее значима и параллель со строками, вложенными в уста итальянского импровизатора из «Египетских ночей»: «Зачем арапа своего / Младая любит Дездемона, / Как месяц любит ночи мглу? / Затем, что ветру и орлу / И сердцу девы нет закона» («Современник», 1837), первоначально входившие в текст «Езерского». Знаменательно, что в «Египетских ночах» тема любви «девы» составляет параллель к судьбе поэта: «Таков поэт».
На это одним из первых указал Г. А. Бялый: Бялый Г. А. Тургенев и русский реализм. М.; Л., 1962.
Дружинин А. В. «Очерки из крестьянского быта» Соч. А. Ф. Писемского // Он же. Собрание сочинений. СПб., 1865. Т. 7. С. 272.
Писемский А. Ф. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 2. С. 242.
«Неужели история Федры свойственна нравам наших простолюдинов?» (Чернышевский Н. Г. Литературная критика: В 2 т. Л., 1981. Т. 2. С. 72).
См.: Зубков К. Ю. Пушкинская традиция в романе А. Ф. Писемского «Тысяча душ» // Русская литература. 2010. № 3. С. 95–105.
Ср. в последней редакции: «Я только, знаете, пожал плечами, – вот, думаю, по пословице, понравится сатана лучше ясного сокола» (Писемский А. Ф. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 2. С. 274).
В качестве аналогии этому процессу в поэзии можно вспомнить и обнаруженное Ю. Н. Тыняновым переосмысление высоких балладных сюжетов в прозаизированных стихах Некрасова, в том числе о крестьянах (Тынянов Ю. Н. Стиховые формы Некрасова // Он же. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 18–27).
Woloch A. The One vs. the Many: Minor Characters and the Space of the Protagonist in the Novel. Princeton, NJ, 2003. P. 12–13.
Сайт проекта с каталогом элементарных сюжетов 876 повестей: https://philology.hse.ru/rusnovel/katalog (дата обращения 02.07.2023).
Такая классификация наследует предложенной Т. А. Китаниной и развивает ее (Китанина Т. А. Материалы к указателю сюжетов предпушкинской прозы. С. 525–610).
Следует иметь в виду, что один текст может содержать несколько элементарных сюжетов, однако такие случаи редки и составляют не более 5% всего корпуса. За 100% бралась сумма всех индексаций сюжета в моем корпусе – числом 251 (т. е. число сюжетных индексаций не равно числу текстов).
См. об этом: Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе: физиологический очерк. Л., 1965; Манн Ю. В. Философия и поэтика «натуральной школы» // Проблемы типологии русского реализма. М., 1969. С. 241–306; Lauster M. Sketches of the Nineteenth Century: European Journalism and Its Physiologies, 1830–50. N. Y., 2007; и др.
В известной рецензии «Не начало ли перемены?» на рассказы Н. В. Успенского Н. Г. Чернышевский особо отмечал отказ писателя от традиционного типа сюжета. См.: Вдовин А. Статья Чернышевского «Не начало ли перемены?» как литературный манифест // Русская филология. 20. Сборник научных работ молодых филологов. Tartu, 2009. С. 56–61.
Попутно следует заметить, что репрезентация патриархальных запретов на свободный брак в литературе о крестьянах находит ближайшую аналогию в литературе той же эпохи о купечестве. В пьесах А. Н. Островского, как показал М. Л. Андреев, возможны два типа сюжета («Бедная невеста» vs «Богатая невеста»), однако примечательно, что в большинстве случаев ключевую роль в развитии конфликта играет позиция отца семейства (см.: Андреев М. Л. Метасюжет в театре Островского. М., 1995). Конечно, нужно делать поправку на то, что мы сравниваем драмы и короткую прозу, корректнее было бы сравнить пьесы о крестьянах с пьесами о купцах, однако это дело будущего.
Супружеская измена впервые возникает в «Потаповой неделе» Е. П. Гребенки (1837) – обработке украинской народной сказки. Затем В. П. Бурнашев в дидактическом рассказе 1844 г. наставляет мужиков не изменять женам. Более сложные и художественно разработанные истории на этот сюжет пишутся уже в 1850‐е гг. – «Горы» М. В. Авдеева (измена башкирки мужу с русским офицером), «Ау» М. Л. Михайлова (измена крестьянки мужу-отходнику с барином) и «Постоялый двор» Тургенева (Авдотья изменяет мужу Акиму с молодым мещанином Наумом). См. и другие тексты с индексом «Измена» в приложении.
См. об этом: Козлов А. Е. Сюжет о мертвом теле в русской литературе второй половины XIX века // Первые научные штудии: Сборник научных статей / Отв. ред. А. Е. Москалева. Новосибирск, 2012. Вып. 2. С. 33–43.
Чернышевский Н. Г. «Очерки из крестьянского быта» А. Ф. Писемского // Он же. Литературная критика: В 2 т. Т. 2. М., 1981. С. 72. Анонимный обозреватель «Санкт-Петербургских ведомостей» также отмечал, что с Петром «повторилась старая история Федры» (Русская журналистика // Санкт-Петербургские ведомости. 1855. № 210. 27 сентября).
Писатель был прекрасно знаком с мифом о Федре и использовал его и в других произведениях. См.: Тимашева О. В. «Миф о Федре» в творчестве А. Ф. Писемского и критике Н. Г. Чернышевского // Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования, материалы: Сборник научных трудов / Отв. ред. А. А. Демченко. Саратов, 2012. Вып. 18. С. 206–213.
О рецепции этого выступления в кружке «молодой редакции» «Москвитянина», с которой был связан Писемский, см. комментарии К. Ю. Зубкова в: «Современник» против «Москвитянина». С. 744–745.
Об увлечении творчеством Санд в 1840‐е гг. Писемский говорит в автобиографии.
Санд Ж. Орас // Она же. Собрание сочинений: В 9 т. Л., 1972. Т. 4. С. 401.
Raser T. The Intertextual Unconscious in «François le Champi» // French Forum. 2009. Vol. 34. № 2 (Spring). P. 39–50.
Моретти Ф. Дальнее чтение. С. 121.
См.: Христофоров И.
