При сопоставлении гравюр данного издания с альбомом «Открываемая Россия» видно, что фигуры в таблицах представлены в обратном развороте. Вероятно, в данном случае гравер пользовался не гравировальными досками и не рисунками, а переводил на доски уже изданные гравюры, поэтому при воспроизведении «костюмы» оказались в зеркальном отображении. Группировка фигур по уровням не соответствует последовательности журнального и альбомного изданий и отражает скорее географическое движение по империи с запада на восток. Так, на верхнем уровне первой таблицы зритель рассматривал мужской и женский варианты костюма лопарей, затем финнов и, наконец, три женских костюма – эстонки, чухонки и чувашки. От 9 гравюр, которые сегодня искусствоведы называют «русским комплексом», в таблице остались лишь две – «валдайская девка» и «российский крестьянин». Они завершают таблицу. Технически табличные образы заметно уступают в качестве рисунка альбомным гравюрам. Однако в комплексной репрезентации были свои преимущества. Подобная экспозиция не давала возможности рассмотреть мелкие детали костюма, но позволяла зримо представить империю как многонародную совокупность.
На русском и французском языках трактат Георги появился почти одновременно с немецкоязычным оригиналом, только в обоих переводных изданиях отсутствовала заключительная четвертая часть, где содержится описание «россиан»[180]. Дело в том, что она была закончена автором в 1780 г., намного позже остальных разделов книги. В русскоязычном и франкоязычном изданиях гравюры Рота воспроизведены в полный лист и выполнены с тех же гравировальных досок, что и в оригинальном журнале. Однако в отличие от оригинала, изданные в книге гравюры монохромны и размещены в конце третьего тома.
Если говорить об упорядочении этнографических сведений, то Р. Уортман верно заметил – в научном отношении энциклопедия Георги построена в соответствии с методологией естественных наук, которую сформулировал Карл Линней[181]. И это не случайно: российский академик был учеником шведского естествоиспытателя. В архиве Академии наук сохранились даже конспекты его лекций, сделанные в Упсальском университете[182].
Очевидно, гравюры Рота вполне согласовывались с таксономическим мировоззрением Георги. Образы представлены взору рассматривающего их зрителя подобно образцам флоры в гербарии, а текст их описания включал элементы систематизации по внешним признакам и видам. Структурно народные представители распределены по географии их расселения на пространстве империи. Применительно к визуальному ряду такое прикрепление персонажа к местности создавала сопроводительная подпись под рисунком, указывающая на ареал расселения и имя, а также само расположение рисунков внутри разделов книги.
Фарфоровые фигуры «Охтинская молочница» и «Продавец дичи». 1780–1790-е гг.
Фарфоровая фигура «Киргизская девочка». 1780–1790-е гг.
«Гравюра № 68» из «Picturesque Representations…»
Сопоставление выпусков журнала «Открываемая Россия» и иллюстраций в издании Георги выявило, что академик воспользовался только частью ротовских гравюр. Например, среди его иллюстраций нет рисунков «Чукотская баба кожи выделывающая» и «Курилец». Что заставило исследователя отказаться от них? На этот счет у меня есть две версии. Одна из них связана с художественными особенностями данных образов. Обе гравюры отличаются от прочих сюжетной композицией и, видимо, сделаны по зарисовкам экспедиции С.П. Крашенинникова. Так, «чукотская баба» изображена в виде сидящей на земле обнаженной женщины с татуировкой на теле. Она склонилась над обрабатываемой шкурой. Это не «костюм» в строгом смысле данного жанра. Голые тела порождали в зрителе ощущение варварства. Учет зрительского восприятия мог побудить издателей отказаться от подобных репрезентаций империи.
Другое объяснение может состоять в том, что вопрос о подчиненности чукчей и жителей Курил оставался в то время открытым. Англичане, например, считали чукчей подданными Британской империи[183]. И если это так, тогда рассчитанное на европейского читателя издание Георги могло породить политический скандал.
Обложка издания «Description…»
Среди сложностей, с которыми столкнулся академик, была еще и проблема называния художественных образов. Уже в альбоме 1775 г. она дала о себе знать. Поскольку подписи под рисунками были сделаны на трех языках – русском, немецком и французском, то сразу оказались видны ограниченные возможности перевода[184]. Например, немецкому термину Frau и французскому Femme в русском соответствовали два обозначения – «Жена» и «Женщина», имеющие разную сферу социального применения. Немецкое слово Weib (французский вариант Femme) переводилось как «Баба», Madgen (на французском Fille) как «Девка», а Jungfer (Fille) как «Девица».
Выбор имени для народа ставил художника в еще более трудное положение. У одной и той же группы жителей имелись самоназвание и имена, присвоенные им другими группами и их «открывателями»[185]. Происхождение таких обозначений нередко было делом случая или желания путешественника. Так, участники экспедиции к побережью Тихого океана в путевом дневнике свидетельствовали:
Фарфоровая фигура «Камчадал». 1780–1790-е гг.
«Гравюра № 64» из «Picturesque Representations…»
А называютца тех островов люди: острова Уналакши – косолага, острова Акутана и далее к О до Унимака называютца кигигусы, острова Унимака и Аляксы называются катагаегуки. А почему оное на себе несут звание не знают, а говорят, что прежде так назывались, а российския промышленныя люди называют их алеутами, а то название связано с Ближних к Камчатке островов, которое прозвано подштурманом Невотчиковым в бытность ево на тех островах, а с чево – неизвестно. Об котором звании как мы спрашивали жителей островных, что оне до российских промышленных людей не знали, што есть алеут, а ныне и сами себя называют потому[186].
В описаниях XVIII в. использовались разные версии народоназваний. Так, С.П. Крашенинников рассказал и показал поселение на Аляске, жителей которого называл «американцы»[187]. Его западные современники считали их «камчадалами», а в современных этнографических исследованиях они фигурируют как «ительмены».
Картуш на карте Российской империи. 1730-е гг.
Судя по сопроводительным подписям, Х. Рот и консультировавший его Георги использовали русские названия для репрезентируемых образов (на французском и немецком языках дана их латинская транскрипция). Видимо, это было общее условие для служащих в России иностранных специалистов. Так, когда тот же Георги, еще до приезда в Россию, участвовал в экспедиции, обследовавшей север Европы, он, согласно западному соглашению, описывал «саамов». В России он писал о той же группе, называя ее по-русски «лопарями». Благодаря такому перекодированию исследовательского взгляда в альбоме «Открываемая Россия» зрителю был представлен русскоязычный вариант описания империи, альтернативный по отношению к западным версиям.
Таблица народов России из книги Georgi J.G. «Russland…». 1783
Взгляд изнутри позволил выявить условность западных этнонимов. Например, Георги убедился в отсутствии гомогенности у татар и потому описывал различные группы, идентифицированные этим именем (туралинские, тобольские, барабинские, сибирские, чулымские и другие татары). Так же в «Открываемой России» нет одного образа для «русского народа» – есть несколько локальных и социальных типажей. На немецком языке гравюра с изображением крестьянина подписана «Ein Russischer Bauer», а на русском – «Российский крестьянин». А ведь вопрос о том, синонимы ли «русский» и «российский» и что они означают, для России XVIII в. был открытым и к концу столетия даже стал одним из центральных в интеллектуальных спорах. В.Н. Татищев и И. Лепехин писали о разных смысловых оттенках данных самоназваний[188]. Руководствуясь выводом Ю. Слезкина о том, что в этнографическом сознании эпохи Просвещения наиболее характерной чертой народа было его имя (оно упоминалось как первый и самый очевидный знак существующей автономии[189]), приходится признать, что русской автономии в визуальной проекции России 1770-х гг. не было.
Таблица народов России из книги Georgi J.G. «Russland…». 1783
Специалист по книжным гравюрам XVIII в. А.Э. Жабрева и ведущий сотрудник этнографического музея В.А. Дмитриев считают, что ее отсутствие связано с преобладанием интереса исследователей и читающей публики к «экзотичным» народам[190]. Вряд ли это единственная причина. Как правило, понятие «русские» использовалось применительно к неопределенной сегрегированной части российских подданных, как тогда казалось, не обладавших необходимым для групповой солидарности признаком – чистотой происхождения. Так, сотрудник журнала «И то и сио» (предположительно А.П. Сумароков) заявлял: «Остатки худобы в нашем народе от Сарматов смесившихся со Славянами, когда Славяне их завоевали и покорили. Славяне сами суть отрасли Цельтов соплеменников Скифам»[191]. Под влиянием таких воззрений Екатерина II считала русских «выродками» от смеси славян с татарами или с сарматами[192]. Развивавшие эту линию рассуждений публицисты называли предками русских скифов, сармат, славян, чудь, татар, свию, готов и норманнов[193].
