1959 г. в Кельне фашиствующая молодежь осквернила синагогу. В общественном сознании вина за преступления экстернализировалась и возлагалась на нацистское руководство. Так, в 1955 г. 48 % немцев считали, что, если бы не развязанная война, А. Гитлер остался бы в истории величайшим государственным деятелем [1541]. Конечно, ретроспективно уже в конце 1950-х гг. мы можем обнаружить те ростки, которые в следующем десятилетии повернули эту тенденцию вспять: процесс в Ульме над деятелями айнзацгрупп, постепенный рост благосостояния граждан, ослабление позиций консервативных политиков, взросление нового поколения, которое не помнило нацизм, но оказалось готово задать родителям неудобные вопросы об их соучастии в преступлениях режима [1542]. Свою роль сыграли преобразования, направленные на укрепление институциональных условий демократии, и коммуникативные правила, запрещавшие публичное выражение симпатии к нацизму. Однако все это было в близящемся, но все же отдаленном будущем. Пока же на конец 1950-х гг. доминировали консерваторы, желавшие оставить нацистское прошлое именно в прошлом.
Именно на этом фоне и было раскручено «дело Т. Оберлендера». Он оказался одним из высокопоставленных чиновников, политиков или военных деятелей ФРГ, которые были открыто обвинены в совершении преступлений в военное время. Основная публичная роль принадлежала ГДР, но нити тянулись в Москву. Смысл состоял в том, чтобы нанести урон моральному имиджу Западной Германии и изобличить ее плохо скрываемый реваншизм. Соответственно, все это приняло форму активной политической кампании, в то время как мотивы последовательного выявления жертв нацизма и детального изучения ответственности преступников играли второстепенную, инструментальную роль.
Обращаясь к материалам центральной советской печати («Правда», «Известия советов депутатов трудящихся», «Литературная газета»), мы можем сказать, что вплоть до 1959 г. Т. Оберлендер упоминался редко, практически всегда – в контексте международных новостей. Так, впервые на страницах этих изданий он появился в 1954 г. в рамках критики Парижских соглашений и руководства ФРГ как правительства «империалистов», состоящего преимущественно из бывших нацистов или тех, кто сотрудничал с гитлеровским режимом. В январе 1954 г. «Литературная газета» со ссылкой на «германскую демократическую прессу» обвиняла Т. Оберлендера в организации истребления польских патриотов в 1940 г. [1543] В дальнейшем он фигурировал то как руководитель штурмовых отрядов [1544], то как сторонник наступательной политики на востоке [1545], то как проводник в прошлом политики онемечивания [1546], то как один из тех, кто ныне поддерживает бывших фашистов [1547]. Австрийский журналист Б. Фрей со страниц «Литературной газеты» обвинял Т. Оберлендера в стремлении силой оружия «освободить ГДР», припоминая ему участие в уничтожении евреев и поляков [1548]. Апелляция к нацистскому прошлому, совершавшаяся мимоходом в различных статьях, была призвана подчеркнуть реваншизм ФРГ. В этих же целях в конце 1954 г. активно цитировались выступления западногерманского министра, в которых он одобрял перевооружение и призывал разрешить проблему «востока» (т. е. Восточной Германии) [1549]. Во второй половине 1950-х гг. Т. Оберлендер также продолжал изредка упоминаться как немецкий реваншист [1550], защитник немецких военных преступников [1551] и сторонник агрессии против ГДР и прочих социалистических стран [1552].
В медийном плане «дело Оберлендера» развивалось на протяжении всего 1959 г. Еще весной и летом в просоветских немецких изданиях стали появляться материалы, обвиняющие его в причастности к преступлениям во Львове. Вскоре этой теме придали международное звучание. Так, в июле 1959 г. во время визита в Польшу Н. С. Хрущев посетил г. Катовице, где состоялся торжественный митинг. Лидер польских коммунистов В. Гомулка, чьи речи вскоре напечатали центральные советские газеты, среди прочего обратился к теме «германского реваншизма», который якобы угрожает территориальной целостности Чехословакии и Польши. Среди немецких политиков, совершающих нападки на социалистическое польское правительство, он назвал Т. Оберлендера, «которого мировая печать обвиняет в непосредственной ответственности за истребление в 1941 г. выдающихся польских ученых, литераторов и профессоров» [1553].
3 августа 1959 г. финансируемая из ГДР и располагавшаяся во Франкфурте-на-Майне Ассоциация жертв нацистского режима подала в суд, обвиняя нескольких человек в совершении преступлений во Львове. Среди них был Т. Оберлендер, который назывался якобы причастным к казни порядка 3 тыс. жителей города в начале июля 1941 г. Дальнейшие нападки прессы заставили его поставить перед премьер-министром вопрос о доверии: 22 сентября во время личной встречи с К. Аденауэром он обсуждал возможную отставку, однако немецкий лидер ответил отказом, что означало поддержку. Сразу же после этого Т. Оберлендер подал иск против просоветской газеты «Ди Тат», которая готовила в эти дни специальный выпуск о нем. Одновременно он добился постановления о временном аресте тиража этого номера.
В дальнейшем события развивались в нескольких направлениях. С одной стороны, в октябре в советской центральной печати началась кампания, нацеленная на формирование у читателя следующей логической цепочки: ФРГ проводит агрессивную реваншистскую политику, один из ее министров сам военный преступник, его заявления и действия явным образом указывают на это, в то время как существуют общественные силы в Германии, которые требуют привлечь его к суду. Обвинения являются весомыми, поскольку поддерживаются представителями научного мира не только ГДР, но и США. Однако руководство ФРГ активно защищает Т. Оберлендера, что лишний раз доказывает его, правительства, реваншизм. История подавалась как борьба общественности за наказание преступников: обвинительные заявления Ассоциации жертв нацистского режима, арест спецвыпуска «Ди Тат», отказ западногерманских властей возбуждать уголовное дело, их попытки распустить эту ассоциацию и последующие общественные демонстрации – все это не осталось без внимания советской печати [1554].
С другой стороны, поскольку Т. Оберлендер получил поддержку консервативных элит, то теперь на сцену выходила ГДР, представляя себя как оплот правосудия. Так, 22 октября в Восточном Берлине была организована пресс-конференция, на которой член политбюро Социалистической единой партии Германии А. Норден (отвечал за агитацию и пропаганду) заявил о наличии доказательств причастности «Нахтигаля», а значит и Т. Оберлендера, к львовской резне. Соответствующая статья в «Правде» была организована так, чтобы продемонстрировать, что обвинения идут от лиц, имеющих статус ученых, а потому их заявления обладают серьезным весом: подчеркивалось, что А. Норден является профессором, а не руководителем восточногерманской пропаганды; цитировался отрывок из книги профессора Нью-Йоркского университета Ф. Фридмана. Сам факт того, что жертвами были евреи, не замалчивался [1555].
Стоит отметить, что 15 октября 1959 г. советская разведка ликвидировала лидера Украинский националистов С. Бандеру. Его убийство в советской печати представлялось чуть ли не как попытка Т. Оберлендера избавиться от «своего слишком много знавшего соратника» (в действительности С. Бандера лично не служил в батальоне «Нахтигаль» и в 1941 г. вообще находился в Германии) [1556]. На страницах «Литературной газеты» весьма подробную статью с изложением «доводов» опубликовал писатель В. Беляев, который в 1944 г. был участником расследований нацистских преступлений во Львове. Подробно цитируя зарубежную прессу, он «доказывал», якобы именно
