Т. Оберлендеру было выгодно это убийство [1557]. Таким образом, скорее всего, совершенно случайно медийная кампания оказалась использована для информационного прикрытия спецоперации.
Параллельно шла работа по привлечению Т. Оберлендера к суду, который должна была провести ГДР, естественно, при поддержке Советского Союза. Уже в октябре на Украине органы прокуратуры начали поиск свидетелей, которые могли бы подтвердить участие министра и батальона «Нахтигаль» в совершении военных преступлений, однако пока найти весомые аргументы не удавалось. Непосредственно подготовка суда в ГДР стартовала в конце ноября 1959 г. Поскольку все инкриминируемые преступления были совершены за пределами республики, то власти решили зацепиться за тот факт, что последним местом жизни подсудимого до войны был Грайфсвальде, оказавшийся в Восточной Германии.
Вероятно, к февралю 1960 г. было принято решение сделать акцент на следующих сюжетах: львовский погром, убийство польских профессоров и преступления батальона «Бергманн» на территории СССР. По крайней мере, январем датируются те первичные протоколы допросов, которые в дальнейшем активно использовались в рамках советской медийной кампании, а последние два сюжета стали фигурировать в советской печати. В начале февраля «Известия» отдали целый разворот теме «реваншизма», увязывая отказ ФРГ признать существующие границы с наличием агрессивных намерений. Центральное место занимала статья Л. Ильина, который обвинял Т. Оберлендера в совершении военных преступлений не только во Львове (с акцентом на убийстве польских профессоров), но и на Северном Кавказе, в частности в Нальчике (ошибочно называя его комендантом города). Ключевым «аргументом» стало указание на те или иные преступные действия, совершаемые нацистами в тех местах, где находился примерно в это же время Т. Оберлендер [1558]. Все сопровождалось выдержками из зарубежной прессы, отобранными в подтверждение советской позиции, а также краткими сообщениями о других членах правительства ФРГ с нацистским прошлым. Немного ранее в «Литературной газете» была сделана подборка публикаций польских ученых, обвинявших Т. Оберлендера в причастности к убийствам профессоров во Львове. Правда, в приведенных статьях-свидетельствах речь шла о преступлениях, творимых, как утверждалось, гестаповцами или членами батальона «Нахтигаль», но не лично Т. Оберлендером [1559].
Все это указывает, что даже советская печать испытывала недостаток прямых улик, который возмещался посредством акцентирования более широкого контекста. С точки зрения особенностей западногерманского судопроизводства, этого было недостаточно, поскольку для юридических обвинений требовалось доказать именно личное добровольное участие [1560], однако такой подход был адекватен для формирования общественного мнения. Поскольку общественность, причем не только советская, вряд ли была готова вникать в тонкости судопроизводства, невозможность возбуждения уголовного дела в ФРГ сама по себе подрывала репутацию ее правительства.
Одновременно в ГДР продолжалась подготовка к срежиссированному суду. 15 марта политбюро СЕПГ приняло решение о дате – 20 апреля. Порядок действий и результат были прописаны, причем общественного защитника назначили лишь 7 апреля, что фактически исключало возможность того, что он сумеет подготовиться к делу и поломать сценарий. За несколько дней до начала суда у А. Нордена имелся детализированный сценарий, включавший показания свидетелей и возможные возражения [1561].
Непосредственно Советский Союз работу по поиску свидетелей и подготовке материалов завершил в марте. Для того чтобы придать им убедительности, было принято решение вновь созвать Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (далее – ЧГК), расформированную еще в 1951 г. [1562] Она собралась 28 марта 1960 г. На заседании утвердили текст специального сообщения и фамилии 10 свидетелей (5 – львовских событий, 5 – преступлений «Бергманна»), которые выступили бы на специальной международной пресс-конференции. Предоставить слово предполагалось только шестерым из них (Г. И. Мельнику, Я. И. Шпиталю, Т. В. Сулиму, К. Г. Алескерову, А. М. Хаммершмидту и Ш. А. Окропиридзе), причем в приложении к протоколу заседания были приведены подготовленные выступления восьмерых (помимо указанных – М. Н. Гресько и И. Н. Макаруха). То есть двое, «бергмановцы» Ю. Ц. Пшихожев и Ш. И. Шавгулидзе, могли выступить, только если подобная необходимость возникла бы в ходе дискуссии.
Международная пресс-конференция состоялась 5 апреля в Октябрьском зале Дома Советов. Уже на следующий день «Правда» поместила пространное сообщение ТАСС, близко к тексту пересказывающее официальное заявление. Акценты делались на уничтожении польских профессоров и военных преступлениях на Северном Кавказе [1563]. «Известия» не ограничились этим, но и дали большой материал о военных преступлениях нацистов и военнослужащих «Бергманна» в Нальчике. Центральное место было отведено 4 женщинам-кабардинкам, рассказывавшим истории об убийстве оккупантами их родственников [1564]. Прямых указаний, что повинен в этом сам Т. Оберлендер, не было. Схожие акценты на событиях на Северном Кавказе сделала и «Литературная газета» [1565]. Уже на следующий день «Правда» опубликовала подробный очерк В. Кузнецова и А. Богма о львовских событиях: цитируя очевидцев, они рассказывали о погроме первых дней (не упоминая, правда, о евреях) и убийстве польских профессоров. Леденящие души свидетельства должны были убедить читателя в причастности Т. Оберлендера к политике уничтожения советского народа, которая в тот момент проводилась руками украинских националистов [1566]. Среди прочих В. Кузнецов и А. Богма цитировали рассказы тех, кто был еще в январе 1960 г. допрошен следователями. Так, они приводили свидетельства Я. Савки о том, что нацисты фотографировали свои преступления (см. документ 2.5.2), рассказ Р. Курендаша об издевательствах (см. документ 2.6). Впрочем, публикуемый нами протокол допроса М. Рудницкого (документ 2.7) не содержит упоминания о том, что во Львове якобы не было дома, «откуда фашистские палачи не выводили бы людей на неминуемую смерть» (сам он вполне откровенно сообщает следователю о еврейских погромах). Заметим, что стенограмма пресс-конференции была опубликована отдельной брошюрой, подписанной в печать уже 14 апреля 1960 г. Именно она и стала основным источником, используемым современными исследователями [1567].
Сложнее дело обстояло с участием советских свидетелей на восточногерманском процессе. Из 10 туда решили направить только троих – Ш. А. Окропиридзе, К. Г. Алескерова и А. М. Хаммершмидта. Впрочем, последнего в итоге решили не выпускать из страны, ограничившись письменными показаниями. Другими словами, собранные материалы относительно львовских событий признавались советской стороной недостаточно убедительными с точки зрения доказательства вины западногерманского министра. Сам процесс начался 20 апреля и завершился ожидаемо приговором Т. Оберлендера к длительному тюремному заключению. Под влиянием скандала ему пришлось уйти в отставку. В 1961 г. он не был переизбран в парламент и фактически его карьера была завершена. Несомненно, это дело, разразившееся на фоне нападения на синагогу и параллельного скандала вокруг Г. Глобке, внесло вклад в ухудшение международной репутации ФРГ и правительства К. Аденауэра [1568]. Заметим, что в конце мая 1960 г. премьер-министр Израиля Д. Бен-Гурион заявил, что один из организаторов политики «окончательного решения еврейского вопроса» А. Эйхман тайно вывезен в Израиль и
