Природный газ, закупаемый в России и Туркменистане по фиксируемой цене да еще и субсидируемой государством, перепродавался по цене более высокой как в Украине, так и за ее пределами (в Польше, Венгрии, Словакии, например), — последнее было еще более выгодно, когда не нужно было оплачивать цену транзита, он оплачивался не деньгами, а тем же газом (25–30 млрд кубометров ежегодно). При этом реальный учет объемов как по техническим, так и по «организационным» причинам был физически невозможен, значит, возникала возможность присваивать неучтенные объемы и выручку от их продажи (обмена) класть в карманы, объем которых был прямо пропорционален объему «неучтенного» газа. При расчетах преобладали многоступенчатые бартерные схемы, крайне усложнявшие учет и контроль.
Разумеется, уже тогда начались элементарные кражи (несанкционированный отбор) газа при транспортировке[64]. При том, если возникала проблема долга, государство покрывало его за счет бюджета, формально выполняя международные торговые обязательства, а на самом деле кормя посредников-рантье и высокопоставленных чиновников, прикрывающих их.
Данные схемы предполагали своеобразное «разделение труда»: фирмы-посредники организовывали газовые и нефтяные потоки (экспорт, реэкспорт, перепродажа, бартерные сделки); государственные чиновники обеспечивали прикрытие фискальных и силовых структур и государственные финансовые гарантии странам- поставщикам газа.
Похожие схемы с некоторыми модификациями использовались практически всеми энерготрейдерами до конца 1990-х годов — начала 2000-х годов. Попытки нарушить их со стороны отдельных государственных деятелей, как правило, заканчивались отстранением и даже преследованием «нарушителей спокойствия»[65]. Разумеется, функционирование таких схем неуклонно вело к колоссальной коррупции в высших эшелонах власти.
Приведем один конкретный пример. В апреле 1994 г. Правительство В. Масола поручило никому не известной корпорации «Республика», перерегистрированной 4 месяца назад, с уставным фондом в $ 4 тыс. осуществление бартерных расчетов с Туркменистаном для покрытия государственного долга за газ в $ 671 млн[66] (!). Более того, «Республика», возглавляемая Игорем Бакаем[67], получила государственную лицензию на импорт газа из Туркменистана. Через некоторое время «Республика», выплатив часть долга Туркменистану, «задолжала» этой стране круглую сумму, а правительство В. Масола обязало банк «Украина» взять на себя обязательства по выплате долга — под государственные гарантии[68].
Крайне важным элементом этой схемы помимо возврата к покрытию долгов частной фирмы государством, была взаимная договоренность рассчитываться бартером. «Республика» должна была выплатить Туркменистану $ 275 млн денежными средствами и около $ 500 млн сельскохозяйственной продукцией и товарами народного потребления. Здесь, в сфере бартера, возможности для махинаций были необозримы. В Туркменистан шли телевизоры украинского производства по неимоверной цене в $ 1 тыс. за единицу товара. Тогда же предметом общественного удивления стала «сделка века», по которой братская республика с населением в 3 млн человек и явно не дождливым климатом якобы получила в оплату за газ 12 млн калош[69].
Похожие схемы действовали и в торговле нефтепродуктами. Один из наиболее известных «экономических» скандалов первых лет независимости был связан именно с перепродажей 8 млн тонн нефти, закупленной государством в России по внутренним российским ценам и перепроданной через частные фирмы-посредники в десять раз дороже, в основном на Запад. Экономический эффект от перепродаж достигал астрономических цифр и благодаря так называемым «взаимным расчетам», или бартерным сделкам, позволявшим занижать или завышать расчетную цену на обмениваемый товар.
Практически все крупные стартовые капиталы, со временем обросшие мощными активами в виде заводов, шахт, транспортных систем, банков, оффшорных фирм и т. п., имели прямое или опосредованное отношение к посредническим операциям с энергоносителями. Самые известные примеры — одна из первых наиболее мощных посреднических структур — корпорация «Единые энергетические системы Украины», в период ее расцвета (1997) контролировавшая до 25 % рынка энергоносителей в Украине; группа «Приват» Игоря Коломойского (нефть и нефтепродукты); «Интерпайп» Виктора Пинчука (нефть и нефтепродукты, газ); «киевский клан» Григория Суркиса — Виктора Медведчука (нефтепродукты и электроэнергия); «Кэпитал Систем Менеджмент» Рината Ахметова (уголь, газ).
Настоящей бедой для экономики начала 1990-х годов стала система государственных заказов (40–50 % всей продукции), которые не давали предприятиям возможности самостоятельного выхода на рынок, и государственный контроль над оптовыми и розничными ценами. Одновременно государственным предприятиям в промышленности, колхозам и совхозам в сельском хозяйстве предоставлялись (для выполнения госзаказов) льготные кредиты и дотации, которые вместо регулятивной функции выполняли роль скатерти-самобранки для руководителей этих предприятий и близких к ним посреднических фирм. Кредиты предоставлялись под 20 % годовых, поэтому в условиях, кода месячная инфляция достигала сотен и тысяч процентов, самым элементарным (и сравнительно невинным) способом заработка была покупка-продажа валюты и возвращение кредитов с процентами государству с получением сверхприбыли на разнице курсов. Впрочем, союз государственных чиновников, банкиров и директоров предприятий предполагал и элементарную кражу государственных кредитов, мягко называемую «нецелевым использованием»: известен случай, когда учрежденная при Министерстве энергетики фирма, получив госзаказ на экспорт электроэнергии и беспроцентный кредит в $ 8 млн, вернула государству 25 % выручки, а остальное «увела» в бартерные сделки. Почти треть кредита ушла на «личные нужды» учредителей фирмы и самого министра[70]… По данным Международного валютного фонда (МВФ), государственные кредиты украинским предприятиям в 1992 г. составляли 65 % ВВП, а в 1993 — 47 %38.
Дотационная политика государства, представляемая как способ «спасения производства», также стала источником сверхприбылей украинских «рантье». По данным МВФ, дотации составили 8,1 % валового национального продукта в 1992 г. и не менее 10,8 % в 199 3[71]. Само собой, кредиты и дотации в условиях спада производства обеспечивались печатанием денег, что вело к катастрофической инфляции и росту цен, которые, опять-таки, пытались остановить административными методами и новыми кредитами.
Масштабы ущерба, нанесенного государству и обществу «экономикой рантье», трудно поддается оценке. Очевидно, что используя государственную собственность для сверхобогащения, нувориши не спешили вкладывать средства в производство по крайней мере в первые годы независимости, «первоначальный капитал» в основном уходил за границу, понятно, что причиной бегства капиталов была не только жадность или недальновидность новоявленных капиталистов, но и отсутствие нормальных условий для развития бизнеса, которое, в свою очередь, было предпосылкой сверхобогащения. По подсчетам экспертов, к середине 1990-х из Украины было вывезено $ 25–50 млрд (по официальным данным эта сумма не превышала 1 млрд…).
Фактически в первые годы независимости государственная политика в области экономики (или ее отсутствие) вылилась в обеспечение оптимальных условий для создания основ масштабной теневой экономики и фантастического обогащения новоявленных «рантье», которое было бы невозможным без содействия высших государственных чиновников, финансистов и директоров государственных предприятий, собственно, и составивших костяк «новой экономической элиты», осуществлявшей «первоначальное накопление». Эта же «элита», используя социальную демагогию, пассивность населения и бытующие в обществе стереотипы относительно частной собственности, успешно создала «антракт» в экономических реформах, блокируя или нивелируя их через парламент и используя в качестве союзников ортодоксов из «левого» лагеря. Политические кризисы первых лет независимости, связанные с конфликтами ветвей власти, в значительной степени были спровоцированы конфликтами между разными группами «рантье» по поводу перераспределения государственной собственности и доступа к ней. В это же время зарождался конфликт между рантье «первой волны» («красными директорами», административно- хозяйственными элитами, пытающимися и далее жить за счет государственных дотаций и субсидий) и новыми капиталистами, которые стремились захватить наиболее лакомые части пирога государственной собственности в ходе разворачивающейся приватизации.
