Поздно вечером, 20 апреля, Суворов медленно, как бы тайно, въехал в Петербург. Незаметно дорожный дормез пробрался по улицам столицы до Коломны и остановился на Крюковом канале у дома Хвостова, родственника генералиссимуса. Так встретил Петербург того, кто подвигами своими прославил русское имя и в несколько раз возвеличил политическое значение России!
С трудом больного перенесли в комнаты. На другой день его ждало новое тяжелое испытание: от имени государя явился генерал Долгорукий и оставил записку, в которой говорилось, что генералиссимусу не приказано являться к государю. Это переполнило чашу страданий умирающего Суворова. С каждым днем он угасал все больше и больше. «Зачем не умер я там, в Италии», — не раз повторял он едва слышным голосом.
В начале мая болезнь приняла острый характер. Ни для кого не было уже тайной, что дни страдальца сочтены. Окружающие напомнили умирающему об исповеди и причастии, но он не хотел еще признавать, что расчеты с жизнью покончены, и согласился не сразу. В ночь на 6 мая началась агония и бред. Умирающий произносил несвязные слова: «Генуя... Сражение... Вперед!» К утру бред стих, и жизнь великого человека выражалась лишь хриплым дыханием.
В полдень 6 мая Суворова не стало...
Люди всех званий и состояний спешили к дому Хвостова, чтобы поклониться праху славного вождя русской армии. Спокойно и величаво смотрело лицо почившего. Собравшиеся отдать последний долг не могли удержаться от слез... Плакали даже старые инвалиды, участвовавшие в походах Суворова, — люди, видевшие не раз уже смерть лицом к лицу...
Похороны Суворова происходили 12 мая. Было прекрасное весеннее утро, когда похоронная процессия тихо подвигалась из Малой Коломны по направлению к Александро-Невской лавре. Бесчисленные толпы народа наполняли собою улицы, по которым везли гроб с дорогими останками; даже крыши и балконы домов были покрыты народом, желавшим отдать последний долг почившему герою. За гробом следовало множество сановников и духовенства, войска были в том составе, какой положен по уставу для фельдмаршала. Гвардия в процессии не участвовала.
На углу Садовой и Невского, близ Публичной библиотеки стоял государь. Он был задумчив. При приближении гроба, он снял шляпу, крупные слезы текли по его щекам. Проводив процессию, он тихо возвратился во дворец; весь день был молчалив и грустен, ночь провел без сна и часто повторял: „жаль, жаль...“
Когда балдахин приблизился к воротам лавры, то многие сомневались, что он пройдет в ворота. «Не бойтесь, пройдет! Он везде проходил!» заметил один из старых солдат, бывавший в походах вместе с Суворовым. Гроб внесли в церковь; началась литургия. При отпевании не было сказано даже надгробного слова. Когда запели концерт — «Живый в помощи Вышнего», присутствовавшие не могли удерживать рыданий, но громко плакать было опасно: можно было накликать на себя беду.
По окончании отпевания, гроб внесли в нижнюю Благовещенскую церковь и здесь опустили в приготовленную могилу. В последний раз загремели Суворову пушки... Печальная церемония кончилась, а вместе с нею кончил свое земное странствование и величайший полководец русский.
На надгробной плите Суворова, по его собственному желанию, высечена следующая краткая надпись: „Здесь лежит Суворов“.
Сохранилось предание, что, когда герой посетил в Австрии гробницу Лаудона, знаменитого австрийского полководца, то обратил внимание на длинную латинскую надпись на его гробнице и сказал присутствующим: «К чему такая длинная надпись? Я желал бы, чтобы на моей гробнице было написано только три слова: Здесь лежит Суворов».
Если бы на гробнице героя вздумали привести весь его титул, то пришлось бы написать следующуее:
Александр Васильевич Суворов-Рымникский, светлейший князь Италийский, граф Российской и Римской империй, генералиссимус Российских сухопутных и морских сил, фельдмаршал австрийских и сардинских войск, сардинского королевства гранд и принц королевской крови (cousin du Roi) и кавалер орденов: российских — св. апостола Андрея Первозванного, св. Георгия 1-ой степени, св. Владимира 1-ой степени, св. Александра Невского, св. Анны 1-ой степени, св. Иоанна Иерусалимского большого креста; австрийского — Марии Терезии 1-го класса; прусских — Черного орла, Красного орла и за достоинство; сардинских — Благовещения и св. Маврикия и Лазаря; баварских — св. Губерта и Золотого льва; французских — Кармельской Богородицы и св. Лазаря; польских — Белого орла и св. Станислава.
Нет никакого сомнения, что все это сказало бы нам не больше, чем одно слово Суворов, с которым привыкли мы соединять представление о великом и славном.
Проследив шаг за шагом жизнь и деятельность Суворова, мы видим, что он, действительно, представлял собою личность необыкновенную во всех отношениях. Все в нем было оригинально, своеобразно, он ни в чем не походил на других. Война и военные подвиги — вот та область, в которой герой чувствовал себя на своем месте; всякая другая деятельность была для него чужда, не удовлетворяла его. Военные дарования Суворова, стяжавшие ему всемирную известность, явились плодом усиленной, многолетней, кропотливой работы над собой, — работы, которая началась еще в детстве под влиянием врожденных склонностей ребенка. Результатом этой работы явилась и та Суворовская тактика, следуя которой герой сделал свои войска непобедимыми. Эта своеобразная тактика вполне определенно и ясно выражалась тремя словами: глазомер, быстрота и натиск. «Глазомер, или военная смётка, — говорит историк, — доходили у него до совершенства; по немногим данным он знал иногда неприятельскую позицию лучше, чем сам неприятель. Быстрота его движений и действий удивляла своих и озадачивала чужих, и это тем замечательнее, что русская армия того времени отличалась порядочною тяжеловесностью. Последствием глазомера и быстроты являлся натиск, т. е. наступление, атака, удар холодным оружием». Вся эта система, простая и ясная, никем не проводилась ни до ни после Суворова с таким постоянством, как её создателем — самим Суворовым.
Работая над собой, Суворов всю жизнь неустанно трудился и над обучением войска, воспитывая в солдатах военные качества, делавшие их непобедимыми, «каменными», как верно выразился один из современников героя. Свои требования к солдатам он выражал всегда кратко, в сжатых выражениях. Он составил даже особый военный катехизис, который солдаты должны были знать в совершенстве. Вот выдержки из этого интересного руководства для солдат.
Субординация, экзерциция.
***
Каблуки сомкнуты; подколенки вытянуты; солдат стоит стрелой; четвертого вижу, пятого не вижу.
***
Ученье свет, а неученье тьма. Дело мастера боится. Нам за ученого дают трех неученых; нам мало трех: давай пять, десять! всех повалим, побьем, в полон возьмем.
***
Военный шаг — аршин; в захождении — полтора. Голова хвоста не ждет.
***
Неприятель не ждет; поет и веселится, а ты из-за гор высоких, из-за лесов дремучих, чрез топи и болота пади на него, как снег на голову. Ура! бей! коли! руби! неприятель в половину побежден; не давай ему опомниться. Гони, доканчивай! Победа наша! У страха глаза велики. Просящого пощады — помилуй. Он такой же человек: лежачего не бьют.
***
Береги пулю на три дня, а иногда на целую кампанию, когда негде взять.
***
Пуля бьет в полчеловека, стреляй редко, да метко; штыком коли крепко. Пуля обмишулится, штык не обмишулится. Пуля дура, а штык молодец. Трое наскочат — одного заколи, другого застрели, третьему штыком карачун. Много наскочат: отскочи шаг, ударь одного, коли другого, стреляй третьего, притисни четвертого! последние — твои! В сражении — картечь на голову! согнись, беги вперед, картечь летит сверх головы. Тогда пушки — твои; люди — твои!
***
Жителя не обижай. Он нас поит и кормит. Солдат — не разбойник.
***
Чем ближе к врагу, тем лучше. Храбрый впереди — и жив; трусишку и назади убивают, как собаку; ему — если и жив останется — ни чести ни места нет.
***
Мы уже говорили, что Суворов хорошо изучил русского солдата и вследствие этого умел действовать на него, как ни один из полководцев. Здесь нужно добавить, что и солдаты прекрасно понимали и любили своего полководца, к которому они проникались благоговейным чувством, считая его высшим существом, ведающим «Божию планиду». Современники удостоверяют, что «личное присутствие Суворова, даже одно имя его производили на войска чарующее действие». Суворова сравнивали даже с талисманом, который довольно развозить по войскам, чтобы победа была обеспечена. В войсках, а через солдат и в народе, Суворов еще при жизни сделался легендарным героем. Про его подвиги и про него самого складывались песни и сказания, часто баснословного характера. Мало этого, легендарные рассказы про подвиги Суворова распространялись не только в простом народе, но и в высших слоях общества, и ходили в России, Турции, Польше и Швейцарии...
