летопись, противополагая ее русскому обоюдоострому мечу.
Камень этот найден был в 1792 г. на острове Тамань. Он имеет вид плиты, и надпись высечена на боковой ее стороне; хранится в Петербурге в Императорском Эрмитаже. Число сажен (лнд) подвергается разночтениям: по одним, это 8054, по другим – 1400.
Очень может быть, что именно к этим тмутараканским хазарам и соседним касогам, платившим дань, относятся известные слова нашей летописи о том, что «володеют русские князья хазарами и до сего дня».
Из сб.: Древняя и Новая Россия. 1875. № 5. (По поводу рассуждений В.Ф. Миллера о названиях порогов.)
Для аналогии укажу народную легенду о происхождении каменной гряды, разделяющей на две части озера Свибло Витебской губернии, Себежского уезда. Гряда эта называется Чертовым мостом («Памятники старины Витеб. губ.»). (Поздн. примеч.)
Еще напомню греческую передачу имени Ярослав – Гиеростлавос. Могло также быть, что в Геландри буква г принадлежала не самому имени, а его византийской передаче. (Поздн. примеч.)
Я.К. Грот в издании 1876 г. продолжает ссылаться только на мою первую статью («О мнимом призвании варяг»), напечатанную в 1871 г., в ней я еще слегка коснулся вопроса о порогах, а более развил свои соображения в следующих статьях. Он продолжает приписывать мне толкование холмборы, вместо улборси, хотя я такого толкования, собственно, не предлагал, а говорил, что если обращать ул в holm, то и в славянском языке есть слово холм, и тогда вместо Улборси примерно можем получить не Holmfors, а Холмоборы. Но дело в том, что я с самого начала отвергал превращение ул в хольм, как неестественное и сочиненное искусственно для получения известного смысла.
Просим обратить внимание на последние два вывода (5 и 6), так как норманисты приписывают мне попытку объяснить все из славянского языка. Между тем я именно указывал, что мы имеем много слов и названий, издревле принадлежащих славянам, и никак не можем уяснить их смысл из одного славянского языка, например: Перун, Днепр, Бог, Хоре, Мокошь и пр. и пр. И притом это не какие-нибудь искаженные слова, которых мы не в состоянии проверить. Не надобно еще упускать из виду, что и доселе существуют многие славянские слова, которых первоначальный смысл может быть объясняем с помощью готских и вообще древненемецких памятников письменности; что весьма естественно по родству корней.
Укажу еще на речку Ингорь, впадающую с правой стороны в Волхов («География Начальной летописи» Барсова. С. 169). Что с принятием христианских имен их переделывали на старый, языческий лад, о том заметил и Морошкин («О личных именах рус. славян» в Извест. Археол. об. Т. IV. С. 517). (Поздн. примеч.)
Какие, например, могут быть точные выводы о древнеболгарском наречии, когда самих болгар записные филологи считают финской и турецкой ордой, отстаивая теорию, основанную на одних недоразумениях. Они, например, хватаются за несколько непонятных фраз в одном славянском хронографе, бог знает на каком основании предполагая, что эти фразы суть остаток настоящего болгарского языка. (А может быть даже волжских болгар в X в. арабы называют славянами).
Обращу внимание на одно не разъясненное доселе женское имя в древнем княжеском семействе.
В Лаврентьевской летописи под 1000 г. сказано: «Преставился Малфредь. В сеже лето преставился и Рогнедь, мати Ярославля». То же известие буквально повторяется и в Ипатьевской летописи: «Преставися Мальфридь» и пр. Что это за Малфрида или Малфредь? Обыкновенно ее считают одной из жен Владимира Великого и ее имя относят к именам норманнским. Но эти заключения совершенно произвольны. По всей вероятности, это есть не жена, а мать Владимира, известная Малуша, по Лаврентьевской летописи «ключница», а по Ипатьевской «милостница» Ольги. Брат ее был известный воевода Добрыня, а отец любечанин Малко (уменьшительное от имени Мал: такое же имя носил, как мы знаем, один древлянский князь). Следовательно, это была чисто славянская семья. Малуша, конечно, получила свое ласкательное имя или прозвание по отцу (как Любко и Любуша и т. и.). А когда ее сын Владимир сделался великим князем Киевским, то, естественно, ради почета ее имени придали одно из тех почетных окончаний, каковыми были слав, а также мир или фрид, и вместо Малуши получилась Малфрида или Малфредь. Только таким образом можно объяснить упоминание о смерти ее как лица известного; тогда как прежде ни о какой Малфриде не говорилось. Летописец, отмечая ее кончину, как бы указывает именно на любопытное совпадение; в одном и том же году умерли обе матери: и Владимира, и сына его Ярослава. Имя Малфредь, подобно Рогнедь, было долго в употреблении в русском княжем семействе, так в Ипатьевской летописи под 1167 г. упоминается туровская княжна Малфрид, а под 1168 г. смоленская Рогнедь, сестра великого князя Ростислава Мстиславича. Пример этот подтверждает только мое положение, что в древних именах скандинавских и русских было много общих элементов. (Поздн. примеч.)
Из Сб.: Древняя и Новая Россия. 1876. № 2.
Это наше возражение на мнение В.Г. Васильевского получило подтверждение в его собственных дальнейших изысканиях. Недавно он извлек из одного рукописного греческого сборника, хранящегося в Московской синодальной библиотеке, любопытные записки какого-то византийского вельможи XI в. и подробно познакомил ученую публику с их содержанием, присоединив к ним свои комментарии. Между прочим, в и. 78 этих записок говорится следующее: «В Италии при море есть город Отранто. Его охранял уроженец отрантский Малопетци, имея гарнизон, состоявший из русских и варягов (Pcoocov /он Вараууоид), пехотинцев и моряков» (Советы и рассказы византийского боярина XI в. Ж. Мин. н. пр. 1881. Июнь. С. 277–278). Здесь опять находим ясное свидетельство, что в XI в. на византийской службе пребывали наемные варяжские и русские отряды, которые встречаются почти всегда рядом друг с другом, но не смешиваются в одну народность. Любопытно далее известие этого нового источника о Гаральде Смелом и его варягах на византийской службе (ibid. Август. С. 327). И здесь опять не видим ни малейшего смешения их с русью. (Поздн. примеч.)
Чтоб не быть голословным, замечу следующее. Объяснение двух писем Михаила VII и определение лица, которому они были адресованы (Всеволоду Ярославичу),
