снова исчез, заманил нас пантерой и скрылся! — вскричал предводитель дружины.
— Оставьте его, — сказал Иданфирс. — Он храбрый воин и мудрый мастер. Он один сделал больше, чем все мы вместе, и, если бы живые могли менять волю мёртвых, я отдал бы ему девчонку. Он заплатил большой выкуп — скальпами и щитом.
Не выпуская щита из рук, Иданфирс с разбега вскочил на коня. Золотая пантера вспрыгнула вместе с ним.
С этого дня Иданфирс со щитом не расставался. Золотую пантеру видели сразу во многих местах. Она отражала удары и слепила врага, если дело доходило до рукопашной, вихрем неслась, когда серый, мышиного цвета конь уносил своего всадника от погони, и медленно двигалась около Савлиевой повозки под вопли и звон бубенцов.
В бою ли, в скачке — зверь ни разу не расслабил своих напряжённых мышц. Огненный глаз сверкал, клыки угрожали, хвост яростно колотил по выпрямленным лапам.
Золотая пантера была готова к прыжку.
Часть вторая
Щит "Золотой пантеры"
Среди всех известных нам народов только скифы обладают одним, но зато самым важным для человеческой жизни искусством. Оно состоит в том, что ни одному врагу, напавшему на их страну, они не дают спастись; и никто не может их настичь, если только сами они не допустят этого.
Геродот — древнегреческий историк, прозванный «отцом истории». V век до нашей эры
Скифы столько же сражаются посредством бегства, как и посредством преследования.
Платон — древнегреческий философ. IV век до нашей эры
Всадник скакал по посевам, не разбирая дороги. Плеть со свистом резала воздух. Взмыленный конь мчался быстрее ветра. Увидев двух скифов, расположившихся с лепёшками на траве, всадник крикнул: «Ловите своих коней! Спасайтесь!» Он крикнул по-скифски, потому что сам был скиф из оседлых земледельцев, живших вблизи от Понта. Сидевшие на траве проводили всадника настороженным взглядом, но с места не двинулись.
Всадник на взмыленном, в розовой пене коне ворвался в селение и помчался среди домов.
— Сатархи идут! — крикнул он, не замедляя бега коня.
— Близко?
— Полдня перехода!
Всадник умчался, оставив после себя тот страх, что сметает людей, как ветер песчинки. Селение вмиг поднялось, и подъехавшему Арзаку пришлось остановить Белонога, чтобы пропустить повозки с детьми и пожитками, верховых и пеших с узлами в руках. Все спешили покинуть опасное место.
— Поворачивай в Ольвию, чужеземец! — закричали ему со всех сторон. — Сатархи идут! Сатархи в полдня перехода!
Арзак махнул рукой на селение, давая понять, что его путь пролегает в той стороне и он не намерен менять дорогу.
— Тебе жизнь не мила или бандитов-сатархов не знаешь? Посевы вытопчут, скот угонят, кого схватят — на смерть уведут.
Сатархов Арзак знал. Даже у скифов, снимавших скальпы с убитых, сатархи считались жестокими. Это племя жило одним разбоем и мало чем отличалось от коварных. прибрежных разбойников тавров. Всех, кого удавалось взять в плен, тавры приносили в жертву своей богине. Тела сбрасывали с утёса, а отрубленные головы выставляли на длинных шестах для охраны домов. Степные разбойники были опасны, но повернуть под защиту Ольвийских стен означало потерю двух дней. Можно ли было позволить такое?
«Проскочу, — решил Арзак. — Степь широка».
До далеко проскакать не пришлось. То ли всадник ошибся, то ли сатархи знали неведомый никому путь. Арзак увидел облако пыли, взмывшее из-под края земли, прежде чем солнце перевалило за полдень. Он быстро свернул и укрылся в ложбине, зажав Белоногу ноздри, чтобы не вздумал заржать.
Сатархи промчались шумно, криком и гиканьем подбадривая себя на разбойный набег. Они пронеслись, и сделалось тихо. Вместе с пылью, осевшей вдали, миновала опасность. Когда разбойное племя вернётся, Арзак будет уже далеко. Скоро его дорога свернёт на север. Земли сатархов уведут их на юг.
«Вперёд, мой конь, через поля и травы!» — как пела, бывало, Миррина своим чистым высоким голосом.
Белоног бежал резво. Под курткой Арзака на ремешке висел амфориск. «Успеешь — успеешь», — выстукивали в дорожной сумке двадцать семь камушков-дней.
Вперёд, Белоног, вперёд! Нет, подожди, замедли бег!
По правую руку Арзак разглядел три удаляющиеся точки. Он приставил ладонь к глазам, закрываясь от солнца. Двигались люди: всадник и двое пеших.
«Должно быть, сатарх гонит пленников, схваченных по пути». Проверяя догадку, Арзак подъехал ближе. Так и есть. Руки пеших скручены за спиной, идут они, спотыкаясь. Но что это! Их одежда — штаны и куртки, на головах остроконечные башлыки!
Скиф всегда помогает скифу. В беде скиф скифу преданный брат. Арзак выхватил из горита стрелу и лук и пустил Белонога вскачь. Оу! Не рассчитал, слишком велико оказалось расстояние. Стрела на излёте ранила лошадь. Всадник остался цел. Пока он выбирался из-под упавшей лошади, Арзак успел домчаться и спрыгнуть на землю. Правой рукой он выхватил акинак, левой бросил пленникам нож. Он не смотрел в их сторону, и без того он знал, что произойдёт. Один из пленников схватит зубами нож, зажмёт между колен остриём вверх, второй — перетрёт о клинок свои путы и освободит товарища. Приём известный, не сегодня придуманный. Но что они медлят, даже голоса не подают? Его акинак успел три раза скреститься с мечом противника. Много ударов ему не выдержать, жеребёнку не одолеть трёхлетку-коня. Арзак побежал по кругу, увёртываясь и петляя, как заяц. Сатарх нагонял. Арзак услыхал злое дыхание с присвистом, ощутил занесённый над головою меч… Ух! Пленники, наконец, очнулись. Бросились сатарху под ноги. Через первого сатарх перепрыгнул, второй его сбил, как ловко пущенная дубинка. Сатарх упал. Меч врезался в землю и зазвенел, отдавая земле свою смертоносную силу.
Всё произошло так быстро, что, обернувшись, Арзак не сразу понял, почему пленники катаются по земле. Но увидев, что руки у них ещё связаны, а во рту торчит войлок, он догадался, что они пытаются удержать сатарха тяжестью собственных тел. Одним взмахом перерубил он путы на заведённых за спину руках и сразу приставил клинок к горлу поверженного. Это будет его первый скальп.
— Не убивай, пощади, Арзак, — прозвучал голос Филла.
Клинок замер. Арзак медленно повернул голову. Рядом с ним, потирая затёкшие руки и очищая от войлока рот, стояли Ксанф и Филл. Трудно было поверить собственным глазам!
— Ксанф, Филл! Как вы здесь очутились? Почему в скифской одежде? Мне
