В ответе, отправленном вечером, дуче смиренно уверял, что «до начала военных действий мир не узнает о позиции Италии», — он будет свято хранить тайну. Он также свяжет как можно больше англо–французских сил на суше и на море. Он будет посылать Гитлеру итальянских рабочих, о которых тот просит. Позднее, в этот же день, Муссолини повторил послу фон Макензену — «довольно решительно», как доложил тот в Берлин, — что «еще возможно достичь всех наших целей, не прибегая к войне», и добавил, что напишет об этом Гитлеру. Однако не написал. В тот момент он казался чересчур обескураженным, чтобы упоминать об этом.
Несмотря на то, что в случае войны Франция выставила бы большую армию на западной границе Германии, несмотря на то, что в первые недели войны ее численность намного превосходила бы численность противостоящей ей немецкой армии, Гитлер в конце августа, казалось, совершенно не задумывался об этом. 26 августа премьер Даладье направил ему красноречивое письмо, в котором напоминал, что Франция будет воевать, если Польша подвергнется нападению.
«Если вы только не полагаете, что чувство чести у французского народа ниже, чем у немецкого, то можете не сомневаться, что Франция останется верна обязательствам, данным другим государствам, например Польше…»
Попросив Гитлера найти мирный способ решения конфликта с Польшей, Даладье добавлял:
«Если снова, как двадцать пять лет назад, прольется кровь Франции и Германии в войне более долгой и более убийственной, каждый из народов будет драться с верой в свою победу, но совершенно очевидно, что победят силы разрушения и варварства».
Посол Кулондр, передавая письмо премьера, обратился к Гитлеру со страстным призывом «во имя человеколюбия и сохранения чистой совести не упустить последний шанс мирного урегулирования». Но посол вынужден был «с горечью» доложить в Париж, что письмо Даладье не тронуло Гитлера, что «он твердо придерживается своего решения».
Ответ Гитлера французскому премьер–министру был составлен с расчетом на то, что французы не захотят «умирать за Данциг», — иными словами, письмо было рассчитано на сторонников политики умиротворения. Гитлер уверял, что после того, как Германия вернула Рур, у нее нет территориальных претензий к Франции. Стало быть, у Франции нет никаких оснований вступать в войну. Если Франция будет воевать, то это произойдет не по его вине и он будет «крайне опечален».
Это был последний политический контакт между Германией и Францией в оставшиеся дни мира. После 26 августа Кулондр уже не встречался с Гитлером, пока все не было кончено. Больше всего канцлера Германии теперь волновала Англия. Вечером 25 августа Гитлер говорил Герингу, что, откладывая нападение на Польшу, он хотел выяснить, «можно ли избежать вмешательства Англии».
Германия и Великобритания в последние дни мира
«Фюрер весьма удручен» — такую запись сделал 26 августа в своем дневнике генерал Гальдер после того, как новости, полученные из Рима и Лондона, заставили Гитлера вопреки его планам отложить начало войны. Но через два дня начальник генерального штаба сообщает о переменах в поведении фюрера. «Фюрер очень спокоен и собран», — записал он в дневнике в 16.15. Для этого должна быть причина, и генерал о ней сообщает: «Генерал–полковник (фон Браухич): Подготовиться к утру 7–го дня к мобилизации (1.9)». (Сообщено по телефону из имперской канцелярии.)
Итак, Гитлер будет воевать с Польшей. Это вопрос решенный. А пока необходимо сделать все возможное, чтобы в войне не участвовала Англия. В дневнике Гальдера есть записи о том, что думал Гитлер в тот решающий день 28 августа.
«По слухам, Англия, по–видимому, склонна сделать серьезные встречные шаги. Подробности будут сообщены лишь Гендерсоном. Также по слухам, Англия подчеркивает, что само собой разумеется, жизненные интересы Польши поставлены под угрозу. Во Франции в правительстве усиливаются антивоенные настроения…
Итог: мы требуем присоединения Данцига, прохода через Польский коридор и референдума (подобного проведенному в Саарской области). Англия, возможно, примет эти условия. Польша, по–видимому, нет. Раскол!»
Последнее слово Гальдером выделено. Нет сомнений в том, что это отражает точку зрения Гитлера. Он намеренно добивается раскола между Польшей и Англией, чтобы дать тем самым Чемберлену предлог для отказа от обязательств перед Варшавой. Отдав армии приказ быть готовой напасть на Польшу 1 сентября, он хотел теперь услышать мнение Англии о его грандиозных «гарантиях», предложенных Британской империи.
Гитлер имел два контакта с английским правительством кроме германского посольства в Лондоне. Посол Дирксен находился в отпуске, но все равно он не играл никакой роли в лихорадочных дипломатических переговорах, происходивших в эти последние дни. Первый канал — официальный, через посла Гендерсона, который вылетел в Лондон на специально предоставленном ему немецком самолете утром в субботу 26 августа с предложениями Гитлера. Второй канал неофициальный, скрытый и, как оказалось, совсем непрофессиональный, через шведского друга Геринга Биргера Далеруса, который прилетел в Лондон из Берлина днем раньше с посланием шефа люфтваффе правительству Англии.
«В это время, — говорил Геринг во время допроса в Нюрнберге, — я поддерживал контакт с Галифаксом через специального курьера, который действовал независимо от дипломатических каналов[215]. Именно к министру иностранных дел Англии и летел шведский «курьер» в 18.30 25 августа. Накануне Геринг вызвал Далеруса из Стокгольма в Берлин и сообщил ему, что, несмотря на подписание германо–советского пакта, Германия стремится к взаимопониманию с Англией. Он предоставил в распоряжение шведа один из своих личных самолетов, чтобы тот мог без промедления отправиться в Лондон и довести этот знаменательный факт до лорда Галифакса.
Министр иностранных дел, который всего за час до этого подписал англо–польский договор о взаимопомощи, поблагодарил Далеруса за хлопоты и сообщил ему, что Гендерсон только что встречался с Гитлером и сейчас находится на пути в Лондон с последними предложениями фюрера и что, следовательно, установлены официальные каналы связи между Берлином и Лондоном и в шведском посреднике более нет необходимости. Но очень скоро выяснилось что такая необходимость имеется. Позднее, этим же вечером, Далерус позвонил Герингу и рассказал о встрече с Галифаксом. Фельдмаршал сообщил Далерусу, что в результате подписания англопольского пакта положение значительно ухудшилось и что, вероятно только встреча представителей Англии и Германии может спасти мир. Как признавался позднее в Нюрнберге Геринг, он, как и Муссолини, надеялся на новый Мюнхен.
Еще позднее неутомимый швед проинформировал Форин оффис о своем разговоре с Герингом, а на следующее утро был снова приглашен Галифаксом на встречу. На этот раз Далерус уговорил министра иностранных дел написать письмо Герингу, которого он охарактеризовал как немца, способного предотвратить войну. Написанное общими фразами письмо оказалось коротким и ни к чему не обязывающим. В нем опять говорилось о желании Англии достигнуть мирного урегулирования и подчеркивалось, что для достижения такого результата «необходимо несколько дней».
Тем не менее письмо показалось тучному фельдмаршалу «необычайно важным». Далерус доставил ему это письмо вечером 26 августа, когда фельдмаршал ехал в специальном поезде в штаб люфтваффе в Ораниенбург, пригород Берлина. На ближайшей станции поезд был остановлен, и они вдвоем помчались на автомобиле в канцелярию. Прибыли туда в полночь. Канцелярия была погружена во мрак. Гитлер уже спал. Геринг настоял на том, чтобы его разбудили. До этого момента Далерус, как и многие другие, верил, что Гитлер не лишен здравого смысла и что он готов согласиться на мирное урегулирование, как уже однажды сделал это год назад в Мюнхене. Теперь шведу предстояло ознакомиться с бредовыми фантазиями диктатора и его отвратительным характером. Это было необычайное зрелище.
Гитлер даже не взглянул на письмо, которое доставил Далерус и которое показалось Герингу настолько важным, что он счел возможным поднять диктатора среди ночи. Зато он в течение двадцати минут читал шведу лекцию о начальном периоде своей борьбы, о своих достижениях и попытках добиться взаимопонимания с Англией. Когда Далерусу удалось вставить слово, он сказал, что одно время проживал в Англии в качестве рабочего, и Гитлер принялся расспрашивать его об этом странном острове и странных людях, которые его населяют и которых он тщетно пытается понять. Последовал длинный и обстоятельный доклад о мощи немецкой армии, изобилующий техническими деталями. Именно тогда, как вспоминал Далерус, он подумал, что «от его визита пользы не будет». В конце концов швед все–таки улучил момент, чтобы рассказать Гитлеру об англичанах.
