Возрождение - Уильям Джеймс Дюрант

Сам город процветал и расширялся по мере того, как собранное Львом золото текло по его экономическим артериям. За тринадцать лет после его воцарения, по словам венецианского посла, в Риме было построено десять тысяч домов, в основном приезжими из Северной Италии, последовавшими за миграцией эпохи Возрождения. Флорентийцы, в частности, толпились здесь, чтобы собрать сливы с флорентийского понтификата. Паоло Джовио, работавший при дворе Льва, оценивал население Рима в 85 000 человек.23 Он еще не был таким прекрасным городом, как Флоренция или Венеция, но теперь, по общему мнению, являлся центром западной цивилизации; Марчелло Альберини в 1527 году назвал его «местом встречи всего мира».24 Лев, занимаясь развлечениями и внешними делами, регулировал ввоз и цены на продовольствие, отменил монополии и «углы», снизил налоги, беспристрастно отправлял правосудие, боролся за осушение Понтийских болот, способствовал развитию сельского хозяйства в Кампанье и продолжил дело Александра и Юлия по открытию и благоустройству улиц в Риме.30 Как и его отец во Флоренции, он устраивал цирки и панихиды, привлекал художников для создания великолепных спектаклей, поощрял маскарад карнавала, даже разрешил устраивать корриду на площади Святого Петра. Он желал, чтобы люди разделяли счастье и веселье нового Золотого века.

Город взял пример с Папы и позволил радости быть безудержной. Прелаты, поэты, тунеядцы, сводники и проститутки спешили в Рим, чтобы испить золотого дождя. Кардиналы, получившие власть от понтификов, и прежде всего от Льва, с бесчисленными бенефициями, которые присылали им доходы со всех концов латинского христианства, теперь были гораздо богаче старой знати, которая погружалась в экономический и политический упадок. Некоторые кардиналы имели доход в 30 000 дукатов в год (1375 000,).31 Они жили в роскошных дворцах, где служили до трехсот человек.32 и украшали их всеми известными в то время предметами искусства и роскоши. Они не совсем считали себя церковниками; они были государственными деятелями, дипломатами, администраторами; они были римским сенатом Римской церкви и предлагали жить как сенаторы. Они улыбались тем иностранцам, которые ожидали от них воздержания и непорочности священников. Как и многие люди их эпохи, они оценивали поведение не по моральным, а по эстетическим стандартам; несколько заповедей можно было нарушить безнаказанно, если это было сделано с учтивостью и вкусом. Они окружали себя пажами, музыкантами, поэтами и гуманистами, а время от времени ужинали с куртуазными куртизанками.33 Они скорбели о том, что в их салонах обычно не было женщин; «весь Рим, — по словам кардинала Биббиены, — говорит, что здесь не хватает только Мадонны, чтобы держать двор».34 Они завидовали Ферраре, Урбино и Мантуе и радовались, когда Изабелла д'Эсте приезжала, чтобы накрыть своими одеждами и женскими милостями их однополые пиры.

Манеры, вкус, хорошая беседа, понимание искусства были сейчас на высоте, а меценатство было богатым. В небольших столицах существовали культурные круги, и Кастильоне предпочитал тихую общину Урбино космополитической, шумной и яркой цивилизации Рима. Но Урбино был крошечным островком культуры; это был поток, море. Лютер приехал и увидел его, и был потрясен и оттолкнут; Эразм приехал и увидел его, и был очарован до экстаза.35 Сто поэтов провозгласили, что Saturnia regna вернулась.