говоря уже о божественном правителе. А для ортодоксальных евреев не было бога кроме Яхве.
Было ли на самом деле простым совпадением, что за короткий временной промежуток обе культуры посещает человек, который отбрасывает традиции и именует себя сыном божьим? Будет ли разумно говорить, что римский опыт не оказал влияния на христианскую историю?
На этом поразительная схожесть жизнеописания Августа и евангельского нарратива не заканчивается. Светоний сообщает нам о запрете сената выкармливать младенцев, рожденных в том же году, что и Август, из-за пророчества о появлении на свет царя. Разумеется, эта история – сущая ерунда. Но не напоминает ли это до умопомрачения избиение младенцев Иродом?
Затем нам говорят, что у матери Октавиана, Атии, был сон, когда она осталась ночью в храме Аполлона, будто к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и скоро уполз. Через девять месяцев у нее родилось дитя. Именно в этом и состоит дохристианская версия Благовещения. Благословенна ты, Атия, между женами, и благословен плод чрева твоего Октавиан.
…Атия же сказала: «Как будет это, когда я мужа не знаю?» Но минуточку, ведь это был Аполлон в виде змея.
Или обратите внимание на евангельское рвение, с которым провинция Азия решила в 9 году до н. э. отпраздновать день рождения Августа. Народное собрание назначило награду за лучший способ почтить Августа. Победителем стал человек, посоветовавший сделать день рождения императора – 23 сентября – началом года в местном греческом календаре. Замечательная идея, решило собрание:
…день рождения божественного Цезаря мы справедливо считаем равным началу всех вещей.
Он придал иной вид всему миру, который с неизбежностью пришел бы к полному разорению, не родись Цезарь, общее благословение всего человечества. Следовательно, каждый из нас с полным основанием принимает его день рождения за начало собственной жизни. Ведь с этим днем закончились сожаления о том, что мы появились на свет.
Приглядитесь к христианизующему языку постановления – причем за девять лет до рождения Христа. Собрание назвало свою задумку ἐυαγγέλια – благими вестями, евангелиями – и заявило: «Началом благих вестей миру стало рождение бога».
Счастливым знаком Августа был Козерог, чествующий день его зачатия. Какова же была дата его зачатия? Когда Атию благословил своим посещением змееподобный Аполлон? 23 декабря, что поражает меня своей близостью к Рождеству.
Так что же произошло, когда составители Евангелий взялись за рассказ об Иисусе? Считаете ли вы, что на них повлиял образ сына божьего, объявшего всю Римскую империю, включая Галилею? Конечно да.
Это не святотатственное предположение – или не обязательно святотатственное. Позиция многих англиканских епископов состоит в том, что история Рождества может не быть оригинальной или верной целиком. Это не фатально для христианства – или не обязательно фатально. Я лишь имею в виду, что мы не можем в полной мере осознать служение и послание Христа, если не понимаем римский контекст – политический и культурный, – в котором он появился.
Иисус был евреем в Галилее I века. Она была частью вассального царства Рима и принадлежала к миру, в котором доминировал Рим. Как мы слышим на богослужении каждое Рождество, Иисус родился в пещере около Вифлеема, потому что, по повелению Цезаря Августа, необходимо было сделать перепись по всей земле, и Мария с Иосифом покинули Назарет и отправились в «свой город» Вифлеем.
Но Иудея была не совсем обычной провинцией, у евреев был совершенно особый взгляд на себя и на свою религию. Они совершенно не походили на подхалимов из провинции Азия, исходивших радостью от превращения дня рождения императора в новогодний праздник. У евреев был бог Яхве, имя которого запрещалось произносить, не говоря уже о том, чтобы вырезать его изображения. У них не было не только богов, предшествующих ему, но и никаких других. Если римляне были готовы почитать любое количество богов, включая своего императора, то для евреев такая уступка была совершенно немыслима.
Евреи отличались такой строптивостью, что постоянно поднимали восстания. До того как отправиться в Германию, чтобы погибнуть в Тевтобургском лесу, наш старый знакомый Публий Квинтилий Вар приказал распять несколько тысяч ревностных евреев за их общее буйство.
В конечном счете отказ ассимилироваться привел к разграблению Иерусалима и уничтожению храма в 70 году н. э. Но во время служения Христа еврейские правящие круги хотели прийти к договоренности с Римом. Они, насколько могли, старались не обращать внимания на непреодолимую пропасть между ними и оккупирующей державой: со времен Августа в Римской империи была закреплена доктрина о божественности императора.
Когда Вергилий и Гораций называли Августа божественным, это было отчасти прочувствованным, но отчасти лишь façon de parler [33]. Они лично знали человека и не считали его богом буквально – в том смысле, в каком Юпитер был богом. Но с течением времени и увеличением расстояния культ императора становился все более серьезным и искренним.
От Испании до Галлии, от Германии до Азии, от Африки до Греции были образованные люди, готовые принять, что император – divi filius, сын бога.
И как это соответствует христианским утверждениям? Ведь Иисус был не только Сыном Божьим, а единственным сыном Бога.
Это был верный путь к неприятностям.
Давайте выразим все самым схематичным образом: два современных друг другу «сына бога» – Август и Иисус – ввели или, по крайней мере, изложили две соперничающие системы ценностей. На протяжении веков они сосуществовали, пока одна окончательно не наложилась на другую.
Восторжествовало христианство, но во многом благодаря воображению Августа римский имперский порядок сохранялся так долго; и именно успех имперской системы сделал возможным христианство.
Чем пристальнее мы вглядываемся в Августа и его деятельность, тем более изумительными становятся его достижения. Этот бледный, худой, похожий на лягушонка молодой человек оставил отпечаток своей личности на всем римском мире. Что творилось внутри его головы с высоким лбом и белокурыми локонами с искусной челкой?
Он был невысоким человеком, что порою служит объяснением амбиций. В молодом возрасте у него, по-видимому, было немалое половое влечение. Он властно уводил жен других людей с пиров, куда они возвращались запыхавшимися и разрумянившимися, с растрепанными волосами. Но он не был сластолюбцем, в любом случае не по стандартам Антония. Поздние годы Августа были наполнены социальным законодательством самого пуританского толка.
Он хотел, чтобы о его правлении слагались стихотворные строки. Его гениальность позволила ему распознать пропагандистский потенциал окружения Мецената. Но самого Августа нельзя назвать литератором. Он составил описание своих дел, Res Gestae Divi Augusti, однако оно несравнимо с литературной элегантностью трудов Юлия Цезаря, его приемного отца, чье повествование о Галльской войне является превосходным образцом чеканной латыни.
Он стал фантастически богат и владел все большим количеством земли на Палатинском холме – холме дворцов, возвышающимся над Форумом. Но по более поздним
