На одной из стен был размещен огромный макет нефтяной шахты в разрезе. В штольнях и вертикальных стволах шахты двигались крохотные вагонетки… с нефтью. Давая явно не предназначенные для моих ушей пояснения, специалисты-преподаватели «учили» меня азам добычи нефти вообще и в шахте в частности — столь густа она была и, как я узнал от своих друзей-заключенных, полезна для производства каких-то особых масел.
Ну, мог ли я знать, что вопросы геодезии, картографии, геологии и все, что связано с нефтью, находятся в ведении системы госбезопасности, а по тем временам — самого могущественного НКВД. Причем данные о шахтной добыче нефти никогда и нигде не публиковались, относясь к сведениям гостайны.
За невольное разглашение гостайны на экзамене в училище в пятьдесят втором году со мной ничего не случилось. О факте моей причастности к гостайне я узнал от отца-геолога лишь случайно в конце пятидесятых годов.
Так вот, о любознательности. В училище я попал в обширную кладовую знаний — огромную библиотеку. До этого времени весь мой мир книг ютился в сельской библиотеке с сотней-другой в основном детских книжек, которые, к моему счастью, я перечитал. Десятка два книг содержала наша домашняя библиотека. А тут — даже энциклопедия, третье издание которой только что начало выходить.
И вот, за пять лет пребывания в стенах училища все эти пятьдесят томов я пролистал. До сих пор питаю уважение, испытываю нежную привязанность и «снимаю шляпу» перед любой формой знаний энциклопедического объема и качества.
Но, пожив на флоте, в военной контрразведке, научно-технической разведке и во Внешторге, посетив по работе с десяток стран, я порой бывал обескураживающе непосредственен в некоторых общеизвестных понятиях, как, например, это случилось с понятиями «парадигма», «артефакт» и другими.
В таком конфузном состоянии оказался я в связи с именем ученого Николы Тесла…
* * *
Много событий предшествовало тому моменту, когда в поле моего зрения попала статья из популярного в послевоенное время журнала о странном явлении, случившемся в июньский день начала века на пустынной земле притока великой сибирской реки Енисея — Подкаменной Тунгуски.
В седьмом классе школы меня интересовал журнал «Вокруг света», начало издания которого восходило к середине девятнадцатого века. Журнал ходил по рукам среди ребят нашего «геофизического городка» в подмосковном Быкове. В то лето мы яростно обсуждали рассказ под интригующим названием «Взрыв». Из рубрики фантастики мы затем переместились в мир открытий и искали ответы на вопрос: а могли этот «корабль» быть посланным другим Миром из глубин Вселенной?
Именно в связи со спорами «на тему» и попыткой ознакомиться со всем, что связано с рассказом, в мое сознание впервые вошло словосочетание «Тунгусский метеорит». Вошло, кое-какое время помнилось и не на один год ушло куда-то, но не из памяти.
Последующие пятидесятые годы для меня, парня из семьи геолога и учительницы, были предельно плотно насыщены разными увлечениями и стремлениями изменить жизнь после семилетки и затем после десятого класса.
Перворазрядник по лыжам в юношеской спортивной школе, учлет аэроклуба — пилот четвертого класса по легкомоторным самолетам, несостоявшийся военный летчик и на пять лет курсант военно-морского училища инженеров оружия в славном, богатом историей городе на Неве.
Последние три года пятидесятых меня стремительно носило по разным румбам жизни во флоте и госбезопасности: выпускник училища в должности офицера — инженера артиллерийского оружия, короткие курсы военных контрразведчиков в Тбилиси и служба в Особом отделе Северного флота в знаменитой истребительной авиадивизии, становление которой пришлось на годы войны под командованием Бориса Сафонова, дважды Героя Советского Союза. И наконец, школа разведки госбезопасности.
Разведшкола, где проходили жаркие споры о космическом корабле.
Именно в этой школе — кузнице кадров разведки с довоенного времени — случилось мне познакомиться со статьей из журнала «Смена». Статья взбудоражила головы моих коллег-слушателей, потому что речь в ней снова шла о гипотезе: Тунгусская катастрофа — это авария космического корабля пришельцев из Космоса!
Среди немногих за эту гипотезу я бился со всей энергией нуждающейся в острых ощущениях молодой натуры. А спорщик я был отменный еще с глубокого детства — яростный, с быстрой реакцией, множеством аргументов и с непоколебимой верой в свою правоту. Это далеко не лучшее качество моего характера, но все же явление в моей жизни создавало мне не раз затруднения вплоть до самой старости.
Школа разведки, «в простонародье» Школа 101, располагалась вдали от Москвы в чудесном сосновоеловом массиве. Жили мы, будущие разведчики, в бревенчатых двухэтажных домиках еще довоенной постройки. Учебные классы размещались в таких же деревянных домах, один из которых — типа сельской школы — предназначался для языковой подготовки.
Главным местом дискуссий «на тему» стали два помещения — в жилом доме уютное крохотное фойе с ковровыми дорожками и картинами на стенах, другое — столовая.
В зимние дни мы перебегали из здания в здание между сугробами по расчищенным нашими руками широким дорожкам, пока в конце учебного дня не оказывались в столовой.
Это удивительно хорошо обустроенное место — забота добрых женских рук — располагало к беседам «по душам», чем мы и пользовались, засиживаясь на час-другой в уютных стенах нашего столь приятного «общепита».
В спорах участвовали фактически все мои коллеги по курсу и даже школе. Они условно разделились на три неравные «партии»: те, кто исповедовал веру в космических пришельцев (уж так хотелось, чтобы это было правдой!), — нас было меньше всего; тех, кто категорически отрицал такую возможность, — их было большинство, и была небольшая группа, в задачу которой входило: своими скептическим подначками в адрес той и другой стороны провоцировать страсти. Равнодушных не было…
* * *
Споры — спорами, а интерес к проблеме и прочим загадкам «мирового уровня» у меня так и не пропал. Он прошел через десятилетия, и к восьмидесятым годам прошлого столетия у меня состоялось обширное досье — несколько толстенных томов по Тунгусскому Событию и по другим НЯП — Необъяснимым Явлениям Природы, среди которых — Атлантида, Бермудский треугольник и, конечно, НЛО…
Где-то в первой половине восьмидесятых годов все материалы «по теме», собранные мною из открытых источников, оказались в одном месте переплетенными в небольшую книжицу. Там сосредоточились сведения о сорока гипотезах из почти сотни, провозглашенных к тому времени. Все это богатство именовалось «Тунгусская катастрофа», или в рабочих записях — просто «ТК».
Интересно? Да. Занимательно? Да. Но пока под систему доказательств ни одна из гипотез не подпадала — это также был неоспоримый факт! Но «Событие» прочно держало цепкой рукой приверженности к волнующей тайне…
ЧЕРЕЗ 55 ЛЕТ ПОСЛЕ ТУНГУССКОГО СОБЫТИЯ
…Тунгусское тело было «черной дырой», то есть коллапсировавшей когда-то до размеров пылинки звездой, обладающей гигантской массой. Она якобы прошила земной шар насквозь…
А. Джексон, Б. Рейн, физики Институт теории относительности. США, 1960-е годы Штаб-квартира разведки — Щипок на Павелецкой (Январь — февраль 1963 года)
К январю 1963 года я уже работал в научно-технической разведке в строгом своей внушительностью здании госбезопасности на площади Дзержинского.
Войти в него можно было через несколько подъездов, но «мой» подъезд располагался на углу и был пятым. Он выходил на улочку, соединявшую улицы Кирова и Дзержинского, а далее — вниз, переходя в Кузнецкий Мост.
С этим местом — Кузнецким Мостом — было связано одно событие, которое серьезно продвинуло мое представление о степени загадочности Тунгусской катастрофы.
Кузнецкий Мост — это сеть нужных человеку мест. И среди них: книжные магазины, Выставочный зал Союза художников (это для души) и общепит. В обеденный перерыв мы, сотрудники «внушительного здания», старались пройтись по прилегающим улицам, избегая самой площади — ее шум и гарь от множества автомашин нас «отпугивал».
Начинали мы прогулку с общепита — кафе, что рядом со зданием бывшего Наркомата иностранных дел, перед входом в которое почти на уровне асфальта стояла бронзовая фигура Воровского, в результате теракта погибшего в Польше дипломата. Правда, это кафе было молочное, а хотелось чего-либо более существенного. И мы спускались к улице Жданова, на которой напротив Архитектурного института располагалась крохотная пирожковая на четыре высоких мраморных столика.
