строй» на все древние общества, вышедшие из стадии доклассовых, общинно-родовых отношений. Между античными обществами и цивилизациями Древнего Востока обнаруживаются различия настолько глубокие, что ряд специалистов предполагает существование в странах Востока формации, которую они склонны считать не рабовладельческой, а формацией смешанного («полурабовладельческой-полуфеодальной») либо какого-то иного типа. Участники дискуссии неоднократно отмечали необходимость разработки детальной типологии форм зависимости, встречающихся в докапиталистических обществах. Не менее существенным нам представляется анализ применения в историческом исследовании общих понятий, имеющих определяющее методологическое значение для марксистской историографии, в первую очередь таких понятий, как «формация» и «уклад».
Общественно-экономическая формация есть общая понятийная категория, выработанная марксистской наукой с целью широкого охвата эмпирического материала истории и обнаружения в нем ведущих, коренных признаков, на основе которых социально-историческая действительность могла бы быть воспроизведена в виде системного единства. Понятие формации представляет собой наиболее общую абстракцию, прилагаемую к исторической действительности.
Определение формации включает в себя не какие-либо фрагменты конкретной действительности, более или менее произвольно принимаемые исследователями за основные, а такие ее черты, которые выделены логически и переработаны в систему понятий, выражающую закономерные связи и движение реальности. Будучи построено в соответствии с объективными законами действительности, это общее понятие отображает возможную связь явлений и тем самым позволяет дать ее истолкование. Само собою разумеется, абстракция не может быть смешана с реальной действительностью, черты которой она фиксирует в специфической, «очищенной» от исторических моментов логической форме.
Однако применение историками, экономистами и философами этого основного понятия марксистской теории исторического процесса представляется нам далеко не во всех отношениях безупречным. Обращаясь к работам, в которых рассматривается тот или иной отрезок исторического процесса, мы нередко видим, что понятие «формация» без обиняков переводится из плана логического в план конкретно-исторический. Считается, что это понятие полностью соответствует реальной исторической действительности. Происходит смешение двух уровней — теоретического и эмпирического. Вместо признания того, что констатация определенных черт исторической реальности дает возможность сконструировать на их основании некую теоретическую «модель», выполняющую важную познавательную функцию и позволяющую на определенном теоретическом уровне исследовать историческую реальность, ищут эту модель на «грешной земле». Иными словами, из важнейшего познавательного средства, орудия логики исторической науки «формация» превращается под пером исследователей в нечто материальное, отождествленное с существующими в данном месте и в данное время конкретными общественными явлениями. Универсалии превращаются в реалии…
В результате подобного «пресуществления» понятия в реальность в течение долгого времени историками предпринимались попытки обнаружить теоретически известные формации в истории всех стран и регионов мира. Когда же несостоятельность этих попыток стала очевидной, возникла потребность как-то объяснить «аномалии» в истории.
Например, о древних славянах и германцах принято говорить, что они «миновали» рабовладельческий строй, как будто бы существует некое обязательное расписание «движения» народов последовательно через все формации, открытые Марксом. Смешение теоретического понятия «формации» с живой исторической действительностью допускается в ряде учебников и пособий по политической экономии и философии [2]. В некоторых из перечисленных трудов характеристика рабовладельческой и феодальной формаций сходна с крайне упрощенным их определением, данным в работе И. Сталина «О диалектическом и историческом материализме».
Такое неправомерное, на наш взгляд, смешение двух планов — абстрактно-теоретического и эмпирико-исторического — создает серьезные препятствия на пути изучения исторического процесса. Вместо исследования реально существовавших исторически конкретных обществ дается изображение логических категорий и их движения. История подменяется логикой. Все то в истории, что не входит в рамки идеального представления о формации, не может получить должной объективной оценки. В результате — схематизм построений историков, сетования по поводу которого раздаются постоянно. Его корни, по нашему убеждению, нужно искать именно в этом смешении понятийного аппарата исторической науки с объектом науки, с изучаемой ею реальной историей.
С понятием общественной формации тесно связано понятие социально-экономического уклада.
Если формация — понятие высшего порядка, отражающее доминирующие черты социальной реальности, взятой как всеобъемлющая система, то понятие уклада охватывает лишь группу существенных признаков действительности, не претендуя на ее всеобщее отражение. Определяющими общественный уклад классовых формаций, по-видимому, нужно считать два тесно связанных между собой, но характеризующих его с разных сторон признака: структуру производственных отношений, находящую свою форму в отношениях собственности, и способ эксплуатации непосредственных производителей, обусловливающий способ ведения хозяйства. Эти критерии принципиально важны и для определения формации, но последняя ими не исчерпывается, охватывая всю совокупность общественных явлений от базиса до надстройки. В отличие от формации уклад представляет собой лишь один из типов общественно-экономических отношений, существующих в данной формации, и не определяет ее в целом, ибо в рамках формации могут быть обнаружены два или несколько укладов общественно-производственных отношений со своим особым способом эксплуатации и собственности на средства производства. Понятие «уклад» дает возможность несколько уменьшить «зазор» между такой общей категорией, как формация, и той социально-исторической реальностью, к которой эта абстракция применяется. Понятие «уклад» дополняет, модифицирует понятие «формация».
Присмотримся, однако, к тому, как практически применяется понятие «уклад». Обычно это понятие вводится, во-первых, в тех случаях, когда речь идет о незавершенной общественной формации: в ее недрах сохраняются в виде укладов пережитки предшествующей формации; со временем эти уклады-пережитки будут «переварены» победившей формацией, включатся в нее, либо исчезнут. Во-вторых, понятие «уклад» оказывается нужным тогда, когда имеется в виду разложение господствующей формации: в ней подспудно зреют ростки будущей формации, и, недоразвившись пока до степени «формационной», не определяя еще общественной жизни полностью или хотя бы в главных ее проявлениях, они представляют собой «уклад». В любом случае понятие «уклад» связывается с понятием перехода от одной общественной формации к другой. Победившая же формация представляет собой более или менее однородное целое, существует как бы в «чистом виде». От такого понимания не свободна даже интересная статья Г.А. Меликишвили «К вопросу о характере древнейших классовых обществ» [3], в которой подчеркивается значение многоукладности в истории социальных образований Древнего Востока.
Неправомерный, прямолинейный переход от абстрактно-логического уровня рассмотрения истории к конкретноисторическому уровню ее анализа ведет к своего рода «выпрямлению» исторического процесса. Но ведь установленная К. Марксом общая последовательность общественно-экономических формаций фиксирует лишь основные этапы развития человечества во всемирноисторическом плане, выделяя в истории ведущие на разных ее этапах доминанты (К. Маркс писал, что азиатский, античный, феодальный и буржуазный способы производства «в общих чертах» «можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» [4]). Конкретное же развитие определенных народов либо регионов в те или иные периоды именно поэтому может не соответствовать этой общей схеме — оно должно быть изучено на ином уровне теории и с гораздо меньшей степенью абстрагирования от индивидуальных проявлений исторического процесса.
К. Маркс и Ф. Энгельс, обсуждая роль абстракции в познании истории и критикуя
