царями и восстаешь против всякой власти. Таков у нас архиерей, показывающий, насколько риза сильнее порфиры и митра, царского венца. Ты — как бы отличное от нас естество, считаешь чуждым себе род человеческий, на всех насупливаешь брови, так что я сомневаюсь, называть мне тебя богом или человеком. Будучи демократом, ты не одобряешь монархии» [9].
Скорое разочарование в Исааке Комнине пробудило в Керулларии давнюю мысль заменить царя, тем более что кандидатура имелась — любимый племянник, если считать по его жене, Константин Дука. Впоследствии факт того, что патриарх замыслил очередной заговор против императора, был подтвержден его давним помощником и преемником Константином Лихудом, а также продававшим всех по очереди Михаилом Пселлом [10].
Видимо, Керулларий действовал чересчур прямолинейно и открыто, хотя не исключено, что о его планах донесли сами бывшие сторонники. Пселл в своем сочинении немного проговаривается, что накануне описываемых ниже событий патриарх побывал у императора и весьма дерзко с ним разговаривал. Исаак промолчал, сдержав свой гнев, но внутри себя уже принял решение [11]. Так это было или иначе — достоверно неизвестно, однако император первым делом отослал в провинцию Константина Дуку, а также сослал племянников патриарха — Никифора и Константина Керуллариев. Нужно было изолировать и Михаила Керуллария, но царь не решился арестовать патриарха в столице, опасаясь народных волнений. Чуть обождав, Исаак воспользовался отъездом Керуллария за город и приказал задержать его. 8 ноября 1058 г. варяги, составляющие царскую гвардию, вошли в патриаршие покои, стащили архиерея с трона и препроводили на остров Проконес.
Но это было только половиной дела — Комнин понимал, насколько велика опасность волнений в столице со стороны населения, до сих пор считавшего Керуллария законным патриархом. Поэтому император созвал Государственный совет, куда были приглашены высшие сановники Римской империи и некоторые архиереи. На Совете ему напомнили, что согласно установленным традициям отсутствие патриарха на престоле не может длиться более двух дней. Затем он должен быть или предан суду, или добровольно отречься от кафедры. Понятно, что второй вариант казался гораздо симпатичнее, но все понимали — Керулларий по доброй воле не оставит патриаршества. В конце концов решили организовать над Керулларием открытый суд, и Пселл, предавший своего благодетеля, даже взялся составить обвинительное заключение [12].
Но и после этого Исаак I Комнин попытался уладить дело миром, не желая ронять честь патриарха. По его приказу к месту пребывания архиерея были отправлены митрополиты, пытавшиеся уговорить Керуллария, дабы тот добровольно сложил с себя сан, но Михаил, конечно, отказался. Пришлось готовить судебный процесс, и даже определили место для суда в одном из городов Фракии. Патриарху предъявлялось 5 обвинений, среди которых помимо других значились ересь или нечестие, тирания и святотатство. Но тут неожиданно пришло известие о смерти Михаила Керуллария [13].
Его кончина развязала царю руки и освободила от необходимости выносить сор из избы. Были организованы роскошные похороны, а Константин Дука, как мы вскоре убедимся, человек безвольный и нерешительный, как не представлявший непосредственной опасности для императорской власти, был возвращен в Константинополь; обвинения в государственной измене с него сняли. Очевидно, Комнин очень не хотел, чтобы конфликт с патриархом стал предметом народных сплетен. Он крайне дорожил статусом царя и боялся, как бы эта история не ударила по авторитету верховной власти. Поэтому Исаак I сделал все, чтобы только устранить любые возможные причины для будущего недовольства со стороны партии Керуллария. Он вернул в Константинополь племянников покойного патриарха Константина и Никифора, предоставил им «право свободной речи» и пожаловал высокими должностями. Наконец, выполнил и последнюю просьбу (требование?) товарищей Михаила Керуллария, назначив новым Константинопольским патриархом его давнего ученика и помощника Константина III Лихуда (1059–1063).
Очевидность того факта, что Лихуд был назначен помимо желания Исаака Комнина, несомненна. Лихуд принадлежал к древней аристократической семье, был очень образован и с младых лет приобщился к высшим государственным должностям, не проявив, правда, на них большого таланта. Как и Михаил Керулларий, Константин Лихуд отличался трезвым умом, гибкостью мышления, твердостью характера и был глубоким почитателем идеи о превосходстве священства над царством. Правда, в отличие от покойного Михаила, Константин отличался большей сдержанностью, внешней мягкостью и терпением [14].
Еще в качестве первого министра при императоре Константине Мономахе он позволял себе довольно резкие выступления в адрес василевса, за что был лишен своего места. Правда, затем царь, остро чувствовавший недостаток в толковых управленцах и, возможно, желая проложить мостики между собой и Михаилом Керулларием, предложил Лихуду вернуться на службу, но тот отказался. Такой же отказ позднее получила и императрица Феодора, из чего можно сделать вывод, согласно которому Лихуд формировал общественное мнение о невозможности служить при таких самодержцах, поскольку их действия ему кажутся во многом предосудительными. Желал ли иметь Комнин такого человека близ себя, да еще и облаченного в патриаршую ризу? Ответ очевиден.
Назначение Лихуда патриархом являлось весьма непростым и с канонической точки зрения — Константин был мирянином, хотя и неженатым. Все это очень странно: хотя на Востоке никогда не было категоричных запретов на посвящение мирянина в патриархи, после громких Соборов IX века византийцы старались не злоупотреблять этим обыкновением. Теперь же на патриарший престол был вновь возведен мирянин, причем в ситуации, когда в этом не было никакой необходимости.
Наконец, один эпизод наглядно демонстрирует, насколько «мил» был Комнину Лихуд. Еще при Константине Мономахе Лихуд получил земельное владение Манганы в качестве награды за свою службу — дворец арсенала с монастырем Святого Георгия, к которому были приписаны населенные пункты. Соглашаясь с кандидатурой Лихуда, Исаак Комнин, однако, пожелал вернуть Манганы в казну, с чем, конечно, тот не соглашался. Тогда император сделал такой неожиданный ход — дождавшись, когда Константин Лихуд снял с себя сенаторское достоинство и принял посвящение в пресвитеры, он объявил о наличии препятствий для хиротонии Лихуда. Речь шла о Манганах, которые сохранялись в его собственности, что противоречило канонической традиции. Лихуд попал почти в безвыходное положение: светских званий и чинов он уже лишился, но патриархом еще не стал; оставаться рядовым пресвитером ему очень не хотелось. Пришлось возвращать имение в казну [15].
Согласимся — если бы император сам желал поставить Лихуда патриархом, зачем ему было обижать своего ставленника, да еще затевать для этого столь сложную комбинацию? Разве для патриарха не могло быть сделано исключение? Ответ, конечно, очевиден.
Но, сам того не зная, Комнин разбудил силы, превышающие его возможности, и шел прямым путем к собственной гибели, не подозревая о грядущих опасностях. Партия «византийских папистов», потеряв своего
