«Если Брежнев чем-либо отличался от круга одетых в мешковатые костюмы аппаратчиков Хрущева, так это была портняжная отточенность, отделка. Фой Д. Колер, бывший послом Соединенных Штатов в Советском Союзе, обычно говорил, что Брежнев «должно быть, имеет лучшего портного в Москве». Когда в Зале приемов Кремля за Хрущевым выстраивались небольшой компактной группой иерархи, грубо красивое лицо Брежнева и его военная выправка выгодно контрастировали с унылым видом других лидеров. Он выглядел немного менее скованным, выделяясь сильно выраженным профессиональным обаянием. Временами он проявлял что-то из манер человека, хлопающего по спине и трясущего за руку, тех манер, которые ассоциируются с американскими политиками. По советским стандартам он был до некоторой степени покорителем женских сердец и, когда надо, мог обращать свое обаяние на посещавших его высших сановников».
Казалось бы, чего еще нужно было Хрущеву от Брежнева? Охотно и добросовестно выполняет свои обязанности, производит в стране и за границей хорошее впечатление, а главное — лично предан и никаких интриг не плетет и даже не замышляет. На XXII съезде КПСС, который состоялся в октябре 1961 года, делегат Брежнев в своей речи многократно восхвалял «верного ленинца» и «выдающегося государственного и партийного деятеля Никиту Сергеевича Хрущева». Казалось бы…
В последние годы своей карьеры Хрущев сделался совсем уже непредсказуемым и неуправляемым. Своими непродуманными действиями он, по сути, стал раскачивать и партию, и само советское государство. То же было и в его кадровой политике. Среди секретарей ЦК, которые вели всю работу по руководству громадным партийным аппаратом, который оставался решающей силой в стране, происходила постоянная перетряска лиц и должностных обязанностей. Перечислять эти забытые ныне имена было бы скучно, заметим лишь, что мелькали они перед гражданами, партийными и беспартийными, не успев толком запомниться.
Всеми делами партии и государства Хрущев стремился заниматься сам. Однако с мая 1960 года его основным помощником в делах по руководству партийным аппаратом стал бывший секретарь Ленинградского обкома Фрол Романович Козлов. То был грубый и малограмотный, подстать самому Никите, деятель, типичный горлодер, который мог заставить проводить весенний сев в феврале, а сбор озимых — к новому году. Хрущева такой стиль вполне устраивал, но Козлов вздумал с ним вдруг спорить. Они публично разругались, Козлов слег с тяжким инсультом, от которого так и не оправился.
Своей опорой в Партии Хрущев решил сделать Брежнева. На Пленуме ЦК в июне 1963 года очередное перемещение Леонида Ильича состоялось. По сути, он стал вторым человеком в партийном аппарате, а так как Хрущев был в вечных разъездах по стране и за рубежом, то тихий Брежнев вскоре прибрал партаппарат к рукам. На его прежнее место «президента» Советского Союза Хрущев поставил вечного Микояна, надеясь на его всегдашнюю послушность любому руководителю.
Итак, Брежнев вновь, уже в третий раз, становится Секретарем ЦК партии. Теперь его властные полномочия чрезвычайно расширены. По распределению обязанностей он отвечал в ЦК за всю оборонную промышленность, «оборонку», как выражались тогда. Это было гигантское хозяйство, вбиравшее в себя едва ли не половину всей советский индустрии, и какой индустрии! Самых передовых технологий, по множеству показателей превосходивших все зарубежные аналоги, включая наших главных соперников американцев.
Государственная ответственность принимаемых решений была тут огромна. И Брежнев явно растерялся под тяжестью этой ответственности. Он чаще, чем ранее, перекладывал решение вопроса на других, уклонялся от разрешения острых споров и противоречий, которые постоянно возникали в этой быстро меняющейся и растущей отрасли. Особенно часто он прислушивался к мнению Устинова, соглашаясь с ним даже вопреки прежде высказанным своим мнениям. Дмитрий Федорович Устинов, примерный ровесник Брежнева, был крупный деятель оборонной промышленности, получивший суровую сталинскую закалку, уже в тридцать три года стал Наркомом вооружений СССР! Однако у Брежнева сложились с ним очень тесные деловые, а потом и личные отношения, которые они сохранили в течение двадцати долгих лет.
Впрочем, Брежневу недолго пришлось томиться на том столь хлопотном посту. Страну и его самого ожидали крутые политические перемены…
Когда-то в двадцатых годах вот так попросту у нас называли революционные события в Петрограде 25–26 октября (7–8 ноября) 1917 года. Потом их стали пышно именовать Великая Октябрьская социалистическая революция. Да, и Великая, и социалистическая, верно, однако и слово «переворот» тут вполне уместно: «перевернули» историю и с тех пор пошла она совсем по иному, неизведанному пути.
В октябре 1964 года случилось неизмеримо меньшее событие в мировой истории. Но «переворот» тоже был.
Сумасбродный Никита в конце своего правления надоел буквально всем — и партии, и народу, стране в целом. Верхом его административных нелепостей стало разделение областных и районных комитетов партии на два — по промышленности и сельскому хозяйству. Нелепость этой меры была очевидна всем, а на практике привела едва ли не к параличу партийного аппарата: огромная перетряска кадров, непродуманный передел полномочий, неясность поставленных новых задач. Ко множеству старых анекдотов о Хрущеве добавились новые, очень ядовитые. Например: прибегает мастер в обком и жалуется, что его в цехе ударили молотком по голове… «Вам, товарищ, нужно в промышленный обком, а у нас сельский, вот если бы вас серпом по яйцам, тогда уж к нам…» Или вот еще один: приходит мужик в храм, просит разрешения побеседовать с батюшкой, а его спрашивают: «Вам какого батюшку, по промышленности или по сельскому хозяйству?»
Эта неразбериха касалась верхов советского общества. Но внизу было нисколько не лучше. Вдруг Хрущеву вздумалось ввести «трудовые паспорта». В эту объемистую книжечку, по широкой фантазии Никиты Сергеевича, должны были вписывать все награды, перемещения по службе, все поощрения и даже взыскания… Более нелепого документа, видимо, не изобретали за всю историю человечества. К счастью для людей и нашей полиграфической промышленности, ввести в жизнь этот документ-урод не успели, сняли Хрущева.
Впрочем, что паспорт, пустяки это. Однако в стране через двадцать лет после войны вдруг возникли серьезные затруднения с продовольствием. И не каких-нибудь там деликатесов стало не хватать, а самых необходимых продуктов. В 1963 году во многих городах ввели так называемые «талоны на муку»: их выдавали гражданам по месту работы, а потом приходилось выстаивать немалые очереди за получением пары пакетов муки. В очередях граждане веселили себя байкой, но не про Никиту уже, а его скромную и вполне достойную супругу Нину Петровну, которая никакими антипатиями в народе не пользовалась:
— Вы слышали, что Хрущев вчера избил Нину Петровну?
— Как? За что?!
— А потеряла талон на муку…»
Все смеялись, хотя выстаивать в очереди за несчастным пакетом муки было совсем не весело…
А Хрущев закусил удила, никого уже не слушал, ни с кем не советовался. Окружали его в Президиуме, Секретариате ЦК и Совете министров в основном его молодые выдвиженцы, они перед ним робели. Из оставшихся стариков пожилой лис Микоян, как всегда, ни в какие конфликты не вмешивался, шел за событиями. Очень авторитетный в стране и за рубежом Алексей Николаевич Косыгин был тогда заместителем Хрущева по Совету министров, и хоть он и тянул все огромное хозяйство страны, Хрущев с ним не считался, даже ревновал его. В итоге к своему семидесятилетию единоличный глава Партии и Правительства оказался в полной политической изоляции.
Зато семидесятилетие Хрущева отмечалось в апреле 1964 года исключительно пышно. Ему на грудь навесили четвертую Звезду Героя Социалистического Труда (три предыдущих он тоже получил во время своего правления — в 1954, 1957 и 1961 годах). «Соратники» наградили его льстивыми речами, переслащенными похвальбой. Особенно отличился тут, как нетрудно догадаться, Леонид Ильич. В народе этот звездопад вызывал острое раздражение, все еще помнили, что Иосиф Сталин имел всего лишь одну-единственную Звезду Героя.
Впрочем, недовольство народа стало даже принимать открытые и массовые случаи, чего не наблюдалось в Советском Союзе с двадцатых годов. В июне 1962 года в Новочеркасске забастовка на крупном локомотивостроительном заводе выплеснулась в уличные демонстрации с экономическими требованиями. По приказу Хрущева командующий Северо-Кавказским военным округом генерал Плиев ввел в город войска с приказом применять оружие. Было много жертв, а потом скорый и неправый суд над «зачинщиками» с расстрельным приговором. Происходили иные подобные случаи, хоть и масштабом поменьше.
