после падения Константинополя в 1204 г. [409] Этот взгляд получил свое полное оформление в «Истории упадка и разрушения Римской империи» Э. Гиббона [410], был подхвачен в истории Византии Ш. Лебо — М. Броссе, где было добавлено, что константинопольские императоры ежегодно назначали в Трапезунд губернатора-дуку [411]. Однако знание Броссе Картлис Цховреба позволило ему ввести новый компонент: помощь ивирского наемного войска и сторонников династии Комнинов удалившимся на Понт после свержения Андроника братьям Алексею и Давиду, основавшим независимое государство [412].
Первую обоснованную и фундированную им же открытыми новыми источниками концепцию образования Трапезундской империи выдвинул Я.Ф. Фальмерайер (1790–1861). Немецкий ученый пришел к выводу, что к образованию империи привели внутренние закономерности: обитатели Понта издавна тяготели к самостоятельности и образованию «торговых республик», чему препятствовала правящая клика константинопольских богачей, «чьими интересами и ненасытным корыстолюбием расшатывалась империя и истощались силы подданных» [413]. По мнению Фальмерайера, империя основывается, дабы отстоять независимость жителей равным образом и от посягательств Константинополя, и от грабительских набегов туркменов и сельджуков, и для защиты от притязаний грузин. Но как только трапезундские правители пытались ставить более широкие задачи, они неизменно теряли активную поддержку своих подданных, которые, однако, в силу упадка эллинского воинского духа, сами не были в состоянии оказать сопротивление честолюбию и гегемонизму своего нового монарха [414]. Прямую преемственность от Византии Фальмерайер видел лишь в том, что вместе с Алексеем I на Понт прибыла группа византийской знати, чужеродной местному населению и поддерживавшей в императоре продолжателя византийских традиций [415]. Для обоснования своих положений Фальмерайер привел экскурс о давнем сепаратизме Понтийской области [416]. Исходя из неверно установленной даты смерти царицы Тамар (1202 г.), Фальмерайер фактически отрицал какое-либо грузинское влияние в образовании империи, а известные сведения Картлис Цховреба относил к более раннему времени, считая поход грузинского отряда грабительским набегом [417]. Данные Панарета о том, что Алексею I оказала помощь его тетка по отцу Тамар Фальмерайер истолковал как свидетельство о некоей грузинской родственнице Комнинов, но не о царице Грузии [418]. Фальмерайер впервые поставил вопрос об образовании Трапезундской империи на научную основу, через широкое изучение разнообразных источников. Он наметил линию изучения через рассмотрение внутренних закономерностей развития Понта. Им было также отмечено, что необходимость образования империи стимулировалась внешнеполитической ситуацией. Однако, Фальмерайер не понял роль Грузинского царства в этом процессе и недооценил глубокой внутренней связи византийской и трапезундской культур, включая и государственные институты.
Все последующие историки Трапезунда не могли пройти мимо основных положений Фальмерайера, и хотя отдельные построения немецкого ученого пересматривались, многие ученые испытали на себе влияние этого труда. Это характерно и для исследования Дж. Финлея, который, однако, в противоположность своему предшественнику, отрицая закономерность образования государства на Понте, считал, что все величие этой империи существует лишь в романах и никакой необходимости в ее создании не было [419]. Порожденная тенденциозным панэллинизмом автора (понимаемым как поступательное движение «эллинского духа»), а также неразработанностью в его время экономической истории Понта, такая концепция давно уже не имеет адептов в историографии, несмотря на вклад Финлея в изучение фактического материала [420]. Финлей продолжил линию на отрицание позитивной роли Грузии в основании империи, утверждал, что братья Комнины бежали в Колхиду лишь накануне захвата Константинополя крестоносцами, в 1203–4 г. [421] Единственным оправданием независимости империи Финлей считал мусульманскую угрозу, консолидирующую понтийский регион вокруг Трапезунда [422].
Новую струю в разработку проблемы внес академик А.А. Куник, написавший первую специальную работу об основании Трапезундской империи [423]. Отметив давние следы сепаратизма, А.А. Куник убедительно доказал, сравнив тексты Трапезундской хроники Панарета и Картлис Цховреба, что именно грузинская царица была инициатором похода 1204 г. [424] Это объяснялось желанием Тамар устроить сильное христианское государство на Босфоре и в Малой Азии для борьбы с сельджуками [425]. Для обоснования положения о роли Грузии А.А. Куник обратился к генеалогическим связям Комнинов и Багратидов [426]. Куник отметил весьма примечательное именование в Картлис Цховреба сына Андроника I Алексея «близким родственником Тамары» [427]. По его мнению, существовали возможные альтернативы: либо сестра Тамар была женой Мануила, сына Андроника I, — тогда грузинская царица — действительно тетка Алексею и Давиду, но не по отцу, как писал Панарет, а по матери [428], либо, вероятнее, первая супруга Андроника I была родственницей матери царицы Тамар [429]. Вопрос был поставлен Куником, но не решен из-за скудости источников. Куник первым предположил, что юные потомки Андроника после 1185 г. попали в Грузию, откуда и совершили поход 1204 г. [430] Меньше внимания Куник уделил внутренним причинам консолидации Понтийских областей. По его мнению, в Малой Азии Комнинов принимали с радостью лишь потому, что альтернативой им была власть одинаково ненавистных франков или сельджуков [431].
А.А. Куник побудил ученых обратиться к вопросу о роли Грузии в основании империи. Многие, преимущественно греческие, исследователи не приняли его положений, по-прежнему настаивая на ведущей роли выходцев из Константинополя, византийских воинов и мобилизованных местных жителей Пафлагонии и Понта. Учитывались (по Хониату) и лазы, но лишь как наемные отряды [432]. В отечественной историографии, напротив, теория о доминирующей роли Грузии получила прочное место [433].
В развернувшейся полемике английский историк У. Миллер, автор следующей монографии по истории Трапезундской империи, занял компромиссную позицию, считая оба фактора — грузинскую помощь и поддержку местного населения одинаково важными [434]. Но Миллер не создал цельной концепции образования империи, как это сделал выдающийся русский византинист академик Ф.И. Успенский. Тщательно изучив предпосылки образования империи, конкретные следы сепаратизма, Ф.И. Успенский поставил вопрос: представляла ли Трапезундская империя продолжение и естественную эволюцию византинизма, или она- самостоятельное образование с другими целями? [435] Так был сформулирован важный вопрос о роли византийского наследия при сложении Трапезундского государства. Но причины обособления Трапезунда и его округи Успенский видел не в эволюции "византинизма". Анализируя пестрый этнический состав населения, исследователь считал, что греки, притом усвоившие лишь внешние формы эллинизма, составляли менее половины населения. Главнейшее место на востоке принадлежало лазам, на западе — чанам и армянам [436]. Сам правящий класс, кроме небольшой греческой прослойки, прибывшей из Константинополя в XII–XIII вв., состоял из грузинских, лазистанских и армянских элементов. Поэтому, заключал Успенский, образование империи прямо противоречило интересам эллинизма, группировавшегося вокруг Никеи [437]. Ф.И. Успенский противопоставлял местные греческие и негреческие элементы господствующего класса, боровшиеся за власть. Первые постоянно усиливались притоком из Константинополя/сведений о такой массовой эмиграции в источниках нет/и стали доминировать с середины ХIV в. [438] Автор
