Ознакомительная версия.
Обратили внимание на стиль… Блеск!.. Впрочем, идем дальше. Еще до получения этой телеграммы Радецкий вновь напомнил великому князю, что «единственная возможность» сбить войска Сулеймана с Шипки – «это выслать сильный корпус в обход по другому проходу»[251]. Однако, как только Радецкий получил извещение о приезде Непокойчицкого и фактическое разрешение главнокомандующего на использование 2-й дивизии и болгарского ополчения для проведения контрудара во фланг Сулейману через Зелено Древо, то его решительный настрой резко сник. Вечером 15 (27) апреля он телеграфировал главнокомандующему:
«Не зная при настоящих обстоятельствах, нужно ли во что бы то ни стало удерживать Шипку, до приезда ген. Непокойчицкого определенного ответа дать не могу (курсив мой. – И.К.), но на всякий случай 2-ю бригаду 2-й дивизии следовало бы направить к Габрово».
Как главнокомандующий обратился – «не признаете ли полезным…», «если решитесь…», так подчиненный и ответил – «не знаю… нужно ли…», «определенного ответа дать не могу…». Но трудно поверить в то, что Радецкий не понимал: Шипку действительно надо удерживать «во что бы то ни стало». Ведь именно об этом еще неделю назад его просил главнокомандующий. К чему тогда такие показные сомнения? Одно объяснение вроде бы напрашивается само собой. Радецкий просто не решился на самостоятельное проведение контрудара во фланг Сулеймана, к тому же еще при свидетелях – со дня на день в расположении его отряда должен был появиться начальник штаба армии. Что же, мотив вполне понятен: вот приедет Непокойчицкий – ему видней, пусть он и решает. Однако есть и другие объяснения.
Радецкий сам опасался действий Сулеймана во фланг своему отряду. Относилось это и к местечку Зелено Древо, у которого русская разведка фиксировала активность противника. Да к тому же позиция самого главнокомандующего не всегда отличалась четкостью установок и порой провоцировала двусмысленность понимания. Так, еще 7 (19) августа он умолял Радецкого удерживать Шипкинский проход, а затем стал отдавать распоряжения укреплять Сельви и Тырново со стороны Габрова[252]. А это истолковывалось не иначе как подготовка к оставлению Шипки.
Но идея флангового контрудара по войскам Сулеймана упала на благодатную почву. Командир XI корпуса князь Шаховской, получив послание Радецкого, решил развить идею флангового удара и 15 (27) августа направил соответствующее письмо главнокомандующему. Шаховской исходил из того, что на Шипке «дело будет тянуться до истощения той или иной стороны», но так как силы русской армии превосходят турецкие, то в конечном счете все кончится «в нашу пользу» и Сулейман вынужден будет прекратить атаки. Однако Шаховской предлагал не ждать этого изнуряющего результата, а добиться полного разгрома армии Сулеймана-паши, перейдя в контрнаступление.
Удар по турецкому флангу через Зелено Древо, по мысли Шаховского, заставит Сулеймана отступить с Шипки и отойти на восток, однако «без существенного, бесповоротного вреда для него». Поэтому князь предложил взять истощенную армию Сулеймана-паши в клещи: «вместе с посылкой сильного отряда на Зелено Древо казалось бы возможным разрешить выставить более бригады в Янинский и Хаинкиойский проходы» и «угрожать ему, таким образом, с обоих флангов»[253]. При этом Шаховской, в отличие от Радецкого, считал, что для проведения операции по разгрому Сулеймана-паши достаточно будет лишь отдельных частей из состава VIII и XI корпусов.
16 (28) августа Николай Николаевич полностью одобрил предложение Шаховского, сочтя, что его взгляд «совершенно правильный» и «совпадал буквально с тем», что он «дал знать Радецкому». А Радецкому в этот же день главнокомандующий приказал держать Шипкинский проход до приезда Непокойчицкого, не упускать из вида Травдинский перевал, по возможности не вводить «в огонь» бригаду 2-й дивизии князя Имеретинского и всю ее в полном составе сконцентрировать у Габрова. Очевидно, что это были распоряжения, направленные на подготовку к фланговому удару по войскам Сулеймана-паши[254].
Если Шаховской предлагал главнокомандующему охватить с флангов войска Сулеймана силами, наиболее близко расположенными к Балканам, то Скобелев просто бил в набат по поводу того, насколько неэффективно используются эти силы в отражении турецкого натиска на Шипку. Опираясь на данные разведки, 14 (26) августа он писал Святополк-Мирскому, а на следующий день и Радецкому, что в Ловче и у Трояна нет турецких сил, достаточных для наступления, и что Сельви с этих направлений никто не угрожает. Все страхи на эту тему были надуманны, и история с турецким «наступлением» от Ловчи 9 (21) августа только подтвердила это. Одной Кавказской бригады, даже части ее с конной батареей, считал Скобелев, будет вполне достаточно для прикрытия Сельви и находящихся там обозов. «Почему же нам не маневрировать?» Скобелев просто умолял направить 9–10 бездействующих у Сельви батальонов к Шипке[255]. А 16 (28) августа, узнав, что турки охватывают правый фланг защитников перевала, «венчая командующие высоты параллельно дороге в Габрово», Скобелев вновь предложил Радецкому помощь: организовать силами своего отряда контрудар по тылам наседающего с флангов противника[256]. Однако прибывший на Шипку Непокойчицкий, которому Радецкий доложил о предложении Скобелева, не одобрил этой инициативы, вновь выразив свои опасения насчет возможной атаки турок на Сельви и перспективы полного окружения шипкинского отряда[257].
Зелено Древо и позиции на Шипке Непокойчицкий осмотрел 17 (29) августа и в этот же день сообщил главнокомандующему, что «неприятель в течение трех дней не беспокоит». «Не отодвигает ли он часть войск на другой пункт, – предположил начальник штаба, – быть может, в Плевну…»[258]. Страхи по поводу возможности соединения войск Сулеймана-паши и плевненского гарнизона, похоже, как страшный сон, преследовали Непокойчицкого. Предположения же Радецкого, высказанные в тот же день в письме к Шаховскому, оказались гораздо более точными:
«Армия Сулеймана-паши по всем признакам понемногу стала трогаться в направлении к юго-западу, оставив против Шипки небольшое число войск, воздвигнув несколько новых батарей для обороны своих позиций»[259].
И действительно, в это время свои основные силы, резко поредевшие в ходе шестидневных боев, Сулейман-паша отводил к Казанлыку.
Утром 18 (30) августа Непокойчицкий собрал в Габрово совещание. Его итоги он в этот же день телеграммой донес главнокомандующему: «По совещанию с Радецким при видимом бездействии и, вероятно, уменьшении неприятеля у Шипки необходимо обратить все силы на Плевну… Развязка у Плевны есть главный наш вопрос. Тогда руки будут нам развязаны»[260].
И с этим мнением главнокомандующий сразу же согласился, хотя еще три дня назад с энтузиазмом воспринял предложения Радецкого и Шаховского об организации фланговых ударов по войскам Сулеймана-паши.
Что получалось? Довольно значительная русская группировка у Балкан, вместо того чтобы воспользоваться ослабленностью противника и ударить по нему свежими силами с целью полного разгрома, разворачивается и начинает выдвигаться для атаки другого турецкого отряда, уже хорошо укрепившегося и находящегося в постоянной готовности к отражению новых русских ударов. Удивительно?! Вы можете себе представить, чтобы командование Красной армии, измотав силы вермахта в оборонительных боях на Курской дуге летом 1943 г., вместо ответного контрудара взяло да и перебросило бы приготовленные для этого свежие силы куда-нибудь в другое место? И там стало бы наступать…
Непокойчицкий заблуждался: это не Плевна «связывала» руки русской армии, а ее командование приковало себя к этой точке на карте, напрочь растеряв способность принятия иных, более эффективных вариантов действий.
Не исключено, что волю к наступлению парализовали последние, опять же преувеличенные, данные о противнике. 13 (25) августа Радецкий из показаний пленного турецкого солдата узнал, что Сулейман-паша располагает 100 батальонами, а 17 (29) августа казачий разъезд, посланный к Зелено Древо, умудрился насчитать там до 15 тысяч турок[261]. Вполне возможно, что, принимая решение об отказе от флангового удара по Сулейману, Непокойчицкий с Радецким ориентировались именно на эти неверные данные. И если это так, то уже в который раз точную информацию полковника Артамонова о турецких силах постигла незавидная судьба.
Вновь вернемся к Сулейману-паше. Отведя основные силы к Казанлыку, он серьезно задумался над дальнейшей судьбой своей обескровленной армии. Потери были огромны, солдаты – измотаны, а боевой дух – далеко не на высоте. В своем донесении от 12 (24) августа Сулейман-паша просил сераскериат (военное министерство) скорейшей присылки укомплектования и 16 свежих батальонов[262]. Из текста послания следовало, что Сулейман более всего опасался начала русского контрнаступления на его резко ослабленные батальоны. В канцелярии султана это сразу же поняли и от лица своего повелителя выразили военному министру крайнюю озабоченность по этому поводу: «…если бы неприятель, узнав недостаток наших сил… перешел в наступление… то нет никакого сомнения, что исход этого наступления был бы для нас самый неблагоприятный»[263].
Ознакомительная версия.
