опустилась до деизма». 90 Именно в этот кризис некоторые из самых способных умов Британии энергично встали на защиту христианства.
IV. ЗАЩИТНИКИ ВЕРЫ
Большинство из них были готовы встретиться со своими обидчиками на почве разума, учености и истории, что само по себе выдавало дух эпохи.
Чарльз Лесли выступил в защиту с книгой «Краткий и легкий метод работы с деистами» (1697 г.), которая первоначально предназначалась для ответа Блаунту. Он утверждал, что доказательства библейских повествований были такого же характера и столь же убедительны, как и свидетельства о карьере Александра и Цезаря; чудеса были подтверждены свидетельствами, столь же обильными и надежными, как и те, что принимаются в качестве достаточных в английских судах; священники никогда не смогли бы убедить народы в таких чудесах, как расступание Красного моря, если бы их не подтверждали многочисленные очевидцы. Лесли завершил свою аргументацию, представив иудаизм как примитивный завет, вытесненный пришествием Христа, магометанство как неблагодарное подражание христианству со стороны честолюбивого самозванца, а язычество — как массу басен, слишком детских для рациональной веры. Только христианская религия выдержала все испытания доказательствами и разумом.
Сэмюэл Кларк, знавший достаточно математики и физики, чтобы защищать Ньютона от Лейбница, взялся доказать христианское вероучение с помощью демонстраций, столь же строгих, как и геометрия. В своих лекциях Бойля в 1704 году он вывел цепочку из двенадцати положений, которые, по его мнению, доказывали существование, вездесущность, всемогущество, всеведение и благожелательность Бога. Цепь условных или зависимых существ и причин, полагал он, заставляет нас предположить необходимое и независимое существо, которое является первой причиной всех причин. Бог должен обладать разумом, поскольку в сотворенных существах есть разум, а творец должен быть совершеннее твари; Бог должен быть свободен, поскольку иначе его разум был бы бессмысленным рабством. Это, конечно, ничего не добавило к античной или средневековой философии; но во второй серии своих лекций Бойля Кларк предложил доказать «истинность и несомненность христианского откровения». Моральные принципы, считал он, столь же абсолютны, как и законы природы; однако развращенную природу человека можно заставить подчиняться этим моральным правилам только через привитие религиозных убеждений; следовательно, необходимо, чтобы Бог дал нам Библию и доктрины рая и ада. История, со свойственным ей юмором, добавляет, что королева Анна уволила Кларка с поста своего капеллана, потому что его заподозрили в сомнении в Троице. В следующее царствование, как утверждает беспардонный Вольтер, ему не позволили стать архиепископом Кентерберийским, потому что один епископ сообщил принцессе Каролине, что Кларк был самым ученым человеком в Англии, но имел один недостаток — он не был христианином. 91
Еще более ученый Бентли уже продемонстрировал «глупость и неразумность атеизма» в лекциях Бойля в 1692–93 годах. Двадцать лет спустя книга Коллинза побудила его выпустить «Замечания по поводу позднейшего дискурса о свободомыслии». В основном они состояли из разоблачения ошибок в учености Коллинза; аргументы казались неопровержимыми, и сенат Кембриджского университета единодушно поблагодарил Бентли. Джонатан Свифт, служивший в то время деисту Болингброку, решил, что Коллинз, раскрывший секрет, который все джентльмены держали при себе, заслуживает дополнительного наказания; это он и сделал в трактате под названием «Рассуждения мистера Коллинза о свободомыслии, изложенные на простом английском языке… для бедных» (Mr. Collins' Discourse of Freethinking, Put into Plain English… for the Use of the Poor). Он высмеивал аргументы Коллинза с помощью юмористических преувеличений; он добавлял, что, поскольку большинство людей — глупцы, было бы губительно оставить им свободу мыслить; «основная масса человечества так же хорошо приспособлена к полетам, как и к мышлению». 92-это теперь более обнадеживающее заявление, чем предполагал Свифт. Он был согласен с Гоббсом в том, что диктатура, даже в спиритуализме, является единственной альтернативой анархии. Мы уже видели, что ирландские англикане считали, что мрачный декан стал бы прекрасным прелатом, если бы верил в Бога.
Кембриджские платоники защищали христианство с меньшим остроумием и большей искренностью. Они возвращались к Платону и Плотину, чтобы найти мост между разумом и Богом, и иллюстрировали свою веру не столько аргументами, сколько честностью и преданностью своей жизни. У них было настолько сильное ощущение божественного вокруг, что это казалось им самым непосредственным свидетельством разума. Поэтому их первый лидер, Бенджамин Вичкот, утверждал, что «разум — это голос Бога». 93
Генри Мор, выдающийся представитель этой некогда знаменитой группы, вышел за рамки европейских философий и пришел к почти индуистскому ощущению тщетности, буквальной пустоты чувственного знания, его неспособности удовлетворить тоску одинокой души по товариществу и значимости во Вселенной. Космический механизм Декарта не давал ему утешения; он нашел большее удовлетворение своим потребностям у неоплатоников, еврейских мистиков и Якоба Бёме. Он задавался вопросом, «действительно ли знание вещей является высшим счастьем человека, или же это нечто более великое и божественное; или, если предположить, что это так, должно ли оно быть приобретено с таким усердием или намерением в чтении авторов или созерцании вещей, или же путем очищения ума от всех видов пороков». 94 Он решил очистить себя от всякого корыстолюбия, всякой мирской суеты, всякого интеллектуального любопытства. «Когда это неумеренное стремление к познанию вещей было таким образом подавлено во мне, и я не стремился ни к чему, кроме этой единственной чистоты и простоты ума, меня ежедневно озаряла большая уверенность, чем я когда-либо мог ожидать, даже в тех вещах, которые прежде я имел величайшее желание знать.» 95 Постепенно, рассказывает он, он настолько очистил себя душой и телом, что его плоть в весеннюю пору издавала сладкий запах, а моча имела аромат фиалки. 96
Очистившись таким образом, он, казалось, ощутил реальность духа в себе как самый убедительный опыт, какой только возможен для человека; и от этого убеждения он легко перешел к вере в то, что мир населен другими духами, восходящими по ступеням, от самых низких до самого Бога. Все движения в материи, считал он, — это действия какого-то вида духа. Вместо материального пленума Гоббса Мор предложил духовную вселенную, в которой материя была лишь инструментом и средством передвижения духа. Эта оживляющая анима иногда выходит за пределы своего обиталища; как иначе объяснить магнетизм, электричество и гравитацию? Мор признавал реальность дьяволов, ведьм и привидений. Он был приветливой и бескорыстной душой, отказался от предложенных ему мирских преференций и
