расположились в просторном вытянутом доме. Слуги прикрыли ковром глинобитный пол, разложили подушки, внесли высокое кресло царя царей и зажгли бронзовые светильники. Стало светло. Обнажились чёрные, покрытые копотью стены.
— Должно быть, здесь проживал важный вождь со своей дружиной, и местные жители называли эту лачугу «дворцом», — сказал Дарий, презрительно усмехнувшись.
«Благодетели» и «сотрапезники» расхохотались. Достаточно вспомнить собственные дома в Сузах, не говоря о чуде-дворце повелителя стран, чтобы стало понятно, как мало название «дворец» подходило к тёмной, с низким потолком и без окон постройке. Царские конюшни — и те нарядней.
— Скажи, царь царей, а как по-твоему местные жители называли это? — спросил карлик Бэс. Он встал на носки и протянул Дарию глиняную форму для отливки оленя.
В Египте маленькие пальцы Бэса оплетали золотой проволокой цветную эмаль и низали узорчатые бисерные ожерелья. Толк в красивом Бэс знал. Но и Дарий в своих руках воина подержал немало искусных изделий, поступавших в Сузский дворец из покорённых стран. Царь царей умел оценить смелые линии и выразительный силуэт.
— Скорее всего, этот вдавленный в глину олень совершает прыжок через пропасть, — сказал он, принимая от карлика форму. — Копыта сложены вместе, голова и шея сильно вытянуты вперёд. Развесистые рога настолько красивы, что напоминают волны критских орнаментов. Где ты сыскал это чудо?
— Возле плавильных печей, — сказал карлик. — В западной части города, на берегу ручья расположилось литейное производство с горнами, наковальнями и другими приспособлениями.
— Ты вовремя показал форму, и твой урок справедлив, малыш. Нельзя с пренебрежением относиться к народу, который уже не раз удивил нас изделиями своих мастеров.
Но назовём ли мы это жилище «хижиной» или почтительно поименуем «дворцом», так или иначе, впервые за много дней мы выспимся под надёжной крышей.
Повелитель стран снова ошибся. Надёжность крыши оказалась обманчивой. Едва сморил сон, раздался истошный крик: «Горим!»
Огонь занялся одновременно во многих местах. Пламя, сглатывая солому, перекидывалось с кровли на кровлю. Пытаться тушить было бессмысленно, хорошо что успели вырваться из огненного кольца, стрелявшего кроваво-красными головешками. Установить причину пожара не удалось. Ночная стража призывала в свидетели Ахурамазду, что ни человек, ни зверь к городским стенам не приближались. Ночевавшие в городе клялись тем же великим именем, что костра ни один из них не разводил.
— Скифский Папай метнул огонь с неба, — зло сказал Дарий.
Отъехав на полперелёта стрелы, он придержал коня и обернулся.
То, что недавно было городом, превратилось в огненный столб. Пламя рвалось к ночному небу. Красные языки слизывали черноту, рассыпая тысячи искр. А на самом верху огненного столба плясала, и веселилась злобно, и прыгала по остриям метавшихся языков огромная багря-но-золотая пантера.
Дарий прикрыл ладонью глаза, чтобы избавиться от наваждения. Пантера преследовала его, словно злой рок.
В течение нескольких дней продвигались вслепую. Скифы не показывались. Высланные вперёд разведчики не возвращались. Зато явился пастух, отправленный к Идан-фирсу. Его-то никто не ждал.
— Кругом ни людей, ни дорог! Как тебе удалось разыскать моё войско? — воскликнул Дарий, когда невр предстал перед ним.
— Ветер разносит вести. Откуда гарь принесёт, откуда овечий дух, откуда — конский. Где гарь — там войну ищи.
— Царя Иданфирса тем же путём нашёл?
— Иданфирса чего искать? Его место известное.
— Где он? Скорей говори, пастух!
— Царь Савлий в последнее кочеванье отправился. Где ещё Иданфирсу быть, если не рядом с отцом? Сын отца до самой могилы сопроводить обязан, иначе нельзя. Л Иданфирс сын жалостливый, — растроганно сказал пастух, — от жалости к отцу он и сам поседел. Со спины поглядеть — широкий и крепкий, а с лица — как есть, старый дед.
— Не пойму, о чём ты толкуешь. Передал ли мои слова?
— Передал, великий царь, все твои слова передал.
— Что Иданфирс ответил?
— В обмен на твои слова царь Иданфирс прислал тебе много других. — Пастух закрыл глаза и заговорил медленно, подражая чужому голосу: — «Моё положение таково, царь Дарий! Я и прежде никогда не бежал из-за страха перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя, а поступаю так же, как обычно в мирное время. Если вы желаете во что бы то ни стало сражаться с нами, то вот у нас есть отеческие могилы. Найдите их и попробуйте разрушить, и тогда узнаете, станем ли мы сражаться за эти могилы или нет. Но до тех пор, пока нам не заблагорассудится, мы не вступим в бой с вами. Это я сказал о сражении. Владыками же моими я признаю только Папая и Табити. Тебе же вместо даров — земли и воды — я пошлю другие дары, которые ты заслуживаешь. А за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты мне ещё дорого заплатишь!» [11]
Пастух перевёл дыхание, видно радуясь, что сбросил тяжкую ношу слов, которую нёс в своей памяти.
Брови Дария гневно сомкнулись.
— Скажи, пастух, — вмешался Отан, — где ты встретил царя Иданфирса и куда он держал путь?
Кто из живущих в степи, к какому бы племени ни принадлежал, выдаст тайну царских жилищ Вечности? Месть мёртвой руки страшнее всего другого.
— Там, — кивнул пастух на закат, хотя Савлия увозили на север и пастух это знал, сам оттуда только вернулся.
— Пастух! — взревел Дарий. — Мы видели Иданфирса там! — царь царей указал на восток.
— Так всё от того, великий царь, что Иданфирс по воле Папая может сразу во многих местах находиться. Степь это знает.
— Ветер разнёс?
— И ветер, и люди. — Пастух достал из дорожной сумки два кубка и протянул Дарию, ожидая награды.
— Дать что обещано! И чтобы духа вруна не было в лагере!
Дарий напрасно решил, что пастух его обманул. Пастух рассказал всё, как было. Одно утаил — направление, в котором двигался Савлий. Так про то говорить не следовало. Про мёртвых чем меньше болтаешь, тем спокойнее живёшь.
Оу! Хорошо провожали скифы царя. Вопли висели, как белый туман над болотом. Капли крови горели цветами в зелёной траве. Всадников и кибиток не счесть — по всей степи растянулись.
Пастух дождался, когда молодцы, сновавшие возле Савлия, ринулись в степь, и поравнял своего Булатку с важным всадником, крепко сидевшим на сером коне. Сперва пастух людей расспросил, какой из себя царь Иданфирс. «Роста не так, чтобы большого, — сказали ему, — из себя крепкий, плечи широкие, спина прямая». — «Молод ли?» — «Лет ему не считали, одно сказать можно — для воина в самый раз. Да тебе,
