невр, на что?» — «Поручение есть». — «Поезжай вперёд, сразу увидишь. Царь Иданфирс бок о бок с вороной упряжкой едет. Конь под ним серый в богатой сбруе — не ошибёшься».
Пастух так и сделал, всадника отыскал. Плечи у всадника были широкие, спина — не обхватишь. Борода и волосы оказались, правда, седыми, а в остальном — всё, как люди описывали.
— Дозволь слово молвить, царь Иданфирс, — сказал пастух.
— Говори, невр.
— Встретился я в степи с царём персов Дарием.
О том, что он стадо царю персов пригнал, пастух на всякий случай умолчал. Зачем без толку болтать?
— Так, встретились. Дальше что было?
— Дальше царь Дарий слова произнёс и велел их тебе отвезти как можно скорее, потом с твоими назад вернуться.
Пастух все слова передал. Ему слова для ответа вручили, и он поехал разыскивать персов. Вспоминая седую бороду и белые волосы, торчавшие из-под башлыка, он сокрушался: «Люди сказывали, воин в расцвете, а вышло, что старый дед».
Мог ли догадаться пришлый, чужого племени человек о том, что не каждому скифу было известно? Многие продолжали считать, что рядом с вороной четвёркой ехал царь Иданфирс. На самом деле это был его дядя по матери, родной брат старшей жены Савлия.
«Порода одна, башлык нахлобучил, со спины не поймёшь, — думала обвешанная золотом Гунда. Даже она не сразу сообразила, что Иданфирс вместо себя оставил возле повозки дядю. — Все они крепкие, словно дубы с корнями. На земле стоят — с места не сдвинешь, на коня взобрались — вросли в седло. Старшая жена старухой стала, в засохшую кору превратилась, а на самого Савлия могла узду накинуть. Умела старая ему печёнку клевать не хуже орла, что летал на Кавказский хребет».
— Эй, рабыня! — крикнула Гунда. — Как звали того, что людям огонь добыл, а боги его за это цепями к нашим горам приковали орлу на растерзание? Печень орёл клевал.
— Прометей — имя гордого титана, не пожелавшего унизиться перед самим Зевсом, — сказала Миррина, подъехав.
— Правильно сделали, что приковали, нечего против Папая идти. Его воля превыше всего, превыше человеческой.
— Против Зевса, царица.
— Папай ли, Зевс — всё равно царь богов, так же молнии с неба на землю мечет. Сказывай, что ещё на скифской земле происходило, какие такие истории приключались?
— Изволь, царица. Про златорунного барана помнишь?
— Чего там помнить? Его для Папая зарезали, шкуру на дереве укрепили и огненного змея стеречь поставили.
— Благодарственная жертва была принесена Зевсу, не Папаю.
— Если на ваших землях — то Зевсу, на наших — Папаю. Барану-то всё едино было, для кого его в жертву зарезали. Сказывай дальше, что с золотой шкурой случилось?
— Рассказ пойдёт о царе Пелии и о племяннике его Ясоне. Пелию было предсказано, что Ясон отнимет у него власть и воссядет на царство, вот Пелий и задумал избавиться от опасного родича. «Отправляйся, милый племянник, в Колхиду и привези золотое руно», — так сказал Пелий. Ясон задумался. Каждому в Греции было известно, что руно сторожит дракон. Ни днём ни ночью он не смыкает глаз.
— Огненный змей вроде наших дружинников, я — как руно, — сказала Гунда и коротко рассмеялась. Золотые цепочки дрогнули на полных, с наведённым румянцем щеках.
Миррина от жалости отвернулась.
— Чего морду воротишь, рабыня? Сказывай знай.
За время пути Миррина притерпелась к грубым окрикам. Разве можно в полную силу сердиться на обречённую?
— Пелий приказал, и Ясону пришлось повиноваться, — стала она рассказывать. — Корабельный мастер по имени Арго построил славный корабль с высокой мачтой и белым парусом. Корабль в честь мастера «Арго» назвали. Потом Ясон стал скликать аргонавтов — тех, кто на «Арго» в Колхиду [12] отправится. Много героев откликнулось на его зов. Явился даже Геракл. Он шёл, и земля дрожала под тяжёлой стопой.
— Сказывают, когда он на нашу землю ступил, то след в камень вдавился длиной в два локтя.
— А когда Геракл на палубу «Арго» вступил, то доски погнулись, — сказала Миррина и повела повествование дальше: — Едва заря расцветила небо, якорь был поднят, вёсла взлетели двумя крылами, и «Арго» чайкой помчался по вспененным волнам. Каждому аргонавту было определено место на скамье у вёсел. Один Орфей сидел на носу корабля. Его пальцы перебирали струны, он пел, и от сладостных звуков стихали бурные волны и зачарованные рабы поднимались с морского дна.
— И ты меня зачаруй, колдунья, заговори тоску.
— Я не колдунья, царица, а петь сколько угодно могу, хотя и не так прекрасно, как пел Орфей. Возьми меня вместо Одатис.
— Тьфу, привязалась, как лихорадка. Сказывай дальше.
— Подвигов без числа совершили герои. Обо всём рассказать времени не хватит. «Арго» достиг берегов Фракии, где бурный Истр выходит в море свирепыми рукавами.
— Широкая, знать, река. Сказывают, персы длинный мост перекинули, чтобы на нас войной идти, да той же дорогой с битыми мордами назад уберутся. Запомнят скифские степи и Понт.
— Так и будет, царица, — сказала Миррина. — А в те времена каждого, кто входил в Понт, подстерегали каменные Семплигады. Теперь-то они стоят, как положено скалам, а тогда сходились и расходились непрестанно. И стоило живому существу оказаться между ними, тут же расплющивали его, как огромные жернова. Аргонавты на хитрость пошли: выпустили сначала голубя. Полетел голубок, двинулись с двух сторон Семплигады. Море вспенилось и небо дрогнуло, когда скалы столкнулись. Да не успели они раздробить быстрокрылую птицу, вырвали пёрышко из хвоста и разошлись ни с чем. Аргонавты только и ждали, когда скалы расступятся. Взметнулись лёгкие вёсла. Чайкой помчался «Арго» и выскочил невредим. Руль на корме успели задеть Семплигады, другой добычи им не досталось. С той поры смертоносные скалы стали навеки недвижны. Открылась дорога в Понт эллинским кораблям. Вот какой подвиг совершили аргонавты по пути в Колхиду. Да про все геройства рассказать времени не хватит.
— Думаешь, персы время нам сократят? — спросила вдруг Гунда. От её внимания не укрылось, что Миррина два раза произнесла: «Рассказать времени не хватит».
— Как сократят, царица? Ещё двадцать два дня!
Стражники на мосту через быстротекущий Истр развязывали узелки, Арзак вёл счёт, выбрасывая серые камушки, Миррина вырезала зарубки на деревянном гребне. Зарубка — день.
— Ишь, сосчитала, — с усмешкой произнесла Гунда. — А персы со своим царём Дарием возьмут да счёт спутают. Двадцать деньков себе отнимут, два нам на потеху оставят.
Миррине сделалось страшно. Она ждала Арзака дней через пять или шесть. Ей было известно, что царь Иданфирс увёл персов в земли буддинов, и путь через степь свободен. Помехи она не предвидела.
— Царица, как могут персы сократить наши дни?
— Не
