частности, указывает пахотное орудие из оленьего рога, найденное в Квацхелеби и использовавшееся с помощью тягловой силы. Широкое применение в это время тягловой силы подчеркивается находками многочисленных моделей колес, а также моделей самих повозок (
Хачатрян Т.С., 1975, рис. 37). По-видимому, для вспашки земли использовалось рало древнейшего месопотамского типа.
Именно в эпоху ранней бронзы на Северо-Восточном Кавказе начинает складываться террасная система земледелия, активно развивавшаяся здесь в дальнейшем. Отсюда понятно, почему Дагестан считается одним из древнейших очагов мирового террасного земледелия.
В Закавказье и на Северо-Восточном Кавказе в III тысячелетии до н. э. культивировались различные виды пшеницы (круглозерная и мягкая голозерная и пленчатая) и ячменя (пленчатый, двурядный и шестирядный), а также просо и лен (Лисицына Г.Н., Прищепенко Л.В., 1977, с. 64–67). Причем наиболее распространенным видом пшеницы являлась мягкая пшеница (Бунятов Т.А., 1968, с. 23). Большие площади занимали посевы ячменя. Заслуживает внимания факт выращивания льна, использовавшегося для производства ткани. Любопытно, что отпечатки ткани на некоторых образцах керамики эпохи ранней бронзы обнаруживают льняное переплетение.
Находки в ряде поселений куро-аракской культуры косточек абрикоса, персика и черешни указывают на развитие уже в эпоху ранней бронзы в Закавказье отдельных садовых культур (Ханзадян Э.В., 1985, с. 18).
Безусловно, развитие земледелия в Закавказье и на Северо-Восточном Кавказе в эпоху ранней бронзы по сравнению с предшествующим периодом достигло довольно высокого уровня и приобрело интенсивный характер (Пиотровский Б.Б., 1949а, б; Бунятов Т.А., 1957; 1968; Джапаридзе О.М., 1961; 1980; Котович В.Г., 1961а; Киквидзе Я.А., 1963; 1976; Кушнарева К.Х., Чубинишвили Т.Н., 1971; Мунчаев Р.М., 1975; Кушнарева К.Х., Лисицына Г.Н., 1979; Абибуллаев О.А., 1982; Ханзадян Э.В., 1985; Гаджиев М.Г., 1987; 1991; и др.).
Другой важнейшей отраслью хозяйства племен куро-аракской культуры являлось скотоводство. В их стадах были все виды домашних животных (бык, корова, баран, овца, коза, свинья), включая собаку. В раннебронзовом веке начала активно практиковаться отгонная (или так называемая яйлажная) форма скотоводства (Мунчаев Р.М., 1975, с. 383–385; Гаджиев М.Г., 1987, с. 32). На раннем этапе развития куро-аракской культуры на многих поселениях разводили главным образом крупный рогатый скот, а в последующем заметно усилилась в животноводстве роль овцеводства. Хотя в ряде поселений, судя по остеологическим данным, предпочитали разводить крупный рогатый скот, а также свиней, можно считать, что именно с III тысячелетия до н. э. на Кавказе в целом намечается тенденция к увеличению поголовья мелкого рогатого скота. Она и привела к сложению здесь яйлажной формы скотоводства, при котором мелкий рогатый скот с весны до осени содержался на горных пастбищах — яйлагах.
Развитие скотоводства обеспечивало население необходимым количеством мяса и стимулировало производство различных молочных продуктов. Кстати, среди куро-аракской керамики выделены сосуды для приготовления сыра, масла и других молочных продуктов, и их хранения (Бунятов Т.А., 1968, с. 31, 32). Из шерсти овец и коз изготовляли ткани, которые подвергались окраске.
Как известно, в последнее время многих специалистов занимает проблема доместикации лошади и возникновения коневодства. В данной связи нельзя не обратить внимание на находки костей лошади в поселениях куро-аракской культуры: Шенгавите, Каразе, Эларе, Дидубе, Квацхелеби, Илто. При этом, например, в Шенгавитском поселении кости лошадей по количеству занимают третье место. Их специальное изучение показало, что они принадлежат доместицированным лошадям (Межлумян С.К., 1972, с. 6).
Благоприятные экологические условия, резкие сдвиги в развитии земледелия и скотоводства, гончарного дела, металлопроизводства и других видов ремесла, заметно усилившиеся межплеменные связи и взаимодействия способствовали значительному прогрессу в культурно-историческом развитии Закавказья и смежных с ним областей в раннебронзовом веке, охватывающем вторую половину IV–III тысячелетия до н. э. В указанный период оказались освоенными почти все районы этого обширного ареала, включая равнины, предгорья, горные и даже высокогорные зоны. Такой плотности заселения Южный Кавказ не имел, пожалуй, ни в одну из последующих эпох вплоть до средневековья. И таким единством материальной культуры не отличалась никогда эта огромная, составляющая ареал куро-аракской культуры территория, ни во II–I тысячелетиях до н. э., ни тем более в дальнейшем. Поэтому куро-аракская культура (или культурно-историческая общность) — это поистине огромное явление в древней истории Кавказа, большой исторический феномен, как, впрочем, и майкопская культура для Северного Кавказа, загадку которой во многом еще предстоит выяснить.
В настоящее время накоплен уже определенный антропологический материал по куро-аракской культуре, но изучен он недостаточно, крайне ограниченно до сих пор количество измеренных черепов (Азизян Г., 1963; Гаджиев А.Г., 1965; Абдушелишвили М.Г., 1966; Алексеев В.П., 1974; 1989; Алексеев В.П., Мкртчян Р.А., 1989). Носители этой культуры, судя по черепам из погребений в Шенгавите и Беркабере (Армения), характеризуют один из местных вариантов южной ветви европеоидов с ярко выраженной долихокранией. Считается, что куро-аракские популяции сближаются с некоторыми южными и вместе с тем имеют большое сходство с популяциями ямной культуры. Отсюда предположение о том, что «самое разумное — рассматривать зону куро-аракской культуры как промежуточную между севером и югом, населенную группами смешанного происхождения» (Алексеев В.П., Мкртчян Р.А., 1989, с. 132).
Чрезвычайно сложной является проблема этнической интерпретации куро-аракской культуры. До сих пор остается нерешенным вопрос о том, на каком или каких языках говорили племена — носители этой культуры. Этот вопрос, можно сказать, был поставлен со времени выделения куро-аракской культуры, но особенно активно он рассматривается в последнее 25-летие.
Суммируя все вышесказанное по данной проблеме, можно отметить три основные точки зрения (Джапаридзе О.М., 1961; 1976; Мунчаев Р.М., 1961; 1975; Крупнов Е.И., 1964; Меликишвили Г.А., 1965; 1967; Дьяконов И.М., 1967; 1968; Гамкрелидзе Т.М., Иванов В.В., 1984; Старостин С.А., 1985; Николаев С.Л., 1985; Гаджиев М.Г., 1987а; и др.). Согласно одной из них, носители куро-аракской культуры — предки картвелов или иберо-кавказцев в целом, согласно другой, они были индоевропейцами. Третья точка зрения сводится к тому, что часть населения Кавказа в эпоху ранней бронзы говорила на кавказских языках, остальная — на хуррито-урартских. Отмечу еще и недавно высказанное предположение о том, что наряду с древнейшим местным населением и хуррито-урартами в формировании куро-аракской культуры приняли участие индоевропейцы, обитавшие в прикавказских степях (Алексеев В.П., Мкртчян Р.А., 1989, с. 133).
Рассматривая куро-аракскую культуру как крупное исторические явление, мы приходим к выводу, что носители ее достигли в своем развитии порога цивилизации и государственности, но не перешагнули его. Аналогичным образом сложился культурно-исторический процесс в III тысячелетии до н. э. в отличие от Месопотамии и долины Нила и в некоторых других регионах Старого Света: в Анатолии, на Балканах, в Эгее, на юге Средней Азии и в Иране. В этом как раз и проявилась одна из закономерностей общеисторического процесса, заключающаяся в неравномерности социально-исторического развития отдельных областей в древности.
